– Я чувствую, – ответил он с тревогой, – будто ночь, всегда стоящая пред моими глазами, сделалась теперь темнее, чем когда-либо. Где мы сейчас стоим?
– У самой двери.
– Достаточно ли прочен пол, чтобы ходить по нему?
– Совершенно прочен, – ответила Розамонда, – иначе он не выдержал бы всей мебели. Давай пройдемся по комнате. – С этими словами она медленно подвела его к окну.
– Мне кажется, что свежий воздух стал ближе ко мне, – сказал Леонард, обращая лицо к одному из разбитых стекол. – Что теперь перед нами?
Розамонда подробно описала ему окно, и Леонард небрежно отвернулся от него, как будто эта часть комнаты не представляла интереса. Розамонда все еще стояла у окна, будто ожидая дуновения ветра. Недолгое молчание нарушил вопросом Леонард:
– Что ты сейчас делаешь?
– Я смотрю сквозь разбитое стекло и пытаюсь подышать свежим воздухом. За окном тень от дома ложится на одинокий сад, но от него не веет прохладой. Я вижу высокую траву и дикие цветы, переплетающиеся между собой. Недалеко от окна растет дерево, и листья его будто лишены всякого движения. Вдали слева виднеется белое море и тоненькая полоска песка, дрожащая от желтого зноя. Не видно облаков или голубого неба. Туман гасит яркость солнечного света и не пропускает ничего, кроме его свечения. В небе словно копится что-то угрожающее, и земля, кажется, знает это!
– Но комната, комната! – сказал Леонард, отводя ее от окна. – Не важен вид за окном, расскажи мне, на что похожа комната. Я не успокоюсь, Розамонда, пока ты не опишешь мне ее в подробностях.
– Сейчас, милый. Ты знаешь, что можешь рассчитывать на самое подробное описание. Вот только я сомневаюсь, с чего начать, и как убедиться, что ты увидишь вещи наиболее достойные внимания. У стены стоит старый диван, недалеко от окна. Я сниму передник и вытру с дивана пыль, так что ты сможешь устроиться поудобнее и послушать мое описание. Прежде всего, я полагаю, ты хочешь знать, насколько велика комната?
– Да, начни с этого. Попробуй сравнить ее с любой комнатой, которая была мне знакома до того, как я потерял зрение.
Розамонда огляделась, отошла к камину и медленно прошла вдоль стены, считая шаги. Вышагивая по грязному полу, она с детским удовольствием разглядывала розочки на своих домашних туфельках, приподнимала от пыли яркое муслиновое платье, демонстрируя причудливую вышивку на подъюбнике и блестящие чулки, которые облегали ее маленькие ступни и лодыжки, как вторая кожа. Она двигалась сквозь уныние, запустение, мрачную разруху, окружавшую ее, – очаровательный и живой контраст молодости, здоровья и красоты с мертвым мраком.
Она с минуту подумала и потом сказала:
– Помнишь, Ленни, голубую гостиную в доме твоего отца? Мне кажется, что эта комната так же велика, если не больше.
– Какие здесь стены? – спросил Леонард, положив руку на стену позади себя. – Кажется, они оклеены обоями?
– Да, красными выцветшими обоями, за исключением одной стороны, где полосы были оторваны и брошены на пол. По низу стены обшиты деревом. Панели потрескались во многих местах, и в них дыры, которые, похоже, проделали крысы и мыши.
– Есть ли на стенах какие-нибудь картины?
– Нет. Над камином висит пустая рама. А напротив – то есть прямо над тем местом, где я сейчас стою, – висит маленькое треснувшее зеркало, по обе стороны от него поломанные подсвечники. Над ним голова оленя с рогами, между рогами густая паутина. Из остальных стен торчат большие гвозди, но с них свисает только паутина и никаких картин. Теперь ты представляешь, какие здесь стены. Что дальше? Пол?
– Думаю, Розамонда, мои ноги уже рассказали мне, каков здесь пол.
– Возможно, они рассказали тебе, что он не покрыт ковром, но я могу кое-что добавить. Он неровный и в центре комнаты углубление. Он покрыт толстым слоем пыли, которая разносится ветром и образует странные волны. Ленни! Если мы ничего не обнаружим сегодня, то завтра придется снять эти доски. А пока я продолжу рассказывать о комнате. Ты уже знаешь, какого она размера, какое здесь окно, какие стены и какой пол. Есть ли еще что-нибудь, прежде чем мы перейдем к мебели? О да! Потолок. Я не могу хорошо разглядеть его, потому что он слишком высок. Вижу только большие трещины и пятна, и что штукатурка обвалилась в нескольких местах. По центру его висят две цепи, вероятно, когда-то там была люстра. Карниз запачкан, и я не могу различить, что на нем изображено. Ленни, тебе удалось представить эту комнату?
– Конечно, моя милая. Ты описала мне ее так же ясно, как описываешь все, что видишь. Теперь мы можем посвятить себя цели, ради которой сюда пришли.
При этих словах улыбка исчезла с лица Розамонды. Она подошла к мужу, положила руку ему на плечо и сказала шепотом:
– Когда мы открыли первую комнату, то начали с осмотра мебели. Мы думали, что тайна Миртовой комнаты может быть связана со спрятанными ценностями, которые были украдены, или бумагами, которые должны были быть уничтожены, или свидетельствами какого-то преступления. Может быть, и здесь осмотрим мебель?
– А много ее, Розамонда?
– Больше, чем было в той комнате.
– Больше, чем можно осмотреть за одно утро?
– Нет, времени нам хватит.
– Тогда начни с мебели, если нет лучшего плана. В этой ситуации я всего лишь беспомощный советчик и должен оставить ответственность за принятие решения на твоих плечах. Ты – глаза, которые смотрят, и руки, которые ищут; и, если тайна, от которой миссис Джазеф предостерегла тебя, может быть найдена простым осмотром мебели, ты раскроешь ее.
– И ты узнаешь ее, Ленни, сразу же! Мне не нравится, когда ты говоришь так, будто есть разница или превосходство моего положения над твоим. Итак, дай мне подумать. С чего мне начать? С высокого книжного шкафа напротив окна? Или со старого грязного письменного стола в нише за камином? Это самая большая мебель, какая только есть в комнате.
– Начни со шкафа.
Розамонда сделала несколько шагов вперед, но вдруг остановилась и посмотрела на противоположный конец комнаты.
– Ленни, я забыла одну вещь, когда описывала тебе стены. В комнате есть еще две двери, кроме той, через которую мы вошли. Сейчас я стою спиной к окну, и обе они справа от меня. Каждая из этих дверей на одинаковом расстоянии от угла, и каждая одинаковой величины и вида. Как ты думаешь, надо узнать, куда они ведут?
– Непременно. Но есть ли ключи в замках?
Розамонда подошла ближе к дверям и ответила утвердительно.
– Тогда открой их, – сказал Леонард и тут же прибавил: – Постой! Не в одиночку. Возьми меня с собой. Я не хочу сидеть здесь, оставив тебя одну, пока ты открываешь эти двери.
Розамонда вернулась к мужу и повела его к двери, которая была дальше от окна.
– А что, если за ней скрывается что-то ужасное?! – спросила она, слегка дрожа, и протянула руку к ключу.
– Скорее всего, она просто ведет в соседнюю комнату.
Розамонда резко распахнула дверь. Муж ее был прав – еще одна комната.
Они подошли ко второй двери. Розамонда раскрыла ее, заглянула внутрь и вдруг вздрогнула, резко отпрянула назад и с силой захлопнула дверь, издав слабый возглас отвращения.
– Не пугайся, Ленни, – сказала она, отводя мужа от двери. – Эта дверь ведет в пустой шкаф. Вот только по стенам его ползают отвратительные коричневые существа. Пойдем же, я провожу тебя до дивана, и мы узнаем, что находится в книжном шкафу.
Раскрыв дверцу верхней части шкафа, едва державшуюся на петлях, Розамонда обнаружила только пустоту. На каждой полке было одинаковое количество пыли и грязи, никакого следа книг и ни одного клочка бумаги.
Нижняя часть книжного шкафа была разделена на три отделения. В замке одного из них оставался ржавый ключ. Розамонда с некоторым трудом провернула его и заглянула внутрь: колода игральных карт, коричневых от грязи, рваный кусок ткани, сломанный штопор, лебедка от удочки, несколько обрубков табачных трубок, несколько старых бутылочек из-под лекарств и песенник со следами собачьих зубов. Вот и все, что она нашла. Описав мужу каждый предмет, Розамонда перешла ко второму отделению, дверца которого была не заперта. Внутри обнаружилось нескольких кусков почерневшей шерсти и футляр от ювелирного украшения.
Третья дверца оказалась заперта, но к ней подошел ключ от первой. Тут лежала только одна вещь – небольшой деревянный ящик, обвязанный лентой, оба конца которой были скреплены печатью. Розамонда описала шкатулку мужу и спросила его, имеет ли она право, по его мнению, сломать печать.
– Посмотри, нет ли какой надписи на крышке? – предложил он.
Розамонда поднесла ящик к окну, сдула с него пыль и на куске пергамента, приклеенного к крышке, прочла: «Бумаги. Джон Артур Тревертон. 1760».
– Думаю, ты имеешь право открыть эту шкатулку, – решил Леонард. – Если бы эти бумаги были важны, то едва ли ваш отец оставил бы их в старом шкафу.
Розамонда сломала печать, потом, не раскрывая ящика, посмотрела с нерешительным видом на мужа и сказала:
– Мне кажется, что это пустая трата времени. Как коробка, которую не открывали с тысяча семьсот шестидесятого года, может помочь нам раскрыть тайну миссис Джазеф и Миртовой комнаты?
– Но точно ли ее не раскрывали с тех пор? – заметил Леонард. – Не могли ли ее запечатать гораздо позже 1760 года? Посмотри, нет ли какой-нибудь надписи на ленте или какого-нибудь знака на печати?
– На печати ничего нет, кроме цветка, похожего на незабудку. На ленте я не вижу даже следа чернил… Кто угодно мог открывать эту шкатулку, потому что замок не удерживает крышку – дерево настолько прогнило, что выпала скоба.
Шкатулка оказалась полна бумаг. На верхней пачке было написано: «Расходы на выборы. Я победил с перевесом в четыре голоса. Цена – пятьдесят фунтов за каждый. Дж. А. Тревертон». На следующей пачке никаких пометок не было. Розамонда прочла на первой странице: «Ода на день рождения, адресованная Меценату нового времени в его поэтическом уединении в Портдженне». Дальше шли перевязанные бечевкой старые счета, записки, пригласительные билеты, рецепты и листки из букмекерских контор. На дне шкатулки лежал тонкий лист бумаги, видимая сторона которого была совершенно пустой. Розамонда взяла его и рассмотрела несколько букв и чернильных линий, пересекающих друг друга в разных направлениях. Она описала мужу все найденные бумаги и их содержание, и он объяснил ей, что эти линии и буквы представляли собой какую-то математическую задачу.