– Я все сделаю все, что угодно, обещаю, все, что угодно, – горячо ответила она, – лишь бы помочь вам вернуть ее! Если только она согласится со мной встретиться, я обещаю не сказать ни слова, которое ей не понравится. Я обещаю не задавать ни одного вопроса – ни одного, на который ей будет больно отвечать. О, какое утешительное послание я могу передать? Что я могу сказать?.. – Она растерянно замолчала, почувствовав, как нога мужа снова коснулась ее ноги.
– Ах, не говорите ничего больше! – воскликнул дядя Джозеф, собирая письма. Глаза его блестели, а щеки разрумянились. – Вы довольно сказали для того, чтоб Сара вернулась. Вы довольно сказали для того, чтоб заставить меня всю жизнь благодарить вас. О, я так счастлив, так счастлив, что душа моя едва держится в теле…
И он подбросил пачку писем на воздух, поймал ее, поцеловал и спрятал в карман.
– Вы же не уедете прямо сейчас? – спросила Розамонда.
– Как ни прискорбно, но я вынужден удалиться, – ответил старик. – Но я должен как можно скорее добраться до Сары. Только по этой причине я попрошу позволения оставить вас, с сердцем, преисполненным благодарности.
– Когда вы намерены отправиться в Лондон, мистер Бухман? – спросил Леонард.
– Завтра рано утром, сэр. Я окончу работу, которую должен доделать, сегодня ночью, а остальные дела поручу Самуэлю – моему другу и подмастерью – и уеду первым дилижансом.
– Могу я спросить адрес вашей племянницы на случай, если мы захотим написать вам?
– Она не оставила мне никакого адреса, сэр, только сообщила почтовое отделение, ведь даже в большом Лондоне страх все не оставляет ее. Но вот место, где я сам остановлюсь, – прибавил он, вынимая из кармана карточку с адресом. – Это дом одного моего земляка, отличного булочника, сэр, и вместе с тем прекрасного человека.
– Вы уже придумали, как узнать, где живет ваша племянница? – спросила Розамонда.
– Конечно, – ответил дядя Джозеф. – Я всегда очень быстро придумываю планы. Я явлюсь к почтмейстеру и скажу ему просто: «Мое почтение, сэр, я тот самый человек, который пишет письма к “С.Дж.”. Она моя племянница. С вашего позволения, я хотел бы узнать, где она живет.» Кажется, это неплохой план. Как вам?! – Он вопросительно развел руки в сторону и посмотрел на миссис Фрэнкленд с самодовольной улыбкой.
– Боюсь, – сказала Розамонда, отчасти позабавленная, отчасти тронутая его простодушием, – что на почте вам вряд ли скажут адрес. Мне кажется, лучше, если бы вы взяли с собой письмо для «С.Дж.», отдали его утром на почту, подождали бы у двери и потом проследили за человеком, которого ваша племянница посылает за письмами, адресованными на ее имя.
– Думаете, так будет лучше? – спросил дядя Джозеф, втайне убежденный, что его идея была, несомненно, гениальной. – Хорошо! Малейшее слово ваше, госпожа, это приказание, которому я от всей души повинуюсь.
Он вынул из кармана смятую фетровую шляпу и уже собрался откланяться, когда к нему обратился мистер Фрэнкленд:
– Если вы найдете племянницу здоровой и готовой к путешествию, то сразу же привезете ее в Труро? Дадите нам знать, когда вы оба будете дома?
– В тот же миг, сэр. На оба эти вопроса отвечаю: в тот же миг.
– Если пройдет неделя, – продолжал Леонард, – и мы не получим о вас никакого известия, надо ли будет заключить, что либо какое-то непредвиденное препятствие стоит на пути вашего возвращения, либо что ваши опасения на счет племянницы были обоснованными и она не в состоянии ехать?
– Да, сэр. Но я надеюсь, что вы получите от меня весточку до конца недели.
– О, и я надеюсь на это! – сказала Розамонда. – Вы запомнили мое послание?
– Я запечатлел каждое его слово здесь, – сказал дядя Джозеф, указывая на сердце. – Розамонда протянула ему руку, он поцеловал ее и добавил: – Я постараюсь отблагодарить вас за доброту ко мне и к моей племяннице, да благословит вас обоих Бог и да сохранит вас счастливыми. – С этими словами он поспешил к двери, приветливо помахал рукой, в которой была зажата старая мятая шляпа, и вышел.
– Какой милый, простой и сердечный человек! – сказала Розамонда, когда дверь затворилась за стариком. – Мне хотелось все рассказать ему. Отчего ты остановил меня, Ленни?
– Любовь моя, именно эта простота, которой ты восхищаешься, и которая мне также нравится, заставила меня быть осторожным. При первых звуках его голоса я почувствовал такую же симпатию к нему, как и ты, но чем больше он говорил, тем более я убеждался, что неблагоразумно сейчас же довериться ему – он мог сразу же рассказать твоей матери, что мы знаем ее секрет. Наш шанс завоевать ее доверие и поговорить с ней зависит от нашего собственного такта в борьбе с ее преувеличенными подозрениями и нервными страхами. Этот добрый старик, с самыми лучшими и добрыми намерениями в мире, может все испортить. Но давай надеяться, что ему удастся вернуть ее в Труро.
– А если не удастся? Если что-нибудь случится? Если она действительно больна?
– Давай подождем до конца недели, Розамонда. Потом будет достаточно времени, чтобы решить, что делать дальше.
Глава IIОжидание и надежда
Неделя ожидания прошла, а никаких вестей от дяди Джозефа в Портдженнскую Башню не поступило.
На восьмой день мистер Фрэнкленд отправил слугу в Труро с приказанием отыскать мебельную лавку мистера Бухмана и расспросить у человека, оставленного в ней, не получал ли он какого-нибудь известия от хозяина. Слуга вернулся после обеда и сообщил, что мистер Бухман прислал лишь одну короткую записку, в которой говорилось, что он благополучно прибыл в Лондон, где его радушно встретил его земляк, немецкий пекарь, и что он узнал адрес племянницы, но увидеть ее ему помешало некое препятствие, которое, как он надеется, будет устранено ко время его следующего визита. Больше никаких сообщений не было и потому срок его возвращения неизвестен.
Такой ответ не мог облегчить подавленное состояние духа, в котором последнюю неделю прибывала миссис Фрэнкленд из-за сомнений и ожиданий. Муж старался успокоить ее, напоминая, что упорное молчание дяди Джозефа могло быть вызвано не только ее нежеланием, но еще и ее неспособностью вернуться с ним в Труро. Помня о препятствии, на которое намекало послание старика, и принимая во внимание чрезмерную чувствительность и необоснованную робость миссис Джазеф, Леонард предположил, что послание миссис Фрэнкленд вместо того, чтобы успокоить ее, может лишь внушить ей новые опасения и, следовательно, укрепить решимость держаться подальше от Портдженнской Башни.
Розамонда терпеливо выслушала его объяснения и признала, что разумность их не подлежит сомнению, но настроение ее от этого нисколько не улучшилось. Предположение старика, что изменившийся почерк свидетельствовал об ухудшении самочувствия миссис Джазеф, произвело на Розамонду яркое впечатление, усилившееся благодаря воспоминаниям о бледном, измученном лице женщины, каким оно было, когда они встретились в Вест-Винстоне. Мистер Фрэнкленд не смог поколебать убежденность жены в том, что препятствие, упомянутое в письме дяди Джозефа, и молчание, которое он хранил после этого, в равной степени связаны с болезнью его племянницы.
Но теперь появился вопрос, гораздо более важный любого другого. Что следовало предпринять в отсутствие какой-либо информации из Лондона или Труро, когда уже прошла неделя и один день от оговоренного срока?
Первой мыслью Леонарда было немедленно написать дяде Джозефу по адресу, который он оставил во время последнего визита. Розамонда, услыхав о его намерении, воспротивилась этому плану на том основании, что ожидание ответа повлечет за собой серьезную потерю времени, а для них крайне важно не рисковать ни одним днем. Если болезнь помешала миссис Джазеф отправиться в путь, необходимо было немедленно встретиться с ней, ведь состояние ее могло ухудшиться. Если же дело было в том, что она им не доверяла, то надо было увидеться с ней как можно скорее, пока она не успела вновь скрыться в таком месте, где даже дядя Джозеф не сможет ее отыскать.
Правильность слов Розамонды была очевидна, но Леонард не решался вслух согласиться с ними, не желая отправляться в Лондон. Если ему придется ехать туда без жены, то из-за слепоты придется довериться посторонним и слугам при проведении расследования столь деликатного и частного характера. Если же жена поедет с ним, то их ждет множество задержек и неудобств, связанных с долгим путешествием с младенцем.
Розамонда отреагировала на оба этих замечания со свойственной ей прямотой и решительностью. Мысль о том, что муж может поехать один и оказаться в беспомощном и зависимом состоянии без ее присмотра, она сразу же отвергла как абсурдную. Второе возражение – опасения подвергнуть ребенка опасностям и тяжести долгого путешествия – она приняла, предложив отправиться до Эксетера в собственном экипаже, а там пересесть на поезд. Найдя решение всем трудностям, Розамонда вновь заговорила об абсолютной необходимости поездки в Лондон. Она напомнила Леонарду о том, что оба они заинтересованы в немедленном получении свидетельства миссис Джазеф о подлинности письма, найденного в Миртовой комнате, а также в выяснении всех деталей необычайного обмана, совершенного миссис Тревертон в отношении мужа. Она также упоминала о своем желание искупить вину за ту боль, которую она бессознательно причинила бедной женщине в Вест-Винстоне. Изложив мотивы, побуждавшие не терять времени и как можно скорее встретиться с миссис Джазеф, она снова пришла к выводу, что нет другого выхода, кроме как немедленно отправиться в Лондон.
Немного поразмыслив, Леонард согласился, что чрезвычайная ситуация была такого характера, что все попытки решить ее полумерами были невозможны. Он чувствовал, что вполне разделяет мнение жены, и поэтому решился действовать без замедления. Слуги были поражены, получив указания собрать чемоданы в дорогу и заказать лошадей на ранний час следующего утра.
В первый день путешественники отправились в путь, как только карета была готова, отдохнули в дороге ближе к полудню и остановились на ночь в Лискерде. На второй день они прибыли в Эксетер и заночевали там. На третий день они на поезде прибыли в Лондон между шестью и семью часами вечера.