Люк надел ремешок на шею, с грохотом забросил молоток в ящик с инструментами и посмотрел через линзы.
– Знаешь, как сфокусировать? – спросил Дэвид.
Люк покачал головой. Дэвид подошел и показал мальчику, что надо делать.
– Видишь, у тебя здесь два изображения. Теперь переламывай линзы, то к носу, то от него, пока не получишь одну картинку, – объяснял Дэвид. – Только одну. Потом крутишь это колесико, пока то, что тебе хочется рассмотреть, не станет четким и ясным.
Люк попробовал, нацелив бинокль на Кэмпбелла.
– Эй! – с улыбкой окликнул он.
– Разобрался, да?
– Ага!
– Вот и славно.
Мальчик направил окуляры на поле и снова подкрутил колесико.
– Колоссально!
«Опять у Черепашек-ниндзя нахватался», – подумал Дэвид. Ему было интересно, кто был у Люка в любимчиках – Микеланджело или Донателло. Сам он склонялся в пользу Леонардо, хотя и признавал, что в остальных Черепахах тоже есть своя сила и прелесть – в отличие от того же Хи-Мэна, этого блондинистого беспросветного дуболома.
– Ну как, нравится он тебе?
– Ага!
– Разрешаю тебе попользоваться им на время.
– А на какое время?
– Пока ты у нас в гостях.
– А потом мне придется вернуть его обратно?
– Посмотрим.
Люк казался обнадеженным. Дэвид предположил, что мальчик вошел в тот возраст, когда дети очень любят владеть вещами.
– А можно я осмотрю округу?
– Валяй.
Люк направился мимо дубов в поле, остановился, обернулся и навел фокус на окна дома. Кэмпбелл зажег сигарету, и они понаблюдали за мальчиком какое-то время.
– Похоже, славный мальчуган, – заметил Кэмпбелл.
– Так оно и есть.
– Я против детей ничего не имею, – сказал Кэмпбел. – Так что, если он будет крутиться поблизости, когда мы начнем работать, возражать не стану. Иногда такое мальчишке во благо – почувствует себя полезным. Особенно мальчишке с проблемами.
– Проблемами?
Дэвид ни словом не обмолвился в разговоре с Кэмпбеллом ни о самом Люке, ни об истории с Клэр и Стивеном. Лишь упомянул, что Люк – его крестник и что они с Клэр какое-то время поживут тут.
– Я и сам вырастил двух мальчишек и девчонку, – сказал Кэмпбелл, – и построил много домов для множества людей. Всякое проявляется в людях, когда они строят дома. Порой – что-то весьма неприглядное. Ты скажешь, мол, стресс. Конечно, ведь столько денег угрохали. Дом – серьезная инвестиция. Приходится принимать много решений, только на первый взгляд незначительных – да только вот ничего подобного; они, черт возьми, все и решают. Не говорю, что повидал все на своем веку, но разок видел, как довольно хороший парень пинает своего пса только потому, что окна не подвезли ко дню, когда мы уже были готовы их поставить. У ребятни тоже бывают проблемы. И иногда ты их замечаешь.
Длиннее этой тирады Дэвид от Кэмпбела еще не слышал.
Строитель достал очередную сигарету и указал на террасу у них над головами.
– А там положим шпунтованную распиленную на четвертины пихту, – проговорил он. – Только с пристройкой закончим. Сам увидишь, смотреться будет очень красиво.
Люк подошел к краю поляны и поднес бинокль к глазам. Лес сразу попал в фокус. И неожиданно показался очень глубоким.
Мальчику было интересно, можно ли туда зайти и водятся ли там медведи. Он задавался вопросом, умеют ли медведи лазать по деревьям или их нужно искать на земле.
Что ж, Люк собирался туда зайти. Он ощущал себя исследователем, разведчиком, выслеживающим индейцев или медведя.
Далеко в лес он не пойдет.
В лесу было прохладнее, влажнее. Мальчику нравилось чувствовать воздух на лице и голых руках. Нравился запах зелени. Люк порадовался тому, что не надел шорты – местами кустарник смыкался так тесно, что приходилось продираться сквозь. Люк знал достаточно, чтобы остерегаться колючек и обходить их стороной.
В ряде мест, где кустарник рос не очень плотно, Люк бросался в самую гущу, а потом прорывался сквозь ветки так, как будто бы по пятам со скоростью автомобиля гнался медведь. А потом мальчик приблизился к куче деревьев и притормозил, и лишь мягкие коричневые иголки хрустели под кроссовками.
В каком же он оказался месте?
Люк стоял на холме посреди сосновой рощи, и вокруг было тенисто.
Люк поднял бинокль. Осмотрел окрестности, насколько хватало глаз, высматривая индейцев, пробирающихся сквозь заросли у подножия.
Это было весело.
Это было страшно.
Отчасти было страшно, потому что сама игра была страшной, ведь индейцы и медведи страшные по своей природе, а отчасти дело было в лесе, ведь лес – дикое место. Люку никогда раньше не доводилось бывать в диких местах, и в каком-то смысле он тут действительно сделался исследователем. По этой части все было взаправду.
В кустах слева что-то зашевелилось, мальчик услышал шорох, но к тому времени, когда повернулся и сфокусировал бинокль, звук исчез.
Над Люком были птицы, и он мог слышать, как они перекликаются друг с другом. Люк решил попытаться отыскать их гнездо. Ведь он был исследователем, страдающим от голода в лесной глуши, и нуждался в птичьих яйцах, чтобы не умереть.
Движимый голодом, он побрел на самую вершину холма.
Обессиленный, Люк поднял бинокль. Внимательно осмотрел деревья.
Он сразу увидел деревянный настил.
Тот располагался между ветвями дуба на соседнем холме. Холм этот был чуть выше того, где стоял сам Люк. Оттуда получится разглядеть всю округу.
От голода не осталось и следа.
Люк побежал вниз по склону холма, пока земля под ногами не стала мшистой, скользкой. Тогда он перешел на шаг. Огибал колючки. Склон оказался каменистым и не слишком крутым, так что подъем давался легко.
И вот он наконец.
Домик на дереве был старым. Люк не знал, насколько именно старым, однако дерево успело посереть, обветриться, как крыльцо Дэвида. Люк прикинул, не опасно ли туда лезть. Было довольно высоко. Может, раз в пять выше самого Люка.
Жуть.
Падать ему не хотелось.
Прибитые к стволу дуба ступени казались надежными. Деревяшки были толстыми, каждая – закреплена двумя большими гвоздями по краям, и, насколько мальчик мог видеть, среди них не было ни одной расколотой.
Он начнет подъем – а там уж посмотрит, как пойдет...
Дерево росло под углом, слегка кренясь, – восхождение давалось без труда. Вниз Люк не смотрел, только вверх – чтобы убедиться, что следующая доска над ним безопасна. Одна планка сверху треснула с одного конца от забитого гвоздя, поэтому мальчик потянул за нее, чтобы проверить, не оторвется ли. Сдюжила. Он полез дальше.
И вскоре добрался до цели.
Площадку со всех сторон окаймляли перила, доходившие Люку примерно до пояса. Они держались на четырех столбах. Он ухватился за один из них и покачал. Столб немного шатался, но держался достаточно прочно.
Люк поискал взглядом проломы в поверхности настила. Повсюду валялись листья, так что всю площадь мальчик осмотреть не мог, но то, что все же увидел, не вызывало особых тревог.
Он вскарабкался на настил.
Встал на ноги и сощурился от солнечного света.
Люку казалось, будто он на вершине мира.
Отсюда было видно весь лес до дома Дэвида. Люк немного удивился тому, насколько дом далеко и как глубоко в лес он забрался. Мальчик поднес бинокль к глазам, намереваясь увидеть Дэвида или мистера Кэмпбелла, но ничего не вышло – там росло слишком много деревьев.
Люк посмотрел вниз. И удивился снова.
Он действительно высоко забрался.
Вглядываться в даль Люку почему-то показалось приятнее, чем смотреть вниз, и именно этим он и занялся. Он осторожно прошел к другому краю настила, проверяя на прочность каждую доску, перед тем как ступить. Доски держали. Сквозь кроны деревьев на Люка поблескивало небо. Он вновь поднял бинокль. И был поражен.
Отсюда можно было увидеть море.
И, едва подумав об этом, он ощутил и его запах. Нечто соленое и пахнущее морскими водорослями доносилось до Люка с ветром. Почему-то запах напомнил мальчику кошачье дыхание. Приятное, но с легкой гнильцой.
Запах пробудил в Люке воспоминание, как однажды отец взял его с собой в Сэндвич. Большую часть дня они проторчали в баре с каким-то отцовским другом. «Дела», – объяснил отец Люку тогда, хотя на деловую их встреча не особо-то походила. Но позже, тем же днем, отец разрешил Люку спуститься к океану, к скалам одному и посмотреть, как ползают под водой крабы. Может, тогда отец с другом и обсуждали дела, Люк не знал. Ему удалось разглядеть нескольких крабов, и, когда отец вернулся, уходить очень не хотелось.
Люк заплакал. И отец ушел, оставив мальчика одного.
Люк задавался вопросом, как далеко отсюда находится океан. Нельзя было сказать точно.
При мысли об отце Люк, как это всегда бывало, расстроился и рассердился, в груди защемило тоскливо. Захотелось что-нибудь ударить или пнуть. Казалось, вокруг ни души, только сам Люк, и неважно, где он – в домике ли на дереве совсем один или сидит за партой в школе с учителями и другими детьми вокруг. Испытывать подобное чувство было совсем несправедливо. Люк понимал, что на самом деле он не один. Глупо было так думать, ведь мама всегда рядом, у него есть Эд и Томми, есть друзья – и все же дурацкое одиночество никуда не делось. Все еще хотелось что-нибудь пнуть или ударить.
Здесь, наверху, он не осмелился пинать ничего, кроме, может быть, листьев. От пинков по куче листвы лучше Люку точно бы не стало. Тем не менее он все равно по ней пнул.
И что-то зашуршало по настилу.
Что-то белое.
Он присел на корточки и разгреб листву.
Кости!
Люк не знал, чьи именно, но это кости, да. Маленькие, большинство размером с пластиковые косточки модели тираннозавра, стоявшей на столе у мальчика дома. Немного грязные от лежания под листьями. По ним ползали маленькие красные муравьи.