Белл кивает и слегка улыбается. Он видит, что ей это совсем не нравится. Но она будет делать то, что ей скажут. Все будут делать.
– Ладно, пора ужинать. Может, она и не голодна, но я-то точно голоден. После ужина займемся распределением обязанностей. Все согласны?
Это было сказано таким тоном, что никто не посмел возразить.
Даже Пегги кивнула в знак согласия.
Глава 12
Пегги предполагала, что отец зайдет в ее комнату сегодня вечером. Он остановился в дверном проеме, освещенный светом из прихожей, и посмотрел сперва на Дорогушу, мирно спящую у окна, а потом – на нее. После подошел и сел рядом с ней на кровать.
– Как у тебя дела в школе, все нормально? – спросил он.
– Конечно, папочка.
И хотя это было не так, но именно это он и ожидал услышать. И услышал. Интересно, распознал ли он ложь? Просто проигнорировал ее? Он, без сомнения, был на это способен.
– Ты – хорошая девочка, Пег. В твоем возрасте иногда бывает трудно, но ты должна помнить, что нужно смотреть на вещи с разных сторон. Скоро получишь права, верно? У тебя хорошие оценки. Сможешь поступить в колледж. Подумай об этом.
– Хорошо, папа.
Она мечтала о колледже. Мечтала выбраться отсюда.
А тут еще и это новое безумие.
Казалось, он мог читать ее мысли. И это было не в первый раз.
– Я знаю, что ты расстроена из-за этой женщины. Не расстраивайся. Мы творим мицву, Пегги, как говорят евреи. Благо. Ты это поймешь. – Он улыбнулся, положил свою руку ей на плечо, медленно наклонился и поцеловал ее в лоб, затем нежно сжал ее пальцы в своих.
– Люблю тебя, малышка, – сказал он.
– Я тоже люблю тебя, папочка.
Это была их ежевечерняя мантра – еще с тех пор, как она была маленькой.
Глупое утверждение – и не менее глупый ответ.
Она уже выросла, и терпеть не могла эти полные фальши слова-капканы.
Он встал с кровати и повернулся, и Пегги увидела, что мать стоит в коридоре и тихо наблюдает. В эти дни мать, казалось, только и делала, что наблюдала.
Ей было интересно, всегда ли она была такой. Может, Пегги в детстве просто этого не замечала. Была ли мать такой же инертной в ее возрасте, когда они с отцом встретились в том же школьном коридоре, где она сама ныне ходит каждый день? Или же это произошло постепенно, со временем, это соскальзывание – и если да, случится ли это когда-нибудь и с ней? Унаследует ли она это проклятие – постепенно раствориться в тени желаний какого-то неведомого мужчины?
Она боялась, что так и случится. Но какое-то время она многого боялась.
Крис не выказал ни малейшего недовольства тем, что она наблюдала за ними, и Белл подумала, что это хорошо, потому что ей нужно было попытаться серьезно поговорить с ним. Он нежно положил руку ей на затылок, когда они вместе шли в свою комнату.
Оказавшись внутри, она включила прикроватную лампу. Крис закрыл дверь и начал раздеваться – сначала расстегивая рубашку, как он всегда делал, спиной к ней, – когда она положила руку ему на плечо. Она постаралась не казаться слишком обеспокоенной.
– Крис, милый, мы можем минутку поговорить? О той женщине. Ты действительно думаешь, что мы должны...
Он резко повернулся, ее рука упала с его плеча, и вдруг ее лицо запылало.
Он поднял другую руку, как будто собирался снова влепить ей пощечину. Его глаза превратились в блестящие щелочки, он стиснул зубы, губы вытянулись в струнку.
– Господи, Крис!
Он медленно опустил руку вдоль бока.
Он не бил ее с момента аборта, того, что она считала абортом, хотя,слава богу, не было ни врачей, ни клиник, ни очередей протестующих. Он не бил ее с тех пор. Но даже тогда у него не было причин. Она лишь сказала, что есть и другие пути, кроме того, что он предложил.
Ее лицо горело, в ушах звенело.
«Ты ублюдок, – хотела сказать она. – Сукин ты сын. Я этого не заслужила».
Он повернулся, выскользнул из рубашки, сбросил тапочки, расстегнул брюки, стянул их с ног и аккуратно сложил рубашку и брюки на стул в углу.
Затем сел, похлопал по кровати рядом с собой и улыбнулся ей.
– Давай немного поспим, Белл.
Он перебрался на свою сторону кровати. Взбил подушки. Натянул на себя одеяло и просто лежал. Она не спеша разделась, облачилась в ночную рубашку, села перед зеркалом и расчесала волосы. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, просто так не уснет. Уж точно не сегодня... и еще долго не сможет уснуть.
Она подумала: «Если бы я знала об этом тогда, вышла бы я за него замуж?»
У нее было много вопросов о себе. Всегда. Но на этот вопрос она знала ответ.
Брайан прислушивался в темноте, ожидая, когда дом успокоится. Когда все уснут.
Убедившись, что это так, он встал с кровати, подошел к окну напротив и как можно тише поднял жалюзи. Во дворе стояла тишина. Не лаяли и даже не скулили собаки. Не было слышно пения ночных птиц. Даже сверчков – и тех не слыхать. Внизу, у пруда, стрекотали бы сверчки и квакали лягушки, но здесь? Ничего. Лунный свет и мертвая тишина.
Он уставился на дверь фруктового погреба.
И там тоже – тишина.
Ему стало интересно, что она там делает.
Как она выглядит, вися в темноте.
Она смотрит на месиво из еды и стекла перед собой. Кровь из уха попала в еду. До еды можно легко дотянуться, но она к ней не прикоснется.
Она слышит справа от себя слабый шорох, доносящийся из-под старого сундука в другом конце комнаты. Ей не нужно нюхать воздух, чтобы понять, кто издает эти звуки. Запах слышен уже давно. Звуки издают мыши, и теперь она видит их, трех, робких, но все же спешащих к ней короткими перебежками.
Три маленькие коричневые мышки наконец-то находят еду – и накидываются на то, чего она сама не хочет.
ЧАСТЬ IIГлава 13
Утро было ясным, в воздухе чувствовалась свежесть перед наступлением дневной жары. Крис, не торопясь, ехал на работу с открытыми окнами по прибрежным дорогам. Вид этих дорог невольно наводил его на мысли о женщине в подвале – и о том, по каким же она ходила дорогам в свое время. По дорогам, где нет закусочных «На скорую руку», «Пончики Робина» или «Желтая подводная лодка».
Он думал о женщине, бродящей в одиночестве вдоль канадского побережья.
Он мог доехать от дома до работы за полчаса, но сегодня ему потребовалось целых три четверти часа, прежде чем он миновал гостиницу «Прибой», магазин «Интересности минувших лет», библиотеку и здание суда – и оказался в центре города. Припарковался он на своем обычном месте перед книжным магазином «Древо познания».
Когда он поднялся по лестнице в свой кабинет, Бетти, конечно же, уже сидела за компьютером. На ней было красивое зеленое платье без рукавов. Она знала, что это платье ему нравится – да и потом, оно само по себе очень шло ее вьющимся рыжим волосам. Она поприветствовала его своей обычной улыбкой и словами:
– Доброе утречко, мистер Клик.
Голосок у нее был энергичный и сладкий, как сахарный сироп.
– Доброе утро, Бетти. Как у нас дела с миссис Ольденбург? Довольна составленными документами?
– Она их подписала, даже не читая.
– Прекрасно. Хотя я всегда советую читать документы перед подписью.
Бетти глянула на настольный календарь.
– У вас обед с Дином в полдень. Затем суд в два и встреча с представителями «Экзон» в половине четвертого. Они что, взаправду собираются снести здание той компьютерной конторы Мак-Аллена?
– Не снесут, если мы вместе с городским советом сможем этому помешать. Не хватало только заправочной станции в трех кварталах от «Канадского королевского банка». Бумаги по делу Дефуриа готовы?
– Да, только их нужно распечатать.
– Что ж, принеси их сюда, когда закончишь, вместе с чашкой кофе, и мы ими займемся. Заранее спасибо, Бетти.
У Бетти была одна забавная привычка. Всякий раз, когда она возвращалась к своему компьютеру после разговора с ним или с кем-то еще, она делала глубокий вдох, как будто собиралась нырнуть под воду. Что еще более выпячивало и так достаточно внушительные под одеждой груди. Он не раз представлял, каковы эти груди без одежды. Но все-таки он – юрист, а она – помощница юриста, и они оба прекрасно знают все о домогательствах на рабочем месте. Хотя он был уверен, что Бетти влюблена в него.
Но все же.
Может быть, когда-нибудь он найдет причину уволить ее. Но осторожно. Это должно быть что-то серьезное. Может, какой-нибудь крупный клиент на нее пожалуется. И что он тогда сможет сделать? Господи, прости, Бетти, но ты же знаешь этих парней с большими деньгами. Они всегда добиваются своего.
Но она очень хорошо справляется со своими обязанностями. Будет жаль потерять ее. Но никогда нельзя сказать наверняка.
Пег смотрела, как ее класс делает растяжку на поле. И хотя трибуна были жесткой, но лучше было сидеть здесь, чем быть там.
Миссис Дженнингс пронзительно свистнула – да так, что Диди Хардкофф заткнула уши. Пег ненавидела этот проклятый свисток – все его ненавидели. Девочки выстроились поперек дорожки. Учительница была одета в цвета средней школы – зеленые шорты, белую блузку. Она была плоскогрудой, с короткими массивными ногами и мужской походкой. Пегги задумывалась, не лесбиянка ли она. И хотя она была замужем, в наше время это мало что значило.
– Бежим восемь кругов, дамы.
Снова раздался свисток. Девочки, казалось, издали один всеобщий вздох и пустились рысью. Миссис Дженнингс увидела, что Пег сидит на трибуне и подошла к ней.
– Пег, ты сегодня снова себя плохо чувствуешь?
«Ну, это же очевидно», – хотела ответить Пег. Ей не понравился тон учительницы. То ли сарказм, то ли обвинение. Но учителям наплевать, каким тоном они разговаривают с учениками, так ведь?
– Да. Не очень хорошо.