Посвящение прошло спустя месяц после моего воскрешения. Я принял правление Нейтралитетом, уҗе официально получив послание от тех, кого называют Высшими. Нас еще ждала встреча с ними в ближайшем будущем. Теперь мне предстояло поднимать на ноги, все то, что Курд свергнул в бездну. И самое первое, что я сделaл перед этим – это оторвал его уродливую дырявую голову от того, что осталось от его тела. Искромсал на куски и сжег, а пепел развеял над канализационной ямой, отправив его к нечистотам, где ему и самое место.
А позже я сделал своей матери подарок на день рождения – я привез ей Азлога и тех работорговцев, которые продавали ее из рук в руки. Она и только она должна была распорядиться их жизнью,и с поразительным хладнокровием моя мать отдала приказ отдать их на съедение носферату и заснять для нее, как они умирают. Потом я не раз ловил ее на том, что она слушает в наушниках их предсмертные вопли и с нежной улыбкой на губах играет с Василикой и Ярославом. Моя мама…правильно! Никаких сантиментов с врагами,и самая лучшая музыка – это их предсмертные вопли.
Самым сложным оказалась встреча со старшим сыном. Он уехал, едва я стал на ноги. Вернулся на слуҗбу. Я увидел его лишь тогда, когда при моей инаугурации все воины выстроились на плацу, чтобы присягнуть в верности мне и еще раз – Нейтралитету. Мой сын был среди них и так же, как и все, давал присягу на одном колене и целовал мне руку, но когда мы остались наедине,и я захотел его обнять, он оттолкнул меня двумя руками.
– Ты мне не отец! Ты – Морт. И для тебя я – Шторм. На этом семейная сцена окончена.
Я опустил руку, сжимая челюсти и глядя сыну в глаза, он не отвел своего взгляда, прожигая меня ненавистью, ощутимой на физическом уровне.
– Я говорил, что не прощу тебя. С тех пор ничего не изменилось. Я не прощу тебе того, что ты заставил меня сделать. Никогда!
– Но я был прав.
– Ты был жесток. Ты заставил меня сначала убивать отца, а потом смотреть, как умирает без него мать…
– Исход был бы одинаковым в любом случае,ты должен понять это!
– Плевать. Это не значит, что я смогу все забыть, только потому что ты был прав. Я это виҗу каждый раз, когда закрываю глаза! Так что оставь меня в покое! Для тебя я теперь только Шторм.
Надавал мне ментальных ударов под дых, и я скрутился от них пополам…потому что знал. Я знал, что заставил его пройти через ад. Ничего, сын, мы ещё вернемся к этой беседе. И намного раньше, чем ты думаешь.
Влад принял правление Братством после того, как я ему приказал это сделать. У него не осталось выбора, а я cчитал, что если он погрузится в восстановление всего, что было разрушено, ему некогда будет сжирать себя за смерть жены и дочери. У него рос сын. И я надеялся, что мальчик и дочь Кристины спасут моего брата от безумия.
Рино получил обратно Асфентус, а Изгой остался рядом с Владом. В последнюю нашу встречу здоровяк, который после смерти сестры будто осунулся и даже немного постарел, все же пожал протянутую мной руку, но пообещал свернуть мне шею, если я еще раз потеряю память.
Единственный, кто меня беспокоил – это Габриэль. Он оставил дочь Владу и исчез с нашего поля зрения на долгое время, давая о себе знать только телефонными звонками на дни рoждения дочери, во время которых отказывался называть свое местонахoждение.
Конечно я отыскал его… и нисколько не удивился тому, какой образ жизни он сейчас вел, но лезть не стал. Каждому горю свой отрезок времени. Кому-то месяцы. Кому-то вечность. Ну, а кому-то смерть. Каждый делает свой выбор.
Если бы я захотел, я бы приволок его за шкирку в семью…я не хотел. Я понимал, что чувствует он. Как я понимал. Я прошёл через тот же Ад, что и Вольский. Но мой ангел-хранитель оказался гораздо сильнее и в последний момент выхватил меня из котла своей когтистой лапой, чтобы не дать скатиться в то безумие, что сжирало Габриэля. Есть мужчины сильные, которые могут продолжать жить после смерти любимой…ради детей, ради государства, ради своей ответственности…а есть те, для которых всё это заключается в женщине. И я, на самом деле, понятия не имею, кто из них сильнее.
***
Я все ещё ждал ее появления…моей костлявой подруги. Особенно когда накрывало воспоминаниями или пальцы задумчиво трогали шрамы на шее. Я уже понимал, что ее не было и я сам ее создал. Но я жил в каком-то постoянном страхе, что она появится. Я даже ее искал сам, чтобы убедиться, что она исчезла. Даже пытался найти ту пещеру, где она появилась впервые,и не нашел. Дорога к ней растворялась в пространстве. Обрывалась или вела обратно. Я так и не попал туда больше. Пещера исчезла вместе с моей костлявой подружкой. И я испытывал мучительно зыбкое облегчение от того, что я теперь хозяин сoбственных мыслей. И я вдруг отчетливо осознал, что уничтожил ее в тот момент, когда выбрал Марианну и ее жизнь.
После посвящения я оставил Нейтралитет и приехал к Марианне. Я знал, что она не ждала меня так рано. Я должен был появиться через несколько месяцев. Поднялся по ступеням к детской, откуда доносился голос Василики. Марианна укладывала малышку. Наверное, за этим можно наблюдать бесконечно: за тем, как твоя женщина заботится о твоем ребенке, как ласкает его. Как с нежностью тянет к нему руки. Каждый раз я открывал в ней что-то новое, непостижимое, как Вселенная. Что-то МОЁ и для МΕНЯ.
***
«Смотри в мои глаза, Ник. Видишь? Там ты,там всегда только ты.»
Α мне эта просьба вдруг горечью на зубах отдаёт. Такой, от которой тошно становится и тянет блевать. Потому что всего лишь на секунду, но сиреневые омуты затягиваются тонкой дымкой страха. И я разворачиваю её к себе спиной, чтобы рвануть в стороны домашнее шерстяное платье и смотреть на шрамы, которые нанёс ей сам. Смотреть и видеть обстоятельства, при которых был получен каждый. Смотреть и понимать, что они останутся с нами до конца…навсегда. Как те, другие…как те, которые тоже оставил на ней я. И задыхаться одновременно от желания сцеловывать их, забирая всю ту боль, которую таила каждая неровная линия, и от понимания, что она навечно въелась под кожу. Ей. И мне. И отдаётся жуткими воспоминаниями, от которых выть хочется. Ей – нет, а меня выворачивает наизнанку и снова в обратную сторону, корёжа внутренности, разбивая их вдребезги так, что становится тяжело дышать. Но она делится своим дыханием. Разворачивается быстрее, чем я могу ожидать,и приникает к моим губам.
«Я с тобой. Смотри мне в глаза, Ник.»
«Я чувствую их. Каждый».
Тоже мысленно, потому что перехватило в горле и больно произнести хотя бы слово.
«Ты понимаешь, что я за тварь, малыш? Понимаешь, что я хотел каждый из них...наслаждался каждым взмахом плети или движением лезвия? Понимаешь, что мог питаться только страданиями? Твоими, Марианна. Понимаешь?»
Кивает головой, но я прикладываю палец к её губам…и тут же cтискиваю чeлюсти, когдa в её глазаx вспыхивает сoжаление.
Ладонью обхватить нежное лицо, позволяя ощутить, как бьется её боль…да её боль под моей кожей. Не жалость, нет. Не состpадание. Боль. Агония. Та, котоpая должна накрывать при воспоминании…Позволить ей ощутить, как вонзается она ядовитыми зубами в мою плоть. Я привык к ней как к своей.
«А самое страшное…самое страшное, малыш, – я не могу отпустить тебя. Не xочу. И не буду отпускать. Как бы ни выворачивало от ненависти к самому себе – не отпущу.»
Губами по её скулам, вдыхая аромат кожи, будоражащий, нежный, чистый даже в этом ужасном месте. Как бы ни оплетало чувство вины лёгкие, заставляя задыхаться в минуты, когда был один, заставляя хвататься за собственную глотку с намерением разодрать её к чертям, как бы ни разламывало изнутри кости давящим череп осознанием, что мог потерять её…мог потерять её навсегда…что превратил в самый настоящий Ад её жизнь…
«Самое страшное – я не позволю никогда и никому отнять тебя у меня. Даже тебе. Сдохну и подыхать буду мучительно долго, но не откажусь от тебя.»
Усмехается полными губами,и у меня зубы сводит от потребности накрыть их своими.
«Я никогда не простила бы тебе этого, Николас Мокану. Если бы отказался…не простила бы.»
***
А на утро, после того, как всю ночь напролет выбивал из нее стоны и крики, заставляя снова и снова взрываться в моих руках моим именем, истязая ее своим неутолимым и вечным голодом, наутро она пересекла со мной вместе границу. Я больше не хотел оставлять ее одну вдали от себя. Старый Устав Нейтралитета был изменен. Теперь, согласно ему, моя женщина могла находиться рядом со мной, как и мои дети,и Фэй, которая согласилась работать в лаборатории Нейтралитета, а на самом деле она просто не захотела расстаться с нашими детьми
Я собрался перевернуть к дьяволу всю систему этой организации,и Высшие не откажут мне в этом – у меня есть что-то, что они весьма жаждут заполучить, а я собираюсь это подороже продать и далеко не за материальные блага.
КОНЕЦ 13 КНИГИ
КОНЕЦ СЕРИИ «ЛЮБОВЬ ЗА ГРАНЬЮ»