Охраняли штурмовики реактивные истребители-беспилотники, по четыре на каждый, и самоходные батареи ПВО. Армия была неуязвима с земли и воздуха.
Первая фаза наступления прошла успешно. Ранним апрельским утром тишина над Пардаугавой взорвалась ревом артподготовки. Час артиллерия перепахивала прилегающие к реке районы. Двести орудий на километр фронта сровняли с землей то, что еще стояло спустя десять лет войны. За огневым валом через реку стали переправляться войска. Часть – прямо в Пардаугаву, часть – спустились к устью и высадились в Даугавгриве, Болдерае, Юрмале. Боевики Халифата, попавшие между молотом и наковальней, ошалело метались между горящими зданиями и ни о каком сопротивлении не помышляли. Казалось, небо обрушилось на город. Все горело, взрывалось, рушилось; смерть собирала обильный урожай. Огонь с неба безжалостно подавлял любое сопротивление, а на земле, все ближе и ближе, раздавалась тяжелая поступь панцергренадеров.
Пробив коридоры для наступающих войск, передовые отряды остановились. Мимо них на запад, на Тукумс и Елгаву шли свежие части. Вырвавшись за пределы городских кварталов, стальные ручейки сливались в широкий поток, формируя ударные кулаки. К вечеру утомленные командиры передовых частей с гордостью докладывали командующему группировкой генералу Берзиньшу: все цели первого этапа достигнуты, враг в панике бежит.
Группа «Дёниц» на всех парах шла к Вентспилсу. Ни один корабль Халифата не вышел ей навстречу. Данные космической разведки внушали командованию Федерации оптимизм: Халифату нечего противопоставить такой силе. Отрывочные сведения о ведущемся в районе Кулдиги строительстве во внимание не приняли: что бы там ни строили, остановить войска Федерации они не смогут. Разве что ядерное оружие применят – но на это после Великой Войны был наложен негласный запрет. Никто не хотел появления новых радиоактивных пятен, их и без того было слишком много.
Войска рвались вперед, в штабах ликовали. В обстановке всеобщего воодушевления никто не заметил, что сопротивление «бородатых» оказалось слабее, чем прогнозировали штабные аналитики. Из передовых частей докладывали о героическом преодолении и ожесточенных боях. Обобщить и сравнить данные никто не догадался.
В штабах Халифата тоже умели считать и анализировать. Раннее наступление не стало для них неожиданностью. Теплую встречу войскам Федерации приготовили еще осенью. Пока в штабе генерала Берзиньша праздновали успешное начало операции, в штабах Халифата хладнокровно расставляли фигуры. Противник собирался разыграть свою игру, на своем поле и по своим правилам.
В городе Лиепая, в районе, который когда-то назывался Кароста, на глубине двадцати метров под землей располагался штабной бункер. Генерал Тауфик Сахири, командующий войсками Халифата в Прибалтике и правая рука эмира Ороппы, встал из-за стола. Опираясь на палку, подошел к большому, во всю стену, тактическому экрану. Красные отметки, обозначающие наступающие войска кяфиров, застыли у Кандавы и Земите. И среди них – значок проклятой Балтийской бригады. В Великую Войну снайпер-балтиец ранил его в колено разрывной пулей. Вместо левой ноги у генерала был протез.
Аллах Всемогущий посылает ему знак – отдает ненавистный отряд в руки правоверных. И то, что с ними эти порождения иблиса – панцергренадеры, христианам не поможет. Гнев Всемогущего прольется на них огненным дождем и смоет оскверняющих мир своим дыханием нечестивцев.
Генерал взял маркер, поднес к экрану. Провел вдоль синей ленты реки и упер в отметку, возле которой крупными буквами по-арабски было написано «Кулдига». Заключил город в круг и перечеркнул красным. Иншалла, все идет по плану.
Северный форштадт Штильбурга, ноябрь – декабрь, 2082
Первым, что увидел Кирилл, когда очнулся, была плавающая перед глазами красная надпись: «Обнаружена угроза здоровью, введена доза боевого стимулятора. Ввести дополнительную дозу?» Было очень трудно дышать, в груди тупо саднило. Он разлепил веки и попытался сфокусировать взгляд. В ушах набатом стучал пульс. Пол трясся, доносился шум мотора, и Кирилл понял, что находится в кузове допотопного грузовика. Грузовик, судя по шуму, был не с борогидридным двигателем, а с дизельным или бензиновым. Под потолком горела замызганная лампочка. Кирилл попытался вспомнить, как оказался в грузовике, и не смог. Мысли никак не складывались в понятную картину. Феликс, вспомнил он, и вслед за именем потянулась цепочка образов. Сузившиеся зрачки, трясущиеся руки. Вот они беседуют, ухмыляющийся Феликс достает пистолет…
Кирилл тронул грудь, поднес руку к глазам, лизнул. Так и есть, кровь. Значит, ему не приснилось: в него стреляли, но он жив. Как это произошло, можно разобраться после, сейчас главное, что его куда-то везут и вряд ли в больницу. Пока не поздно, надо выбираться. Кирилл задумался, не использовать ли стимулятор, но решил пока подождать.
В левом и правом бедре было вшито по инъектору – память о службе в армии. В каждом – смесь стимулятора с обезболивающим. Когда Кирилла ранило, имплант, обнаружив угрозу жизни и здоровью носителя, принял решение впрыснуть дозу.
Мысленным усилием Кирилл убрал маячившую перед глазами надпись и сел. Кровь почти перестала течь. Он попытался расстегнуть куртку и не смог. Материал под пальцами больше походил на камень, чем на ткань. Кроме утилитарных свойств, вроде защиты от холода, дождя и ветра, у таких курток была одна особенность. Материал при резком ударе или сотрясении твердел в месте контакта, меняя молекулярную структуру. Он не смог остановить пули, но сумел задержать, принять на себя и распределить на большую площадь энергию выстрела. Пули пробили куртку, но не вошли глубоко в тело. Удар был такой силы, что без сломанных ребер точно не обошлось. Кирилл потерял сознание, и его сочли мертвым.
Он взялся за ручку двери, потянул. Дверь распахнулась, в кузов ворвался ветер, стегнул по лицу ледяным кнутом. Грузовик ехал по пустынным улочкам ночного форштадта. Район Кирилл не узнал, но выбирать было особо не из чего. Когда грузовик замедлил ход и остановился у какого-то перекрестка, Кирилл вывалился на проезжую часть. От удара он чуть было не потерял сознание, только благодаря стимулятору не отключился. Застонав, Кирилл на карачках пополз в сторону, молясь про себя, чтобы из кабины его не заметили. Добравшись до тротуара, он с трудом поднялся на ноги и, качаясь из стороны в сторону, побрел по улице. Когда на светофоре зажегся зеленый и грузовик тронулся с места, Кирилл уже был далеко.
Он не знал, сколько прошло времени. Минуты то неслись вскачь, то тянулись, словно века. Поняв, что оторвался от своих похитителей, Кирилл попытался сориентироваться, но не смог. В Северном форштадте он был всего пару раз. Улицы здесь точь-в-точь как в Западном, такие же серые, безликие, похожие друг на друга дома. По-осеннему холодная погода давала о себе знать. Руки окоченели, лица он уже давно не чувствовал. Редкие прохожие шарахались от залитого кровью, спотыкающегося человека. Кирилл остановился, прислонившись к стене дома. Свет уличных фонарей стал стремительно удаляться, вращаясь, как в калейдоскопе. Надо было идти дальше, но сил уже не оставалось. Кирилл сполз на землю. Что-то холодное упало ему за шиворот, растаяло и потекло между лопаток. Снег, равнодушно подумал Кирилл. Он понял, что еще чуть-чуть, и он замерзнет. Кто-то остановился рядом с ним. Кирилл просипел сквозь зубы: «Помогите!» Человек склонился над ним, но помогать не стал. Ловкие руки прошлись по карманам, послышался звук удаляющихся шагов. Сквозь окутавшую сознание пелену безразличия Кирилл равнодушно зафиксировал это и провалился в темноту.
Кирилл пришел в себя и обнаружил, что лежит в постели, на душистых чистых простынях. На какое-то мгновение ему подумалось, что все это просто дурной сон, но пронзившая тело боль вернула к реальности. Он был не в больнице и не в полисе: вокруг обычные стены и потолок, никаких признаков высоких технологий. Грудь стягивали бинты. Он попытался сесть, не смог и со стоном откинулся назад на подушки.
– Очнулся? – Над Кириллом кто-то склонился. – Пить хочешь?
Лица в ореоле света от лампы не разглядеть.
– Хочу… – прохрипел Кирилл.
Человек отошел и вскоре вернулся со стаканом воды. Стуча зубами о стекло, Кирилл выпил.
– Да, не слабо тебя приложили, сосед. – Подождав, пока Кирилл допьет, человек убрал стакан. – Ты как, помирать не собираешься?
– Кто вы?
Человек развернул настольную лампу так, чтобы она освещала лицо. Кирилл отпрянул, точно увидев привидение. Перед ним сидел его бывший сосед, тот самый инженер, на которого он донес.
– Меня зовут Виктор, – с ударением на «о» представился сосед. – А тебя – Кирилл, так написано в твоих документах. Есть хочешь? Доктор сказал, тебе нужно набираться сил.
– Нужно…
– Тебе повезло. Если бы не куртка, ты бы умер, а так еще поживешь. Не волнуйся, пули извлекли. И отморозить ты ничего не успел, я вовремя на тебя наткнулся. Ну, так что, будем кушать?
Виктор принес тарелку, поставил на прикроватную тумбочку, сложил ладони домиком и нараспев произнес:
– Benedic, Domine, nos et haec tua dona…
Виктор скороговоркой прочитал молитву на латыни, перекрестил тарелку и протянул Кириллу ложку. Кирилл набросился на еду. Когда он закончил, Виктор забрал тарелку и поднялся.
– Спи, набирайся сил. Завтра придет доктор, посмотрит тебя…
На следующий день пришел доктор. Проверил Кирилла ручным сканером, взял у него кровь на анализ, оставил список лекарств, в основном антибиотиков. Когда доктор ушел, Кирилл немного полежал, раздираемый сомнениями, потом все-таки решился. Виктор был дома, гремел на кухне посудой.
– Виктор, – позвал Кирилл.
Виктор высунулся из коридора.
– Слушай, Виктор… Ты меня подобрал, приютил, кормишь тут… – с трудом подбирая слова, начал Кирилл. – Это… ты должен знать… Это я вас сдал тогда. Это из-за меня твоя… Твою…
Виктор покачнулся, побледнел, как мертвец. Зазвенела выпавшая ложка. Медленно, как сомнамбула, он вышел из комнаты, но вскоре вернулся с пистолетом в дрожащей руке.