– Ну ладно, – проворчал Штайнер. – Только потому, что мы на боевых. Но смотрите мне!
Он погрозил кулаком и вышел из палатки.
– Он донесет, – сказал Кирилл. – Слава, что ты за человек? Не можешь язык за зубами удержать?
– Пусть доносит. – Черномор махнул рукой. – Пока на базу не вернемся, ничего они не сделают. А до этого еще дожить надо.
На следующий день передовой отряд без единого выстрела занял Кулдигу. Солдаты Халифата и гражданские город покинули. Тщательное прочесывание силами пехотного полка и роты панцергренадеров ничего не дало. Только на западной окраине взвод Штайнера обнаружил недостроенные укрепления.
Пехотинцы с саперами полезли внутрь – проверять.
Перепачканный Черномор выбрался из лаза и подошел к панцергренадерам. Лениво откозырял и доложил:
– Внутри никого, господин обер-фенрих. Непохоже, чтобы там кто-то жил, мусора нет, отходов.
– Не успели достроить, – удовлетворенно сказал Штайнер.
Им повезло – в который уже раз. Бункеры и доты, связанные между собой, могли стать серьезным препятствием.
– Враг бежит, иначе и быть не могло, – заявил Штайнер. – Унтерменши не могут устоять перед нами. Мы и дальше будем гнать их, как стадо баранов!
Услышав пафосную речь, Кирилл пожалел, что не видит лица Штайнера. Стоило бы посмотреть, подумал он и не сдержал улыбки. Но ее никто не увидел – шлем надежно скрывал лицо.
У Кирилла по спине побежали мурашки: они снова победили, и снова легко… слишком легко. Что-то неправильное было в том, что «бородатые» вот так просто оставили им полноценный укрепрайон. Это все больше и больше напоминало ловушку. Как будто тех, в Кандаве, им подставили, обозначив оборону, чтобы заманить поглубже. Кирилл перестал улыбаться, по спине пробежал холодок.
К вечеру основные силы были в Кулдиге и окрестностях. Тылы и часть войск остались за рекой, а остальные заняли центр города и стали устраиваться на ночь. Кирилл уже предвкушал отдых, когда пришел приказ надеть скафандры и выдвигаться на окраину.
– Командир, мы же целый день на ногах, даже поужинать толком не смогли, – не выдержал Кирилл.
– Приказ командования, – отрезал Штайнер. – До двух ноль-ноль мы в охранении. Вас что-то не устраивает, фон Медем?
– Меня все устраивает, командир. Я в восторге от нашего командования! – рявкнул Кирилл.
Два взвода панцергренадеров и пехотная рота заняли позиции на окраине. Перед ними стояли автоматические комплексы огневой поддержки.
– Командир, прошу разрешения принять стимулятор, – чувствуя, что засыпает, сказал Кирилл.
– Отклонено, – тут же отозвался Штайнер. – Я понимаю, мне тоже тяжело. Скоро нас сменят, осталось два часа. Потерпи, Еретик. Если примешь стимулятор, потом весь день не заснешь.
– Есть, – отозвался Кирилл, понимая правоту командира.
Цифры на часах сменялись до невозможности неторопливо. Кирилл держался, но под конец, когда до срока оставалось каких-то полчаса, он все-таки задремал.
– Что-то происходит, – голос Збигнева вывел его из дремы. – В тылу слышны хлопки.
Штайнер одернул Збигнева, приказал доложить по-человечески.
Кирилл глянул на часы – их уже должны были сменить. Он увеличил чувствительность наружных микрофонов – действительно, в Кулдиге творилось что-то непонятное. Шум очень напоминал звук, с которым мина вылетает из ствола, только сильнее.
– Что за черт? – Штайнер тоже услышал звуки.
Но связаться со штабом и выяснить, что произошло, он не успел. Ярко-красная вспышка залила все вокруг светом, на мгновение стали видны тени от застывших, как изваяния, панцергренадеров. Ударная волна разбросала панцергренадеров, как кегли. Кирилл почувствовал, что летит. Звук взрыва был до того сильным, что скафандр отключил внешние микрофоны. Это спасло барабанные перепонки Кирилла. Защитные системы скафандра не были рассчитаны на такое и отрубились. Полет закончился сильным ударом о землю, и Кирилл потерял сознание.
– Кирилл, очнись!
Реальность возвращалась кусками. Кирилл почувствовал, что кто-то бьет его по щекам. Открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Белку. Та была без скафандра, волосы встрепаны, лицо в копоти.
– Хватит, – еле ворочая языком, произнес Кирилл.
Приподнявшись на локте, он обнаружил, что лежит на утопающем в грязи походном матрасе. Рядом валяется его «Паладин», раскинув конечности, как выпотрошенный труп. Переносные фонари заливали все вокруг белым светом. Мелькали тени, кто-то кричал, срывая голос, матерился Черномор.
Над городом стояло багровое зарево. К небу возносилось похожее на гриб облако, с красной, подсвеченной огнем пожаров ножкой. Судя по силе взрыва, в той части города вряд ли кто-то выжил. Значит, из всего батальона, если не из всей бригады, остались в живых только они. А ведь там была не только их бригада, кроме них в той части города остановились на ночлег почти две дивизии. Штаб генерала Берзиньша тоже был где-то там.
Кирилл встал, пошатываясь, вытер лицо салфеткой. Взвод собрался вместе, панцергренадеры приходили в себя. К ним подошел Штайнер. На голове у командира белела свежими бинтами повязка. Если не считать бинта, он был, как обычно, подтянут, одежда в полном порядке: разительный контраст с закопченными, грязными пехотинцами.
Кирилл задал волновавший всех вопрос:
– Радиация?
– Фон нормальный, похоже, что там был объемный взрыв, – пояснил командир и приказал: – Отставить разговоры! Надо искать уцелевших! Живо!
Штайнер отвернулся, набросившись с бранью на пробегавшего мимо пехотинца.
Кирилл восхитился Штайнером. Тот не сел, не опустил руки, не скуксился, а наводил порядок, снова превращая подчиненные ему силы в боеспособное подразделение. И то, что кроме них, может быть, никого не осталось, обер-фенриха не смутило. Его уверенность передалась остальным, бестолковая суета прекратилась: все занялись делом.
Кирилл присоединился к поискам уцелевших. Больше всего пострадали панцергренадеры. Пехотинцы укрылись от холодного ветра в брошенных укреплениях, поэтому взрывная волна их почти не задела. Погибли только оставшиеся на поверхности часовые. Погибли командир первого взвода панцергренадеров и обер-лейтенант – командир роты пехотинцев. Из офицеров остался один Штайнер. Двоих панцергренадеров ранило, одного очень серьезно. В целом, охранение отделалось относительно легко. Чтобы это понять, достаточно было посмотреть на северо-восток и сравнить. Город горел. Зарево пожара отражалось от облаков, и казалось, что небо тоже горит.
– Что же они там взорвали, так их и разэтак, – ярился Черномор, не в силах связать двух слов без мата.
Похожие чувства испытывали все – смесь возбуждения от того, что смерть прошла мимо, и страха перед неопределенностью. Кирилл предположил, что в Кулдиге взорвался термобарический боеприпас. Вышибные заряды подняли в воздух контейнеры с аэрозолем, те открылись, распылили содержимое. Потом сработал поджигающий механизм, и получился объемный взрыв небывалой силы.
– Так что, получается, они нам подготовили встречу? А наши штабные усадили нас прямо на мины? А все туда же – погоним, как баранов! Это кто тут еще бараны, блин… – Черномор сплюнул.
– Фон Медем, чем вы тут занимаетесь? – Из темноты возник Штайнер, и Кирилл не успел ответить.
– Исследую повреждения скафандра, командир. – Кирилл копался во внутренностях своего «Паладина», пытаясь вернуть его к жизни.
Штайнер коротко кивнул и пошел дальше.
С рассветом командир построил личный состав. Все, кроме наблюдателей, собрались возле единственного неповрежденного ховертанка. Народу оказалось неожиданно много, к маленькому отряду Штайнера присоединились уцелевшие солдаты из других подразделений. Со стороны Кулдиги ветер нес черный вонючий дым. Рев пожара мешал разговаривать, и Штайнеру, лишенному возможности пообщаться с подчиненными с помощью аппаратуры, приходилось напрягать голосовые связки.
– Солдаты! Я обер-фенрих Штайнер, Второй Рижский. Как старший по званию, принял командование подразделением. Обстановка такая: по расположению наших войск был нанесен удар неизвестным оружием, предположительно термобарическим боеприпасом большой мощности. Со штабом связи нет. Судя по тому, что выяснила наша разведка, восточная часть города уцелела. Цел и мост через Венту. Поэтому я принял решение: собрать все, что можно, погрузить раненых на оставшуюся технику и отступить за реку. На сборы даю час, всем проверить газовые маски: по дороге возможно сильное задымление. Вопросы?
Вопросов не было, все стали лихорадочно собираться. Кириллу наконец удалось запустить своего «Паладина». Хоть и с ограничениями, он все же мог двигаться. Вот только контейнер с дисками для автоматической пушки оказался раздавлен.
В строю осталось всего четверо панцергренадеров, остальные либо погибли, либо остались без скафандров. Раненых и убитых загрузили в ховер, остальные пошли пешком.
Дорога через город оказалась долгой и трудной. Пожары распространились, горели и не затронутые взрывом кварталы. Некоторые улицы пришлось преодолевать бегом, задыхаясь в противогазах и обливаясь потом. Часто, из-за завалов, поворачивали назад или искали обходной путь. Вокруг все горело, с грохотом рушились дома.
Мост через Венту уцелел. В другое время Кирилл обязательно бы полюбовался и старинным кирпичным мостом, и водопадом. Но сейчас главное, что за мостом были свои. Еще на подходе удалось связаться со штабом ремонтного батальона и предупредить, чтобы не стреляли. Им навстречу выслали квадрикоптер – прикрыть с воздуха.
Оказалось, генерал Берзиньш жив, не погиб вместе со своим штабом. Кирилл поймал себя на мысли, что рад этому. Если кто-то и мог вытащить их, так это Берзиньш. Конечно, он же и привел их сюда – но разве это был план генерала? Он всего лишь выполнял приказ. Кирилл знал – чей, и это знание наполняло его холодной ненавистью.
«Паладином» Кирилла занялись техники, а он, не раздеваясь, свалился спать возле ховера. Но выспаться не получилось: пилотов вызвали к генералу. Пришлось Кириллу вставать и, шатаясь, идти в штабную палатку. По дороге он услышал, как солдаты обсуждали последнюю новость: из Риги сообщили, что в Пардаугаве идут бои. Заслоны в Елгаве и Тукумсе атакованы, «панцерштрассе» перерезано.