- Ты, что дурак? Кто же тебя отпустит, после того, что ты натворил? – усмехнулся я. – Ты мне в любом случае все расскажешь. Либо добровольно, либо под пытками, но расскажешь – даже не сомневайся. Давай, не тяни, рассказывай – может, хоть часть грехов искупишь. А там, глядишь, даже время помолиться останется.
- Ну, помогите мне! Ну, пожалуйста…- дальнейшие слова парня было не разобрать, так как он забился в истерике.
Крупные слезы брызнули из глаз, и он завыл, как раненное животное, громко и надрывно. Я, честно говоря, человек с крепкими нервами, всякое в жизни приходилось видеть: и полуразложившиеся трупы, объеденные рыбами, и как рыдает мать, когда при ней вытаскивают из петли её ребенка, видел, даже, как-то раз – как человек облил себя бензином и поджег. Но, вот, к мужским истерикам почему-то отношусь, крайне негативно – брезгливо, аж до зуда на коже!
Примерившись, ударил плаксу ногой по голове, слегка, только, чтобы перестал рыдать. От удара, голова, сильно мотнулась в сторону, и парень завалился на бок.
- Еще, хоть слово не по делу вякнешь, и я тебе вырежу глаз. Понял? – зло произнес я, упирая лезвие ножа, в сантиметре от правого глаза парня.
- Хорошо. Хорошо, я все скажу, - затравленно прохрипел парень: - Зовут меня – Леша. Леша Карсин. Я – студент, учусь в Керченском морском технологическом институте. Квартиру в Керчи снимаю. У меня сосед по лестничной площадке служит в Керченской исправительной колонии. Как весь этот ужас начался, так он домой прибежал с автоматом и говорит, что надо бежать из города. А у меня, как раз деньги были – родители передали за второй семестр заплатить. Мы на эти деньги продуктов накупили, погрузились в машину, где были какие-то странные типы и уехали из города. Потом, к нам еще несколько мужиков присоединилось. Бухали два дня. Потом они откуда-то автоматы с патронами привезли. А, Кузьмич, ну это мой сосед, он сказал, что в такое смутное время – красивые девки самый верный товар. Ну, вот и решили они захватить как можно больше баб. Ну, чтобы для себя и для продажи. Я не виноват, меня заставили… - вновь зарыдал паренек.
Писец! Приплыли! Работорговля вернулась! И это в начале двадцать первого века! Мля! Это, что же твориться с миром, если такая погань выживает! Ну, с этим сопляком все понятно: инертное существо, которое не имеет своей цели в жизни. Идет туда, куда его ведут. Сказали родители: идти учиться - пошел учиться. Сказал сосед: пошли баб насиловать – пошел насиловать. Собственных мозгов в голове нет.
Сделав шаг назад, я слегка размахнулся ногой и снова ударил парня в голову. Так, для профилактики – чтобы перестал реветь и продолжил говорить.
- Не бейте меня, я и так пострадал, - парень размазывал по лицу сопли и слезы. – Они сейчас разместились в одном фермерском хозяйстве, что в пяти километрах от села Семисотка. Фермера и всю его семью убили. Но я не убивал. Я никого не убивал.
- Насиловал? – строго спросил я, слегка нажимая на рукоять ножа, тоненькая струйка крови потекла по лицу парня.
- Да-аа, - вновь зарыдал во все горло бедняга. – Ну, я не хотел, меня-яяя заствавили-иии!
Вскинув, автомат, прицелился и нажал на спуск - две пули пробили плечи, обездвиживая жертву. Ноги ему, еще из ружья посекли, а я теперь и руки подвижности лишил – теперь он точно никуда не денется.
- А-ааа! – громко завыл раненный.
- Прелестная гурия, он – ваш, - сказал я девушке, выбравшись из кювета. – Только когда его убьете, подождите минут десять, пока он воскреснет, и сделайте контрольный выстрел в голову. Хорошо?
- Дай нож, - требовательно сказала девушка, протягивая руку.
- Держи, - я протянул ей штык-нож от своего автомата. Штык, кстати, был тупой, как мозги депутата. – Только давай побыстрее, а то нам еще ехать и ехать. И ружье отдай мне, не хватало еще, чтобы он тебя в заложники захватил.
Девушка взяла штык-нож в руки, попробовала пальцем остроту лезвия, потом внимательно посмотрела на меня и почему-то победно улыбнулась. Ну, и с какого перепугу, она улыбается? Нож же тупой, как валенок, таким резать не получиться, только, пилить, или колоть и, то, прикладывая очень и очень большие усилия. Не то, чтобы мне было слишком интересно, что там барышня собирается делать с недобитком, но все-таки решил проконтролировать этот процесс, а, то еще так увлечется, что не заметит, как он умрет, а потом воскреснет и её покусает.
Девушка, перекидывая нож из одной руки в другую, спустилась в кювет и присела на корточки, рядом с раненным парнем. Сверху, я видел, что раненый лежит с закрытыми глазами, а его губы беззвучно шевелятся – наверное, решил последовать моему совету и сейчас молиться. Вот только поздно это, такой твари дорога одна – в ад. Хотя, кто бы говорил. У самого за плечами уже столько трупов, что и мне в рай дорога закрыта.
Девушка, внимательно глядя в лицо парня, ласково провела пальцами по его щеке. Раненый, от неожиданности дернул головой и открыл глаза. Потом девушка, начало что-то тихо и быстро говорить парню. Что она говорила, я не слышал, но парень начал затравленно мычать, и пытаться отодвинуться от девушки как можно дальше. Барышня извлекла из кармана какую-то грязную тряпку и с силой забила её в рот парню, потом она высоко замахнувшись ножом, несколько раз сильно ударила раненного в грудь. Поскольку нож был тупым, то он пробивал тело всего на несколько сантиметров, но девушку это не останавливало она била как заведенная кукла. Раз за разом, не останавливаясь, нож поднимался вверх и опускался вниз, оставляя после себя не глубокую колотую рану. Когда нож попадал между ребер, то он погружался глубже – сантиметров на пять-шесть, но тогда барышне приходилось упираться одной рукой в тело жертвы, чтобы выдернуть застрявший нож. Уловив тот момент, когда парень умер, спрыгнул вниз, и, обхватив девушку за плечи, оттащил её в сторону. Видимо она впала в полубезумное состояние, потому что начала царапаться и вырываться. Я влепил ей несколько звонких пощечин, и прижал к земле, чтобы она успокоилась. Девушка несколько мгновений еще пыталась вырываться, а потом как-то сразу обмякла всем телом и зарыдала. Я держал её в объятиях несколько минут, пока она не перестала плакать. Оставив её лежать на земле, посмотрел на тело парня, пока он лежал неподвижно, но потом, вдруг дернул рукой и начал медленно поджимать ноги. Ага, воскресает! Подняв автомат, подошел поближе, внимательно смотря на труп – не хотелось пропустить тот миг, когда зомби окончательно придет в себя. Мертвец дернулся всем телом, пытаясь, стать на ноги и тут он повернул голову и посмотрел на меня… бах! – от неожиданности, я нажал на спуск и, автоматная пуля пробила лоб, так и не поднявшегося зомби. Вот это взгляд! Мутный и страшный, как… как? Как сама смерть! Стоит признаться, выстрелил не от неожиданности, а скорее всего - испугался, когда эта тварь посмотрела на меня своими мертвыми глазами, то по коже прокатился мороз и где-то внизу живота, все сжалось от страха. Все! Для себя я окончательно решил: увидел зомби – стреляй ему в голову. Закончились патроны – руби головы топором. Нет топора – кидай кирпичи, уж чего, а кирпичей в нашей стране, как грязи. Чем быстрее всех мертвых тварей убьем, тем легче будет жить живым!
- Барышня, вы как, успокоились? – спросил я.
- Успокоилась.
- Ну и отлично. Бегом наверх и в машину. Ружье забери, - я протянул девушке двустволку.
Выбравшись из кювета, загнал девушек в кузов машины, а сам забрался в кабину.
- Колян, а ты умеешь водить грузовик? – спросил я.
- Да. Практики, правда, давно не было. А, что?
- Садись за руль. Пока доедем до погранпоста, будешь практиковаться.
- Хорошо, - ответил Николай, меняясь местами с Глебом.
- Что удалось узнать от пленника? – спросил Глеб.
- Он состоял в банде, которая похищала девушек, для работорговли. База у них, где-то в районе села Семисотка в доме фермера. Как только найдем безопасное место для лагеря, сразу же найдем этих тварей и зачистим их всех, - жестко произнес я.
- Удивляешь ты меня, Андрей – весь мир катится ко всем чертям, а ты собираешься спасать неизвестных тебе баб, еще и рискуешь своей жизнью и жизнью людей, которые идет за тобой? – спросил Николай.
- Колян, я тебя не понимаю. Тебе, что не хочется «пустить кровь» тварям, которые похищают и насилуют молодых девушек и девочек?
- Конечно, этих тварей убить надо, но при этом, тебя, самого могут убить. Тебе, что своя жизнь не дорога?
- Коляныч, а зачем тогда вообще жить? Чтобы просто коптить небо?
- Как, зачем жить? – нахмурился Николай. – Я, к примеру, живу ради детей. Мне надо их вырастить и воспитать. Если я погибну вовремя вылазки к базе бандитов, то кто воспитает моих детей?
- Вырастут твои дети, никуда не денутся! – легкомысленно ответил я. – В детских домах и интернатах же вырастают и ничего!
- Ты видел этих детей? – язвительно спросил Николай. – Я не хочу, чтобы моих детей воспитывал кто-то другой!
- Ну, во-первых, воспитанников детских домов, я видел, и не раз. Кстати: Олег, Тимур и Артем – детдомовские. Это, так к слову. А, во-вторых, когда ты рассуждаешь о воспитании детей, то ты в первую очередь думаешь не о них, а о себе!
- Именно! Я думаю о себе! И что? Что в этом плохого? Что плохого в том, что я хочу сохранить себе жизнь, чтобы иметь возможность заботиться о своих близких – жене и детях! – гневно выкрикнул Николай.
- Ничего плохого в этом нет, - спокойно ответил я. – Ты – хороший муж и отец. Ты смог вытащить свою семью в безопасное место. Ты – молодец. Вот только, когда мы зачистили погранпост, то я предложил освободить тех, кто застрял в башне из красного кирпича – то есть вас. И знаешь, что? Некоторые мне сказали – зачем тебе это, ты ведь их не знаешь? Вот такая получается двойная логика: когда спасают тебя - это правильно, а когда, ты должен спасать других – это не правильно.