Мой скромный радийный опыт еще менее востребован, чем журналистский. Я ткнулся от безнадеги на пару онлайн-собеседований, но узнав, что мне за тридцать, там с трудом удерживались от вопросов вроде «На чьей стороне вы были в Гражданскую?». Впрочем, на тесте я все равно не смог отличить одного популярного исполнителя от другого. Да я их обоих не смог бы от звука спускаемой в унитазе воды отличить!
Я надеялся на какое-нибудь олдскульное онлайн-радио для старперов, но они все оказались слишком нищими для живых диджеев, обходясь виртуалами — скучными, но почти бесплатными. База стандартных фраз, база стандартных шуток, база стандартных голосов, распределенная ии-шечка по подписке, обслуживающая тысячи параллельных трансляций.
И даже в дворники теперь не пойдешь — муниципальные работы распределены на соцконтрактников. Интересно, сколько моих бывших коллег уже метут улицы, не вписавшись в новые медиатренды?
Не хочу в социки. Им запрещено отключать рекламу и фильтровать почтовый спам.
***
— Что не так?
— Всё. Всё не так. Меня тошнит. Физически тошнит. Я не могу туда ходить!
— Да что такое? Это просто школа! Обычная, не хуже других. Я разговаривал с учителями — они нормально к тебе относятся. У тебя не самая плохая успеваемость, а если бы ты не прогуливала и делала хотя бы иногда домашку — была бы хорошая.
Молчит. Смотрит мимо. Лицо, преисполненное терпеливого страдания, — ждет, когда разговор закончится, можно будет уйти к себе в комнату, заткнуть уши наушниками и уставиться в экран смарта. Говори что угодно — глаза пусты.
— У тебя нет никаких конфликтов с одноклассниками, ведь так?
Молча пожимает плечами. Мысленно она уже в своей комнате.
— Им нет никакого дела до тебя. Сейчас вообще никому ни до кого нет никакого дела! Что именно вызывает у тебя такое отторжение?
— Люди.
Я бы убил всех людей, чтобы ей стало хорошо. Но это не помогает, я знаю.
— В чем именно проблема? Почему тебе плохо?
— Не знаю.
— Да фиг там! — не выдерживаю я. — Люди всегда точно знают, от чего им плохо! Так природа устроена! Если на вопрос «что у тебя болит», ты отвечаешь «не знаю», то либо у тебя ничего не болит, либо ты не хочешь говорить.
— Не хочу.
— Почему?
— Это бессмысленно.
В этот момент мне уже хочется бегать по потолку, рвать на себе волосы и кричать «Да какого черта вообще?». Но это действительно «бессмысленно». Может, надо наорать, устроить скандал, вырвать из рук и разбить об стену смарт? Может, тогда в этих прекрасных синих маминых глазах всколыхнется что-то кроме стылого безразличия? Я хреновый отец. Я не знаю, что делать. Это новый вид боли, о существовании которого я не подозревал раньше — когда твоему ребенку плохо, а ты не можешь помочь.
По возможности избегайте обзаводиться детьми.
Дождавшись, когда я заткнусь, поднимается и уходит. Очередной разговор окончен. Сколько их было и сколько еще будет. С тем же результатом. А Вит еще удивляется, почему я соглашался на командировки в любую жопу. Понимаю Марту — сам бы от себя ушел.
«Опасно!» — гласила теперь надпись на заборе. Рядом черный силуэт женщины с красным зонтом. Что опасно — не написано. Хрен поймешь намеки этого вашего Мироздания!
***
— Извини, Антон, ничего. Глухо как в танке, — извиняется в окошке видеочата Вит. — Журналисты никому не нужны.
— Спасибо, что попробовал.
— Не за что. Попытайся сменить вид деятельности. Мы устарели. Как машинисты, пилоты и водители фур. Удачи, бро!
Дальнобойщики, после того как трассы оборудовали трек-маркерами и фуры повел автопилот, почти поголовно упали на соцконтракт. Красят заборы, метут скверы, смотрят рекламу, отрабатывая пособие. Не очень вдохновляющий пример адаптации.
Мне надо решать — либо я увольняюсь в никуда, либо еду в новую командировку. Почти месяц в жаркой саванне Центральной Африки. Крокодилы-бегемоты, обезьяны-кашалоты. И зеленый попугай. Точнее ударный беспилотник. Который то ли прилетит, то ли не прилетит по твою душу, оставив дочку сиротой. Но меня пугает не беспилотник и не обдолбанные негры с калашами. Меня пугает перспектива оставить дочь на месяц одну. Если на улицах Банги меня пристрелит укуренный черножопый повстанец — дальнейшее будет не моими проблемами. А всё, что я обнаружу здесь, вернувшись, — еще как моими.
О, вот и кот.
Я называю его просто «кот». Присваивать имена собственные объектам имеет смысл, если у тебя их несколько. А котов у меня ни одного. Сейчас мало кто держит кошек — аллергия с некоторых пор перестала быть болезнью и стала нормой. Среди взрослых так-сяк, но ребенка без аллергии можно было бы выставлять в кунсткамере. Если бы кто-то встретил такое чудо. Поэтому котов в городе держать нельзя даже тем, у кого аллергии нет. Требование «яжематерей». Собак, правда, тоже не держат — это из-за налога. Но собак полно на улицах, потому что отлавливать их запретили зоозащитники. По идее они все стерилизованы, но каким-то образом плодятся все равно. Загадка природы. А вот кота теперь в городе не встретишь.
Кот черный, желтоглазый, гладкошерстный, довольно крупный. Ухоженный, гладкий, чистый. У нас был такой, когда я был юн, и родители были живы. Потом его убили. Родителей, впрочем, тоже.
Красивый кот. Жаль, что его вижу только я.
В принципе, галлюцинировать домашним котом не так уж и плохо. Ему не нужны корм и лоток, он не дерет мебель и не метит обувь. Сидит вон, яйца лижет, изящно вытянув заднюю лапу вверх. Главное, не кыскыскать ему машинально, а то окружающие напрягаются. Вообще кот — это не самое плохое, что может мерещиться человеку. Нелепые граффити на стенах и флешбэки на видеобордах напрягают меня больше.
Нет, я не сумасшедший. Наверное. Просто иногда вижу то, чего не видят другие. Как будто Мироздание пытается мне что-то сказать. Или одно полушарие мозга с другим разговаривает, показывая ему картинки. В принципе, с этим можно жить, когда привыкнешь. С уходом Марты стало некого спросить: «Черт, я один это вижу?». Дочке не рассказываю, ей только сумасшедшего отца не хватает для полного счастья.
— Кыс-кыс-кыс!
Кот перестал вылизывать яйца и посмотрел на меня мрачно. Он меня видит так же отчетливо, как я его. Но это слабо утешает.
***
За мной остался долг в статью, а с работой надо расставаться красиво и честно. Я раскрыл старый ноут и застучал по клавишам:
«…цель современной войны изменилась. От уничтожения вооружённых сил и промышленной и ресурсной базы противника, захвата территорий и геноцида населения цель боевых действий свелась к нейтрализации цифровой инфраструктуры. Ослепление средств мониторинга и наблюдения, заглушение каналов передачи, выведение из строя систем управления, доминирование в пространстве идеологий и смыслов…»
Не напечатают, конечно. Как всегда, выкинут все, что сложнее фигуры из трех слов и двух пальцев. Получится говно, которое и пойдет в паблик. Но это не значит, что я должен писать говно. Пусть оно останется на совести редакторов, а не на моей.
«…управляет роем искусственный интеллект, получающий только общую формализованную задачу и самостоятельно вырабатывающий конкретный способ ее решения. В том числе в условиях быстро меняющейся тактической обстановки. Как заявил производитель, представленная модель роя состоит из группы в 10—15 машин, способной эффективно действовать в радиусе до 300 км от места запуска и находиться в воздухе до трех суток непрерывно…».
А вот это поставят. Это оплачено производителем. Единственное, что держит на нулевой плавучести нашу иашку — рекламки от военэкспортеров. Уж не знаю, кто их читает, кроме автоматических агрегаторов. Как-то получил интересную служебную информацию: анализ трафика соц-поинтов бигдатой показал, что молодые не читают новости совсем. Моя дочь, например, сможет назвать страны, куда я ездил в командировки, но не сможет объяснить, зачем. Ее сверстники не знают даже названий. Прав Вит — мы работаем в пустоту и никому не нужны.
Закончив статью, написал заявление об увольнении по собственному и выслал всё в редакцию, подтвердив электронной подписью. Они будут рады. Переведут завтра на счет выходное пособие, и у меня будет месяц, чтобы найти новую работу. Потом еще месяц биржи труда с выплатой по средней зарплате за прошлый год. Потом — только соцконтракт. Еще один упавший вниз. Бульк! — и только круги по говну.
Пискнуло новое сообщение на официальный личный аккаунт. На него приходят штрафы, налоги, оповещения о соцстатусе, счета на оплату и прочая казенная хрень. Место сбора плохих новостей, с недавних пор такое же обязательное для каждого гражданина цифровой экономики, как номер айди-терминала. Неужели меня так быстро уволили? Ведь только что отправил! Вот же им не терпелось…
Кот перестал вылизываться и уставился на меня выжидательно. Потом раскрыл пасть и беззвучно мяукнул. Мол, чего тупишь? Посмотри уже. Дурные новости не исчезнут, если их игнорировать, хотя моя дочь делает вид, что это не так.
«Ув. А. Эшерский.
Служба социального контроля приглашает вас на очное собеседование. Явка строго обязательна. С собой иметь оригиналы следующих документов (список во вложении)».
Это очень хреново. Доводилось мне слышать, чем кончаются такие визиты… Нет, работа нужна срочно. Туда лучше приходить трудоустроенным, без задолженности по налогам, просрочек по кредитам, штрафов, перхоти и глистов. И со справками на все перечисленное.
Машинально потянулся погладить кота — его уже не было. Но он, конечно, вернется. Сверился с картинкой на заборе, там было написано: «Кот любит тебя!».
Кто бы сомневался.
***
— Папа, папа, проснись!
— А, что? — было темно, и только светилась надо мной пламенной окраской шевелюра дочери.
Я сфокусировал взгляд на экране ночных часов — полтретьего.
— Что случилось?