— Ой, блин… — Виталик резко побледнел.
— Пошли обратно, мы не могли далеко уйти.
Мы развернулись и пошли обратно, светя на пол и стены. Койка, значит, около 90? Ну, в среднем?
Забавненько….
Подвал сыроват, душноват и мрачноват, но я не беспокоился — мы шли, никуда не сворачивая, и заплутать было негде. Вскоре вернулись к кирпичным стенам и даже невесть чем напуганный Виталик стал выглядеть пободрее. Наверняка у них тут страшилки про этот подвал в полный рост — дети такое обожают. Черная рука, гроб на колесиках — такое. Будь я гроб на колесиках, самое тут бы и катался. Вон, и колея есть…
Я присмотрелся — на грязном полу подвала были следы, как будто кто-то тащил санки. Но меня напрягло другое — это были единственные следы. Наших следов не было.
— Да где этот чертов кабель уже? — сказал раздраженно Петрович.
— Может, мы куда-то не туда свернули? — неуверенно предположила Настя.
— Да не сворачивали мы! Вот и стены кирпичные… Хотя… — Петрович подсветил своим смартом, — другой кирпич-то. Тот посветлее был и покрупнее, я заметил, когда кабель-канал проверял. Может, и правда свернули… Давайте назад и внимательно, светите во все стороны, ищем развилку.
Виталик тихо всхлипнул. Я украдкой посмотрел на него — вид у парня стал окончательно негероический. Лицо бледное, руки трясутся, в глазах слезы.
— Нам конец, — сказал он негромко, — нам конец…
Вот еще не было печали. Паникеров нам тут не хватало.
— Так, юноша! — оборвал я его. — Кончай соплю разматывать. У тебя что, клаустрофобия?
— Вы не понимаете, — он заламывал руки, как Пьеро из провинциального ТЮЗа, — нам не выбраться…
Я укоризненно посмотрел на дочь. Она выразительно пожала плечами — мол, кто же знал.
— Так, — воззвал я к остаткам его разума, — мы тут полчаса от силы, не могли уйти дальше пары километров. Даже если мы заблудились, то это не пещеры, а городские коммуникации, тут за каждым углом дверь в какой-нибудь подвал или люк в кабельную шахту.
— Вы не понимаете, — пацан трагически взмахнул конечностями, — не понимаете…
— Не-а, не понимаем, — подтвердил я.
Настя взяла его за локоть, успокаивая. Парень замолк, и только драматически вздыхал, как раненый дюгонь. Черт, моя дочь достойна чего-нибудь получше этой размазни! Впрочем, так думают все родители всех дочерей мира.
Возвращались назад по следам, отчетливо видным на грязном полу, однако коридор из тесаного камня все не появлялся. На единственной встреченной нами развилке налево шел кирпичный сводчатый ход, направо — сплошная деревянная крепь из потемневшего горбыля.
— Что за хрень такая? — выразил общее мнение Петрович. — Вот же наши следы… Или не наши?
Я присмотрелся внимательнее, присев с фонариком к полу. Даже такому хреновому следопыту, как я, было понятно, что здесь шли не четверо, а двое. Как я раньше не заметил? Я наступил рядом — рифленый след моего кроссовка ничуть не походил на оставленные какими-то ботинками с квадратным каблуком отпечатки, смазанные, как будто прошедшие тут шаркали и волочили ноги.
— И куда нам теперь? — спросила Настя. Голос ее прозвучал напряженно, но пока без паники.
— Намконец, намконец, намконец… — тихо бормотал себе под нос трясущийся Виталик.
— Давайте опять назад, — поколебавшись, ответил Петрович, — и еще внимательнее. Скорее всего, мы бродим рядом с нужным проходом, но почему-то его проскакиваем. Идем не торопясь, светим под ноги и на стены.
— У меня батарейка садится! — пожаловалась Настя.
— Отключи радиомодули, все равно тут не берет.
— Что?
— Режим «авиа».
— Поняла.
В четыре пары глаз и три фонарика, шаг за шагом, дошли до того места, где повернули в прошлый раз. Нашли единственное ответвление, но настолько узкое, что мы никак не могли вылезти из него и не заметить.
— Ерунда какая-то, — расстроенно сказал Петрович, — где ж мы так лопухнулись?
— Неважно, — ответил я, — давайте искать ближайший выход и выбираться наверх. Там и сориентируемся.
— Нам не выбраться! — трагически воскликнул Виталик, но мы пренебрегли его мнением как излишне эмоциональным.
Пошли вперед. Коридор несколько раз свернул под небольшими углами и внезапно закончился. Перед нами была такая же кирпичная стена. Тупик.
— Что за бред? — сердился Петрович. — Кто тянет под землей такой коридор в никуда? Ничего не понимаю…
Мы промолчали, только Виталик тихо всхлипывал. Развернулись и пошли обратно. Развилки с деревянным проходом не нашли — коридор закончился аркой, за которой пошел тоннель из тесаного камня.
— Вроде в таком уже были! — приободрился Петрович. — Мы на верном пути!
Мне так не показалось, но я промолчал.
Сырой землей, гнилым деревом и еще какой-то дрянью пахло просто неимоверно. Как будто тут кто-то червей на рыбалку копал. Однако проход был сухим и просторным, пол ровным и место казалось «нахоженным» — пыль и грязь только по краям, посередине дорожка натоптана. Наверняка где-то рядом выход. Или, наоборот, вход. Куда-то.
Коридор прямой, никаких развилок и ответвлений, так что мы шли быстро, надеясь скорее выбраться из этой нелепой ситуации. Заблудились в подвале, позорники! Через несколько минут оказались в просторном помещении с колоннами, большом настолько, что от наших шагов появилось зловещее эхо, а свет фонариков перестал доставать до стен и потолка.
— Что это за место такое? — удивился Петрович.
— Это Могильники, — обреченным тоном ответил Виталик.
Он уже не стонал и не трясся, но выглядел так, как будто ему тут самое место.
— Не вижу никаких могил, — я обежал помещение лучом фонаря, куда достал.
Квадратные в сечении колонны из брусков серого тесаного камня уходили куда-то в темноту, между ними ничего не было. Тут можно стадионного масштаба концерты проводить, места хватит — только интерьерчик мрачноватый.
— Они дальше, — голос пацана звучал устало и безжизненно, — говорят, кто сюда попал, обратно уже не выходит. А если и выходит, то лучше бы ему тут остаться.
— Суров местный фольклор, — оценил я, — зловещ и страшен. Живые позавидуют мертвым и все такое.
— Уже завидуют. Все тут завидуют мертвым…
— Что это там? — Настя выставила вперед руку со смартом, пытаясь осветить пространство подальше.
— Где?
— Там что-то двигалось. Послушайте!
Мы замолкли. В навалившийся ватной тишине подземелья нарастали странные пощелкивающие шорохи. Что-то протяжно заскрипело. Отличные спецэффекты. С таким зловещим звуком должны отворяться врата ада.
— Мне страшно! — дочка прижалась ко мне, я обхватил ее рукой за плечи.
— Может, какие-то подвижки почвы? — сказал я неуверенно.
Это не прибавило оптимизма — когда ты в подземелье, слова «подвижки почвы» как-то не радуют.
— Вот, опять, смотри, пап! — в свете фонаря что-то мелькнуло, быстро перемещаясь от колонны к колонне. Теперь я тоже это увидел. И это точно не крыса. Ну, я надеюсь. Потому что если это крыса — то ловить таких крыс должны саблезубые тигры. Но они давно вымерли. И как бы нам не последовать их примеру.
— Они пришли за нами, — уныло заблажил Виталик, — это конец…
— Ты можешь о чем-то кроме своего конца думать вообще? — возмущенно шикнула на него Настя.
— Давайте назад, в коридор, — сказал Петрович, — там хотя бы сзади не обойдут…
Я не стал уточнять, кто именно «не обойдет». Мы «организованно и без паники отступили на запасные позиции» — так мои знакомые военные называют поспешный драп. В коридоре успокаивало наличие близких стен, но звуки он как будто усиливал. Из множества шорохов, шелестов и потрескиваний выделился один преобладающий — шурх-шурх-чок-чок-скрип-скрип-чок-чок-шурх-шурх. Похоже на то, как ковыляет на старом протезе одноногий инвалид. Звук отчетливо приближался.
— Скырлы-скырлы, деревянная нога! — похоже, у Петровича те же ассоциации.
— На моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит! — подхватила словами из той же сказки Настя.
Прозвучало это как-то не позитивно.
Мы шли по коридору, стараясь удалиться от зала с колоннами, но звук за спиной только нарастал. Настин смарт окончательно разрядился, фонарик в нем погас, света стало меньше.
— Тупик! — воскликнул Петрович.
Бежать было некуда — путь закончился квадратной комнатой с кирпичными стенами. Скрип-скрип-чок-чок-шурх-шурх. Черт, как-то и мне страшновато.
— Здравствуйте! — раздался громкий голос. Из открывшейся в стене двери упал прямоугольник электрического света, — вы, наверное, Антон? Мне жена сказала, что вы пошли в подвал искать обрыв.
В ярко освещенном дверном проеме я видел только силуэт, но на всякий случай кивнул.
— Виталий, будь любезен, представь нас.
— Это мой… э… Невзор Недолевич это. Директор «Макара».
— Исполнительный директор, — поправил его силуэт, и не «Макара», а воспитательного общежития номер три. И его отчим. Пойдемте, я покажу вам, где кабель проходит. Вижу, вы тут слега заплутали.
— Петрович, — представился смущенно Петрович.
— Настя, — пискнула Настя.
Нам было неловко — накрутили себя чуть ли не до паники. Кстати, скрип-скрип-чок-чок-шурх-шурх сразу куда-то делись. Удивительно, как влияет на людей темное подземелье.
— Здесь старые подвалы один на другом, — неспешно говорил Невзор Недолевич, показывая дорогу, — планировка очень запутанная, легко заблудиться. Некоторые помещения остались с основания города, с подземелий городского кремля! Живая история!
На потолке горели старые тусклые лампы накаливания без плафонов, но в их свете все выглядело совершено иначе. Обычный подвал обычного дома, никакой мистики.
— Вот здесь кабельный ввод.
— Угу, сейчас, — Петрович по плечи нырнул в стенную нишу с проводами.
— Так, что тут… Ага, вижу… Да… А если так? — забормотал он оттуда.
— Приятно познакомиться с вами, Антон, — светским тоном сказал исполнительный директор, — жена мне много про вас рассказывала.