окальный.
— И как же они работают? — окончательно запутался я.
— Ты знаешь, что такое «тульпа»? — вздохнув, спросил Петрович.
От неожиданности я не удержал лицо, и он спросил:
— Эй, с тобой все в порядке? Ты как-то побледнел, что ли…
— Ничего, — взял себя в руки я, — так, дежавю, можно сказать.
— А, ну, бывает. Так вот, тульпа — это такая давняя ментальная практика из тибетского буддизма, хотя у них она называлась «спруль па». Визуализованная мыслеформа. Сидит такой тибетский мудрец в своем лотосе и упорно медитирует о чем-то. Предполагаю, что о бабах, но разве ж они признаются. И вот так сильно он себе это воображает, что для него эта, допустим, баба, становится реальней реального. Настолько, что он с ней может даже разговаривать. Хотя о чем с ней разговаривать? Наверное, и трахнуть может, хотя это не точно. И вот все думают, что у него сплошная сансара-нирвана, а на самом деле там бордуар с куртизайками. Потом практику нелицензированно скопипастили европейские мистагоги, а потом кто только этим не увлекался, вплоть до подростковых сетевых сообществ. Подросткам легче дается, у них мозги и так набекрень. Но, тем не менее, тульпотворение всегда было сложной ментальной практикой, требующей способности сосредоточиться и большого труда над собой. Ввести себя в состояние управляемой шизофрении — это постараться надо. А вот если давать мозгу постоянные подсказки и минимальную обратную связь, он в это состояние впадает без малейшего усилия.
— Ты хочешь сказать, что вирп, это…
— Твой воображаемый друг, ага. Программно инспирированная тульпа. Ну, не совсем так буквально, разумеется, есть и код, и визуалка, и прописанные стартовые реакции — надо же с чего-то начинать. Но чем дальше, тем больше ты разговариваешь сам с собой. Программная часть — несколько процентов от их возможностей, остальное — тульпа. Выделенная в отдельную личность часть тебя.
— То есть, я шизофреник?
— Не больше, чем любой человек, ведущий внутренние диалоги с воображаемыми собеседниками. Расслабься, это не вредно. Даже полезно — развивает фантазию, создает новые нейронные связи в мозгу. Есть целая пачка медицинских заключений и сертификатов безопасности, уж не сомневайся.
— Забавненько… — сказал я растерянно.
Получается, что Нетту я по большей части придумал сам? Она такая, какой я ее хочу видеть? Или какой ее хочет видеть какая-то часть меня? Это надо как-то переварить.
— Теперь ты понимаешь, почему «Кобальт» уникален? Никто больше не умеет заставить наш мозг прыгать по команде через горящий внутри него же обруч. В этом его ноу-хау, и никакой декомпиляцией софта его не вытащить. Ты работаешь на будущее, Антох.
— Немного пугает меня такое будущее, — признался я.
— Не ссы, дружок. Расслабься и получай удовольствие. Просто помни, что на самом деле никаких тульп нет, это только картинки в твоей голове и цветные пятна на экране.
— Ну да, ну да… — у меня возникло странное ощущение — как будто передо мной только что разверзлась бездна. А если долго смотреть в бездну, то она, как известно, начинает вам скабрезно подмигивать.
— Слушай, но зачем такие сложности вообще? Как это монетизировать? Ну, кроме игр? Не все же геймеры…
— Простейший пример — рекламный таргетинг. Идешь ты по улице, видишь рекламный штендер. И каждый, кто на него смотрит, видит на нем что-то свое, складывая из черточек, точек и цветных пятен собственную картинку. Камера на нем ловит твой взгляд, опознает тебя, моментально подгружает твой потребительский профиль и выдает тебе личное рекламное завлекалово. Причем, поскольку ресурсов это требует ничтожных, на одной поверхности можно одновременно показать сто картинок для ста человек, и каждый увидит свою, и не увидит чужую.
— И скоро такое счастье настанет?
— Да уже, — засмеялся Петрович. — Как бы корпорации ни относились к «Кобальту», а мимо такого сладкого пряника пройти не смогли. Платят как миленькие! Пока, правда, технология на обкатке, но число таких мультиповерхностей уже идет на миллионы. Технически это обычный экран, разница только в софте, так что затраты по переделке небольшие.
— Охренеть. Дивный новый мир.
— Это еще что! Экраны — вчерашний день. А вот — проводящая краска с нанокапсулами. Красишь ею, к примеру, забор. Стоит он такой, белый, никого не трогает. А идет мимо потенциальный клиент — крошечная микросхемка подает импульс, нанокапсулы поворачиваются с белой стороны на черную, и на нем реклама «До салона отбеливания ануса — тридцать метров». И даже картинка с этим самым местом. Простенькая, конечно, но вполне узнаваемая… Причем никто кроме этого клиента не увидит ничего, кроме невнятных разводов, как будто стена грязная. Круто же?
— Еще как… — ответил я со сложными чувствами.
— В общем, цени — ты на передовой линии нового мира. Буквально творишь будущее. А что ты вдруг заинтересовался вирпами-то?
— Да, видишь ли, мой пропал…
— Ничего себе! — удивился Петрович. — Рассказывай!
— Да, наворотил ты… — почесал он бороду, когда я закончил. — Тут, конечно, есть и моя вина, я тебе толком не объяснил, в чем суть работы фиктора. Собирался, честно, но все так завертелось… Ну да ты уже, наверное, сам до всего допер.
— Не очень, — признался я.
— Ну, совсем вкратце, обычный юзер максимум создает простенькую тульпу вирпа для себя. Фиктор — локацию для всех. Превращает контурные наброски неписей в полноценные личности. Именно умение работать… Впрочем, точнее — жить с тульпами — вот базовая способность, по которой отбирают фиктора. И нет, я не знаю, как вас находят, это не моя компетенция. Если ты можешь принять их как полноправную часть своей жизни, при этом отчетливо понимая, что они такое — ты можешь быть фиктором. Нечастое умение, кстати, поэтому вас так ценят.
— Так с вирпом-то моим что?
— Скорее всего, застрял в игре.
— Как такое возможно, если это, как ты говоришь, моя тульпа?
— Антох, не забывай — тульпы не реальны. Это реакция твоего мозга на определённый программный комплекс аудиовизуальных раздражителей. Чем лучше у тебя воображение, тем развесистей будет твой вирп, но, если нет этой крошечной программной части — нет и реакции мозга на нее. Твой вирп загружается в игру вместе с тобой и вместе с тобой должен из нее выгружаться. Но что-то сбойнуло, и он не выгрузился. Ищи его там.
Забавненько.
А что вообще есть реальность, как не «реакция мозга на комплекс аудиовизуальных раздражителей»?
Глава 20
Лайса, столкнувшись со мной в коридоре, кивнула, поспешно отвернулась, пряча глаза, и юркнула в ванную. Да, надо съезжать во избежание общей неловкости. В гостиницу. Или квартиру снять, как Петрович. Деньги есть.
— Настурция, — сказал я дочери, валяющейся на незаправленной кровати в наушниках, — давай-ка собирай в кучку все, что ты успела тут разбросать. Мы переезжаем.
— Напряг? — спросила дочка.
— Еще какой.
— А я уже начала к ней привыкать… Ладно. Прямо сейчас? Может, с утра все-таки? Я хотела в «Макара» сходить.
— Тогда уж съездить, — вздохнул я, — ходок из меня не очень.
И действительно — чего подрываться на ночь глядя? Лучше сегодня поискать в сети варианты съема, завтра с утра посмотреть, а там и переехать. Не хочу в гостиницу — дорого и казенно. А вот аренда тут вряд ли дорогая.
— Не вздумай съехать! — сердито сказала мне бабуля, пока я собирал вещи. Пусть заранее будут готовы.
— С хрена ли? — спросил я.
— Ты нужен Лайсе. Девочка сама не своя.
— А мою девочку сначала чуть не зарезали, потом чуть не утопили. Из-за твоей девочки, к слову, — я продолжил уталкивать вещи в сумку. Вроде и не было у меня с собой ничего, а теперь не лезут. Плодятся они, что ли?
— Она совершила ошибку. Из-за тебя, между прочим!
— А, так это я виноват…
— Я говорила тебе — отбей, а ты не слушал!
— А причем тут я? Вот ей бы и говорили.
— Она тоже не слушает… — вздохнула бабуля.
— Ну и какие тогда ко мне претензии?
— Не бросай ее, пожалуйста.
— Я ее и не поднимал. Между нами ничего не было.
— Ой ли?
— За сны я не в ответе. Тем более, за чужие.
— Навязался к ней в помощники, а теперь бросаешь?
— Хорошая попытка, но нет. Я хотел найти жену, а из-за Лайсы только потерял ее еще сильнее. Не знаю даже, жива ли она теперь.
— Жива, — нехотя сказала бабуля.
— И знаете, где она?
— Может, и знаю. А не знаю, так догадываюсь.
— Сейчас будет торг, совмещенный с шантажом и вымогательством? — понимающе спросил я.
— А что делать? Внучка — это все, что у меня осталось.
— Архелия Тиуновна, — сказал я скептически, — простите за неделикатность, но вы, вроде как, померли. Так что у вас ничего не осталось.
— Молод ты еще о таких материях судить, — надулась бабуля.
— Так где же Марта?
— А Лайсу не бросишь? Ладно, не слюбилось у вас, понимаю. Но хоть поможешь ей? Прикроешь спину?
— И даже задницу. Но отсюда все равно съеду. Ей же самой неловко на меня смотреть будет.
— Ладно. А кота я, если ты не против, оставлю.
Кот посмотрел на меня с бабулиных коленок и беззвучно мяукнул. Типа не возражает.
— С нашим удовольствием. Что ж за ведьма без кота?
Я решил, что сюда мы в любом случае не вернемся. Если регулярно беседовать с галлюцинациями, это может войти в привычку. Перекантуемся одну ночь в гостинице, а завтра поищем жилье.
Однако в «Макаре», когда я спросил у Невзора, есть ли в Жижецке какой-то ресурс по аренде жилья — сайт или риэлтерская контора, может быть, — он категорически заявил, что мы должны остаться тут.
— У нас куча пустующих комнат сейчас! — горячо убеждал он меня. — Хотите, вместе вас поселю, хотите — раздельно.
— Вместе, — категорически оборвал я уже раскрывшую рот дочь.
По крайней мере, спать она будет ложиться в свою кровать. И одна. Не то чтобы я думал, что их отношения с Виталиком зашли достаточно далеко, но даже тени шанса этому гитарасту не предоставлю! Пусть пока в кулачок тренируется.