— Уже завтра? — потрясено сказала девушка. — Но…
— Грядет Великий Балий. К добру ли, к худу — не знаю. Но Бабай станет не нужен, а мне и этого достаточно.
Я не особенно прислушивался к этому потоку бреда. Я незаметно разминал мышцы, готовясь встать и прибегнуть к любимому способу решения проблем — бессмысленному насилию. Где-то тут моя жена, и нехер становиться у меня на пути.
Не вышло. Едва я собрался объявить следующий раунд, как явились Сумерла с Маржаком. Я помню, какой этот черт сильный и на удар стойкий, так что решил еще немного посидеть за канатами. Восстановить форму.
— Проваливай, Невзор, — сказала Сумерла пренебрежительно, — твое время заканчивается, так не теряй его зря. Делай свое дело.
Директор, к моему удивлению, молча поклонился и ушел.
— Твоя жена непраздна, ты знаешь?
— Чей это ребенок? — почему-то я был уверен, что Сумерла знает.
— Разве тебе важно это, странь? Разве ты не принял бы ее с любым? Ты, взявший в дочери ту, кто сама себе мать? — она тихо засмеялась, как будто железные шарики в бутылке встряхнули. — Но это неважно. Она станет последней жертвой, на ней прервется цикл и восстанет Великий Балий.
— Хера с два! — сказал я и восстал сам.
Когда я пришел в себя, возле моей постели сидели дочь и Лайса.
— Где… А, да, — оглядевшись, я понял, что вопрос лишний. Больницу ни с чем не спутаешь.
— Тебя нашли на крыльце приемного покоя, — сказала Лайса. — Не хочешь рассказать, что случилось?
— Некоторые эпизоды остались за кадром и для меня, — признался я. — Но что за тварь этот Маржак? Меня и раньше вырубали, но вот так, всухую?
— Ты сцепился с Сумерлой? — удивилась Лайса. — Зачем?
— У нее Марта.
— Точно? — нахмурилась она.
— Сам видел.
— Ты нашел ее, пап! — обрадовалась Настя. — Я знала, что ты сможешь!
Смочь-то я смог, а толку?
— А Клюся куда делась? — спросила дочь. — Она не пришла в «Макара».
— О, черт… — я дернулся встать, голова отозвалась болью. — Надо ее вернуть.
— Не надо, — сухо ответила Лайса. — Она уже вернулась. И это было трудно не заметить.
— Где она?
— В отделении. Задержана за хулиганство, вандализм, поджог, нанесение материального ущерба, нанесение телесных повреждений средней тяжести и оскорбление сотрудников полиции. Многократное.
— Какая энергичная барышня, — я пощупал шишку на затылке. Шишка болела, но не выглядела опасной. — И где она так повеселилась?
— Пришла к дому отца, — сказала Лайса, — не застала его, побила битой стекла, кинула бутылку с бензином в кабинет. К счастью, пожар почти сразу погас, так что ущерб умеренный — какие-то записи, оргтехника. Потом пошла в его офис, не застала, повторила подвиг, но уже без бензина. Охранник пытался ее остановить, но она его вырубила, использовав биту.
— Решительная девчушка.
— Не то слово. Не остановившись на этом, она отправилась в мэрию, где как раз шло обсуждение завтрашнего праздника.
— Ночью шло?
— Ночные дела обсуждаются ночью, — констатировала Лайса. — Клюся ворвалась на совещание и, выкрикивая, со слов присутствующих, бессмысленные дикие обвинения, попыталась избить отца. Битой. Но к этому моменту уже подоспела полиция, и ее задержали. Сопротивления она не оказала, но ругалась страшно.
— А в чем она его обвинила?
— В убийстве матери и в том, что он Бабай.
— Он тоже?
— Что значит «тоже»? — насторожилась Лайса.
— Я тут кое-что узнал про Бабая.
— Так, девочка, выйди! — сказала полисвумен моей дочери. — Нам с твоим отцом надо это обсудить.
— Вот еще! — возмутилась Настя. — И не подумаю! Вдруг вы его… Ну, не знаю что. Я тут никому не доверяю!
Она села, скрестив руки, упрямо сдвинув брови и приняла позу отрицания. В этом момент она стала так похожа на свою мать, что внутри у меня что-то болезненно екнуло. То ли разбитое сердце, то ли отбитая печень.
— Не вижу вреда в том, что она это услышит, — сказал я. — История неприглядная, но отгораживание детей от реальности не помогает им выжить в этом жестоком мире.
— Черт с тобой. Рассказывай.
— Бабай — коллективная сущность. Исполнительный орган местного сектантства. Туда входит Невзор, Сумерла и почти наверняка Мизгирь. Возможно, Маржак — но вряд ли, он просто громила. Ты лучше меня знаешь местный бомонд, сама подумай, кто еще годится в подозреваемые.
— Невзор? — поразилась Настя.
— Девочка, раз уж тебя не выгнали, воздержись, пожалуйста от комментирования, — недовольно сказала Лайса. — Если бы злодеи были похожи на злодеев, мы бы давно всех арестовали.
— Не факт, что он злодей. У меня сложилось впечатление, что скорее делегированный общественник. Но дело не в этом. Похоже, что в городе возник конфликт интересов местных сектантов и какой-то внешней силы, которая претендует на вмешательство в их дела.
Я рассказал Лайсе то, что услышал от Сумерлы и «Невроза», а также то, до чего додумался сам. Я хоть и бывший боксер, но иногда использую голову не только для получения в нее ударов разной степени тяжести.
— Значит, ты считаешь, что в Жижецк лезут твои наниматели? — спросила, дослушав меня, Лайса.
— Уже влезли.
— И что им тут надо?
— Как раз собирался это выяснить. Но мне нужна Клюся.
— У девочки большие неприятности, — покачала головой Лайса.
— Ты мне должна, я нашел тебе Бабая, — ответил я. — Кроме того, если я прав, то выдвигать против нее обвинения никто не будет.
— Попробую что-нибудь сделать. Подожди здесь, мне надо поговорить с начальством, — она достала смарт и вышла в коридор.
— Пап, а что такое «тульпы», про которые вы все говорите? — спросила Настя.
— Представь себе, что кто-то чувствует себя очень одиноким. Одиночество — это не просто дискомфорт, это сильнейший, почти смертельный стресс. Оно вызывает гормональную реакцию, родственную клинической депрессии, расстройства психики и восприятия. Рассудок угнетен, поведение тревожное. Это наследие стайного прошлого приматов — отбившаяся от своих особь обречена. Срабатывает защитный механизм — у человека появляется воображаемый друг. Он представляет себе брата, или подружку, или родителя, или ребенка — кому чего не хватает. Разговаривает с ним, делится наболевшим, заботится или просит заботы. Это позволяет ему выживать в одиночку, обманывая свой мозг. Постепенно этот воображаемый друг становится для него совершенно реальным. И вот тут он либо готовый пациент для дурдома, либо — творец тульпы.
— Но… Ведь они не реальны, да?
— А что есть реальность? — улыбнулся я. — Но да, в общем случае, их видят и могут с ними взаимодействовать только их создатели. С точки зрения условной «нормальности», которая есть понятие статистическое, их не существует, а тот, кто их видит — психически болен. Или же часть их реальностей не пересекается. Но пять лет назад в городе Стрежев произошло… нечто. В силу катаклизма неизвестной природы тульпы там обрели материальность. Каждый, кто мечтал о воображаемом друге, сыне, брате, любовнице — получили желаемое.
— И что было дальше?
— Разное. Но вот что удивительно — обретя искомое, почти все поняли, что это не то, что им нужно на самом деле. Люди обожают себя обманывать, и нет ничего опаснее внезапного исполнения заветных желаний. И, как это не раз случалось в мифологии, а может, и истории нашего мира — создатели отвергли свои творения, сделав их непредставимо несчастными.
— И что с ними стало?
— Я не знаю точно, дочь. Мы покинули Стрежев, и до недавнего времени я не вспоминал о нем. И вот я узнал, что стало с брошенными детьми.
— Что? — спросила замирающим голосом Настя.
— Они живут в «Макаре». Стрежев избавился от своих тульп. Их принял Жижецк, но из милосердия ли? Не были ли они с самого начала предназначены для… Не знаю, для чего.
— Как Катя, да?
— Как Катя.
— Какая печальная история.
«Там, где грань между Явью и Навью особенно тонка, жизнь идет особенным образом, вам ли не знать, Антон?
И зачастую одной силы желания бывает достаточно для получения желаемого — или чего-то неотличимо на него похожего. К счастью, люди очень редко желают чего-либо столь сильно, чтобы плодить вокруг химеры своего разума, но иногда… Впрочем, кому я это объясняю?
Удивительно другое. Большей частью люди получают не злато и славу, не долголетие и здоровье. Эти желания то ли недостаточно сильны, то ли Навь не отзывается на них. И лишь когда люди желают людей, они иногда обретают искомое. Мужей, жен, любовниц, братьев, и, конечно, детей. Отчего-то именно детьми охотно одаривает Та Сторона. Может быть, слишком много их там? Шумят, мешают, нарушают правила. Вот их и раздают кому попало.
Ах, да, это была попытка пошутить, извините. Мне не раз говорили, что юмор — не моя стезя. Я хотел сказать, что большинство тульп — тульпы детей. Очередная попытка продлить себя в бессмертие. Разумеется, неудачная, поскольку тульпа не будет продолжением создателя. Разочарованные творцы отвергают свои творения, как, по слухам, отверг некогда Человечество его Творец. Множество маленьких трагедий повторяют одну большую, и история ходит по кругу из мелких историек.
Печально, не правда ли?
Ваш Бабай».
Настя замолчала и задумалась. Я поднялся с кровати, скривившись от головокружения. Постоял, покрутил головой из стороны в сторону. На ринг мне рано, но ходить смогу. Интересно, где моя одежда?
Обшарив шкафчик, нашел пакет с грязными драными тряпками, которые, очевидно, ею когда-то были. Ладно, мне не свататься идти. Кое-как натянул и стал выглядеть натуральным бомжом из-под моста.
— Пап, а паап… — протянула Настя очень странным голосом. — А Марта — твоя тульпа, да? Ты создал ее в Стрежеве, но не бросил, а увез с собой?
— Нет. Она тульпа, но не моя. Я увез ее с собой, потому что так было надо. Без этого мне бы не отдали тебя — это долгая история. Мне не нужна была тульпа. Я очень сильно любил твою маму.