— Ну и ладно, в жопу так в жопу, — не стал спорить Петрович. — Как будто тебя кто-то уговаривает. Все, эта история закончилась.
— Ах, ну да… Ты ей запретил…
Забавненько.
Клюся с ребятами заиграли со сцены что-то несложное-танцевальное, довольно прилично, кстати. Во всяком случае, сразу стало веселее, народ еще не плясал, но уже двигался в ритме, притопывая и пританцовывая на ходу.
— Антон, не уделите пару минут?
— Александр Анатольевич? — увидев тут Вассагова, главу безопасности из Стрежева, я даже не удивился.
Не задумывался об этом специально, но, после Кеширского, подсознательно ожидал дальнейших флешбэков.
— Давно не виделись, Антон!
— Я не соскучился, если честно.
— Что же вы сразу грубите! — попенял мне безопасник. — А ведь я тут ради вас!
— Серьезно? — спросил я скептически.
— Не только, — поправился он. — Происходящие тут процессы интересны и поучительны сами по себе. Но, тем не менее, разговор с вами стал одной из причин, по которым я решил прибыть лично.
— И о чем будем разговаривать?
— О вашей… хм… дочери, — Вассагов покосился на весело смеющуюся Настю. Она болтала с ребятами и, кажется, впервые за долгое время выглядела довольной жизнью.
— Внимательно слушаю.
— Антон, вы не хотели бы вернуться в Стрежев?
— Александр Анатольевич, не вы ли мне настойчиво рекомендовали никогда ни в коем случае не возвращаться?
— Каюсь, — вздохнул безопасник, — был не прав. Ваша дочь казалась лишним дестабилизирующим фактором. Мы, может быть, несколько безапелляционно вам ее навязали, но немедленно убрать ее из города выглядело тогда хорошей идеей.
— А теперь?
— А теперь не выглядит.
— Как она говорит: «Пичалька».
— Именно. Со слов Ивана я знаю, что отдать вы ее не хотите. Понимаю — проснулись отцовские чувства. Уважаю, не смею настаивать. Кстати, не знаете, что с ним случилось?
— Знаю. Он смел настаивать.
— Он хотя бы жив?
— В специфическом местном смысле этого слова — да.
— Ах, да, — поморщился Вассагов, — покляпые. Ох уж мне эта жижецкая экология… Но это их проблемы, мы не вмешиваемся. И, тем не менее, как вы смотрите на переезд в Стрежев?
— Не вижу резонов.
— Ваша дочь там будет в безопасности.
— Знаете, пока что главную опасность для нее представлял ваш сотрудник… Кстати, это вы устроили давление через ювеналку и прочие фокусы?
— Что-то мы, что-то нет… Чтобы вы там ни думали, но Стрежев — не единственная заинтересованная сторона.
— И в чем причина такого интереса?
— В ее происхождении.
— Она моя дочь! — я начал злиться.
— Этого никто не оспаривает, поверьте. Но ее мать…
— Ее мать умерла.
— Это… некоторым образом не совсем так. Скажем, как бы вы отнеслись к тому, чтобы вернуть вашу Анюту?
Мне пришлось присесть за столик временного уличного кафе.
— Кофе, чай, глинтвейн? — тут же подскочил молодой официант.
— Коньяк есть?
— Непременно!
— Давайте.
Вассагов присел напротив.
— Если вы пошутили, — сказал я мрачно, — то зря. Не надо шутить такими вещами.
— Я чрезвычайно серьезный человек. Многие считают, что у меня вообще нет чувства юмора.
— И откуда же вы предлагаете ее… вернуть?
— Из ее дочери, которая, как бы вы ни пытались это отрицать, все же не просто ребенок. Когда-то они поменялись местами, и это можно… переиграть.
— И каким же образом?
— Примерно так же, как произошел первый обмен. Но, сами, понимаете — это возможно только в Стрежеве.
— Так же, как первый… И чем же вы собираетесь довести мою дочь до такой же степени отчаяния и боли, чтобы она сбежала туда же, куда ее мать? Или чтобы она смогла вытолкнуть Анюту из небытия, ее страдания должны быть глубже? Вы понимаете, что это фактически доведение ребенка до самоубийства?
— Этого, как вы выражаетесь, «ребенка», вообще не должно было быть! И, напомню, именно вы довели Анюту до такого экстравагантного суицида.
— Я понятия не имел…
— Не имели. Теперь — имеете. И можете исправить случившееся пять лет назад. Отменить ту трагедию. Вернуть любимую девушку. Знаете, такой уникальный шанс даже раз в жизни выпадает не каждому!
— Вам-то Анюта зачем? — мрачно спросил я.
— А вам не все равно? Ну, допустим, у нее была уникальная глубина взаимодействия с городом, и она сейчас может внезапно понадобиться. Жижецк тому отличный пример. Подумайте над моим предложением, Антон. Только недолго. Скоро я спрошу вас снова.
Вассагов поднялся со стула и удалился, а я выпил принесенный коньяк залпом и без закуски, расплатился и пошел к фонтану. Там под летящую со сцены удалую ирландскую джигу отплясывала так, что только кеды мелькали, моя дочь. Я смотрел на нее, на блестящие глаза, растрепанные волосы, раскрасневшееся веселое лицо и вспоминал Анюту. Она могла зажечь не хуже. Она вообще была та еще оторва, ее мать. Моя единственная в этой жизни настоящая Большая Любовь.
Пять лет назад я ее потерял, получив взамен странную девочку, с которой понятия не имел, что делать. Предложи мне кто-нибудь этот вариант тогда — я бы и секунды не колебался. А сейчас…
У меня будет Анюта.
У меня не будет Насти.
Люди созданы природой так, что острее воспринимают и лучше запоминают боль, чем радость. Мы сформированы негативным опытом. Потому радость обретения никогда не перевесит горечь потери. Вот эта пляшущая у сцены девчонка через несколько лет вырастет и уйдет в свою жизнь. Я в любом случае останусь один. Но, черт меня заешь, я не лишу ее этой жизни! А если кто-то попробует перешагнуть через меня…
Я развернулся и пошел искать Лайсу.
Полицейская капитан была в вызывающе штатском — не выше середины бедра и с открытой спиной. Она сидела в одном из уличных кафе в полном одиночестве и, кажется, обрадовалась, когда я к ней подсел.
— Празднуешь? — спросил я.
— Не знаю, — пожала голыми плечами Лайса, — сама пока не определилась. А ты? Поговорил с женой?
— Никак не получается. Меня к ней не пропустили, представляешь?
— И не пропустят, — девушка взмахнула рукой, и я внезапно понял, что она прилично набралась. — Судебный запрет.
— В смысле?
— Твоя дражайшая объявилась сегодня утром в оркестре и сразу же через некое доверенное лицо подала судебное требование. В отношении преследующего ее бывшего мужа.
— Бывшего?
— Есть понятие «фактического развода», его в данном случае достаточно. Запрет был принят по упрощенной процедуре в виду «очевидности состава». Судья в выходной день аж рысью на работу прибежал!
— Но ты же понимаешь…
— Я все понимаю! Но это ничего не меняет, — грустно засмеялась она. — Сегодня, так или иначе, все закончится. Хочешь глинтвейна?
— Значит, ты мне не поможешь?
— Нет.
— Тогда хочу. Глинтвейна.
Я сходил к стойке и взял две глиняных кружки с горячим напитком.
— Вроде не холодно, почему глинтвейн? — спросил я.
— Традиция, — пояснила Лайса. — В праздник его даже детям наливают. У нас много традиций.
— Я заметил.
Мы неторопливо выпили по кружке, и я сходил еще. Напиток не казался крепким, но какое-то смещение сознание от него все же происходило.
— Ты меня совсем напоишь! — хихикнула девушка.
— Обещаю не домогаться.
— Напугал! — фыркнула она. — Может, я еще устрою проверку твоей супружеской верности.
— Лучше выпьем.
И мы выпили. Я сходил еще. Глинтвейн был не слишком горячий и очень вкусный, пился легко, но ощущение от него было не столько пьяное, сколько странное.
— Из чего его делают? — спросил я Лайсу.
— Тс-сс! — пьяно покачнулась она. — Лучше тебе не знать! А впрочем…
Она наклонилась через стол, я склонился к ней, наши лица почти соприкоснулись. От нее пахло вином, пряностями и чуть-чуть косметикой.
— Тут все помешаны на живой воде.
— Бабай писал о мертвой.
— Он писал, что это одно и то же. Вода размывает границы между жизнью и смертью. Или нежизнью и несмертью? Не помню.
Лайса была уже сильно пьяна, но я принес еще две кружки, надеясь, что мой вес и тренированность организма помогут. Пара пьяных поцелуев, которым я не противился, и девушка уснула, упав лицом на скрещенные на столе руки. Я коварный мерзавец, мне стыдно. Но мне очень нужно то, что у нее в сумочке. Надеюсь, за утерю по пьяни табельного оружия ее не уволят. Впрочем, я рассчитываю его вернуть до того, как она хватится.
«Многие думают, что живая вода и мертвая — это разные воды. Но это два названия одного и того же. Это вода реки Смородины, и она делает живое более мертвым, а мертвое — почти живым.
«Что за ерунда?» — подумали сейчас вы. — «Что за калина-малина-смородина?». «Смородина» идет от корня «смрад», и второе ее название — река-Нетеча, что значит «без течения», стоячая вода, болото.
И болото это вы видели, Антон.
А оно — видело вас».
— Ты что творишь, остолоп? — на третьем свободном стуле обнаружилась Архелия Тиуновна. — А если ее из-за тебя уволят?
— О, бабуля-красотуля! — засмеялся я. Кажется, никто, кроме меня ее не видел, так что заложить она меня не могла.
— Да ты пил эту дрянь, что ли? — подозрительно присмотрелась она. — Совсем дурак?
— Слегка нетрезв, — признал я, — старушками галлюцинирую. А кота куда дели?
— Шляется тут где-то, — отмахнулась Архелия, — зачем тебе пистолет, малахольный?
— Не знаю, — признался я, — но в прошлый раз помогло. А вы разве не только в кресле появляться можете?
— Сегодня особый день, сегодня многое можно. И не только мне, учти!
— Ничего, у меня пистолет теперь есть. А если Лайсу и уволят — ничего страшного, найдет себе нормальную работу. Что за занятие для красивой девушки — полицейский капитан? В «Макаре» вон директорское место освободилось.
— Здорово ты оглупел… — скривилась бабуля. — Не пей больше. Они на мертвой воде это пойло ставят, сахаром да гвоздикой запах отбивают. У непривычного человека башка дуреет, видится всякое.