– Я бы тоже обошелся какой-нибудь кофтой, – смущенно сказал Герлоф.
– А вдруг у меня только одна? Ладно, шучу. Одеяло не помешает. Довольно свежо, как видишь.
Она принесла поднос с кофе и покупными коричными булочками. Астрид не любила стряпать.
Герлоф представил Юлию – это моя младшая дочь, замечательно, какой у вас славный пес, да, только сумасшедший, фокстерьеры, вы же понимаете, они все немного чокнутые…
Вилли постепенно успокоился, лег рядом и поглядывал на гостей озорными каштановыми глазенками, косясь то и дело на хозяйку – ну что, довольна? Никто не упоминал Эрнста.
Герлоф был почти уверен, что Астрид не помнит Юлию. Поэтому он удивился, когда она вдруг тихо сказала:
– Вы меня, конечно, не помните, Юлия… но я тоже была в тот день, все искали на берегу, и я, и мой муж… много было народу.
Герлоф не столько увидел, сколько почувствовал, как оцепенела Юлия на другом конце стола, как мучительно пытается подобрать какие-то слова.
– Спасибо… я и в самом деле не помню. Вообще почти ничего не помню, что тогда было.
– Конечно, конечно… – Астрид кивнула и сделала глоток кофе. – Такая суматоха… Полицейские катера, никто не знает, что делать… Одна группа пошла по берегу на юг, а мы с другой группой – на север. Шли и шли. Смотрели под каждой лодкой, за каждым камнем. Потом стемнело, руки собственной не видать… пошли назад. Ужас какой-то.
– Да… – Юлия не отрывала глаз от чашки с кофе. – Все искали. До темноты.
– Ужас, просто ужас, – повторила Астрид. – И ведь он не первый, кого поглотил пролив.
Ветер внезапно стих, и наступила полная тишина. Вилли беспокойно постучал по земле хвостом, встал и на всякий случай улегся на ногу хозяйки.
– Нашли сандалик Йенса, – неожиданно сказал Герлоф. Он смотрел на Астрид, но чувствовал на себе пристальный взгляд Юлии.
– Вот как… подумать только. В воде?
– Нет… не в воде. Кто-то хранил его все эти годы, а кто этот кто-то, мы пока не знаем.
– Подумать только! – удивилась Астрид. – А разве он не… разве мальчик не утонул?
Юлия молча вертела в руке чашку.
– Похоже, что нет… Темная история. Мы пока мало что знаем.
– А этот человек, о котором ты вчера рассказывал, – неожиданно вступила Юлия в разговор. – Этот… Нильс Кант. Может быть, он что-то знает о Йенсе? Как ты думаешь?
– Нильс Кант? – Астрид внимательно посмотрела на Герлофа. – Почему это о нем зашла речь?
– Так… вспомнилось.
Герлоф явно уклонился от ответа. Юлия виновато посмотрела на него – похоже, ляпнула что-то неуместное.
– Я просто подумала… может быть, он как-то в это дело замешан. Он ведь и раньше… С ним ведь и раньше все было… вкривь и вкось.
Астрид вздохнула.
– Я-то думала, про него давно забыли. Когда он уехал из Стенвика…
– А про него и забыли. Почти забыли. Например, Юлия до вчерашнего дня ничего о нем не слышала.
– Он был постарше меня, – кивнула Астрид, – но мы все равно учились в одном классе в средней школе. Почему-то всегда был в плохом настроении. Я, по-моему, ни разу не видела его веселым. Здоровый был парень и постоянно дрался. Девчонки его побаивались… да и мальчишки тоже. Он из таких, знаешь, – сам начинает драку, а сваливает на других.
– Я его по школе не помню, он позже меня учился, – сказал Герлоф. – Но Йон кое-что рассказывал о драках.
– А потом начал работать в каменоломне, она тогда им принадлежала, Кантам. – Астрид покачала головой. – Но и там все было не гладко.
– Тоже драка. Он чуть не утопил десятника, – кивнул Герлоф. – Помнишь, на другую же ночь, как он уволился, сгорела баржа в Лонгвике? «Изабелла». Стояла себе в Лонгвике и вдруг загорелась. Капитан, слава богу, проснулся. Еле успели отбуксировать ее от причала – она уже полыхала, как факел. Самовозгорание. Комиссия так решила. Но в Стенвике многие были уверены, что баржу поджег Нильс. Наверное, тогда все и началось…
– Что началось? – напряженно спросила Юлия.
– Что и что… в общем, Нильс Кант стал в Стенвике вроде козла отпущения. Что ни случись, думают на Нильса. Всё на него валили…
– Не всё, – поправила Астрид. – Только преступления. Пожары, кражи, падеж скота…
– Не только преступления. Несчастные случаи тоже. Крыло на мельнице треснуло, сеть разодрали, лодку оторвало с причала…
– Положим, он все это заслужил, – наставительно заявила Астрид. – Не раз доказывал.
– У него своя история… Отец-тиран, он, правда, помер, когда Нильс еще маленький был, а потом мать. Она внушала пацану, что лучше него в поселке нет никого. Да и не только в поселке. При таком воспитании…
Астрид покивала, соглашаясь, но тут же задумалась. Потом, словно очнувшись, тихо спросила:
– Я слышала по местному радио… Когда похороны, Герлоф?
Сменила тему, подумал Герлоф. А может, тоже как-то связала Нильса Канта с гибелью Эрнста.
– В среду, если я правильно понял. Во всяком случае, Йон так сказал.
– В марнесской церкви?
– В том-то и дело. – Герлоф нахмурился. – А ведь эта самая марнесская часовня его и убила.
– Эрнст был всегда так аккуратен с камнями… Не понимаю, что ему понадобилось там, на обрыве.
Герлоф молча пожал плечами.
– Теперь все? – спросила Юлия, не отрывая глаз от дороги. Они попрощались с Астрид и двинулись в путь.
– В каком смысле?
– Всех обитателей Стенвика навестили?
– В общем, да. Настоящих. Есть еще, кто приезжает на выходные из Боргхольма, из Кальмара… пятнадцать – двадцать человек, но я с ними не очень знаком.
– А летом?
– Летом? Всемирный потоп. Все забито туристами и дачниками, и их с каждым годом все больше. Многие строят летние дома. По нескольку сотен приезжает. И столько же у Йона в кемпинге. Народу, наверное, больше, чем когда я мальчишкой был. А в Лонгвике еще того чище, они гостиницу на берегу выстроили. Оборудовали гавань для яхт.
– Я помню, как здесь бывало летом.
Герлоф протяжно вздохнул.
– Жаловаться грех. Люди с материка приезжают с деньгами.
– А как за всеми уследить?
– А никак. Летом не уследишь. Как в большом городе. Люди шатаются, где им заблагорассудится.
– А сейчас? Сейчас-то и следить некому, так что… – Она замолчала на полуслове.
– Астрид приглядывает, а если… – начал было Герлоф и тут же заметил странное выражение лица дочери. – Ты что?
– Я вспомнила… Эрнст заходил вчера, сказал, что ждет посетителя. Когда я смотрела твой дом. Так он сказал. Говорит: «Приходи посмотреть мои штуки, только не сегодня, сегодня у меня посетитель». Что-то в этом роде.
– Так и сказал? – Герлоф отвернулся и стал смотреть в окно.
– А может, речь шла об этом… Нильсе Канте?
– Все может быть, – без выражения сказал Герлоф.
– То есть Эрнст его ждал? Нильса Канта?
– Не думаю.
Разговор увял. Они как раз проезжали церковь, и Герлоф против воли стал думать о предстоящих похоронах.
– Ты что-то от меня скрываешь. У меня такое чувство, что ты знаешь больше, чем рассказываешь.
– Не намного. Если и больше, то не намного, – спокойно сказал Герлоф, – но у нас есть кое-какие предположения. У нас с Йоном.
И у Эрнста были предположения, подумал он с грустью.
– Это не игра, папа, – тихо, но с нажимом произнесла Юлия. – Йенс – мой сын.
– Конечно. – Герлофу очень хотелось попросить Юлию, чтобы она перестала говорить о Йенсе, как о живом, временно отсутствующем человеке. – Скоро ты все узнаешь.
– Зачем ты рассказал Астрид про сандалик?
– Есть новости, которым надо помочь распространиться. Астрид наверняка будет рассказывать. – Он посмотрел на Юлию. – А ты вчера не рассказала полицейским? Я имею в виду про сандалик.
– Нет… с чего бы? У меня мысли были другим заняты.
– Да… можно попробовать выманить кого-то.
– Кого? И что значит «выманить»?
– Никогда не знаешь…
Они заехали на стоянку дома престарелых. Юлия опять помогла отцу выйти из машины.
– И чем ты сейчас займешься? – спросил он.
– Не знаю… схожу на кладбище.
– Хорошая мысль. У Эллы на могиле есть фонарь, так что можешь поставить в него свечу. У меня есть в комнате.
– Хорошо. – Юлия пошла с отцом.
– И осмотрись там, на погосте. Как поставишь матери свечку, сходи к западной стене и посмотри могилы.
– Да? Зачем?
Она нажала на кнопку, и входная дверь медленно распахнулась.
– Узнаешь, когда увидишь, – сказал Герлоф.
11
Перед ней был могильный камень с надписью:
«НИЛЬС КАНТ».
Как и говорил Герлоф, у западной стены, крайний в длинном ряду могил. Имя и фамилия, чуть ниже дата: 1925–1963. Надгробие низкое, довольно непритязательное, обычный известняк, скорее всего из каменоломни в Стенвике. А может, вытесал этот камень не кто иной, как Эрнст Адольфссон. Тридцать лет назад… Вряд ли кто смотрит за могилой, кроме сторожа. На поверхности камня тут и там – белесые островки лишайника.
Сухая трава. Цветов нет.
Если Нильс Кант был в Стенвике, как сказал Герлоф, «козлом отпущения», почему тогда никто не упомянул его имя в связи с исчезновением Йенса? Да потому что он в то время уже почти десять лет лежал в могиле, вот почему. Герлоф послал ее сюда… зачем? Теперь-то совершенно ясно, что Нильс Кант никакого отношения к Йенсу иметь не мог. Более убедительное доказательство и придумать трудно – высечено на камне.
Опять тупик.
В двух метрах – еще один надгробный камень, из того же известняка, но выше и больше. Карл-Эйнар Андерссон, 1899–1935, Вера Андерссон-Кант, 1897–1972. Чуть пониже, маленькими буквами – Аксель Теодор Кант, 1929–1936. Это, конечно, тот самый утонувший братишка Нильса Канта. И тело его так и исчезло в проливе.
Юлия уже собралась уходить, но тут взгляд ее упал на клочок белой бумаги, еле приметно шевелящийся под ветром. Она бы его и не заметила, если бы не подошла ко второй могиле, – он лежал прямо за плитой. Подошла поближе.
Не клочок бумаги, а маленький белый конверт, вставленный между стеблями срезанных роз. Кто-то положил эти розы не так давно – еще не облетели сухие темно-красные лепестки. И почему-то не на камень, а позади. А может, ветром сдуло. Она взяла в руки конверт – влажный. Был под дождем.