Он улыбнулся, но калькулятор не отложил.
– У меня только один вопрос… – Юлия сделала робкий шаг вперед. – Я ищу Ламберта.
– Ламберта?
– Он живет в Лонгвике. Фамилия, по-моему, Карлссон.
– Тогда Ламберт Нильссон. Других Ламбертов у нас нет.
– Вот именно, Нильссон, – быстро поправилась Юлия.
– Тогда вы немного опоздали. Он умер пять лет назад. Единственный Ламберт.
– Вот как…
Секундное разочарование – но она тут же сообразила, что другого ответа и не ждала. Он уже тогда был далеко не юноша, когда под вечер приехал на мотороллере. Хотел помочь найти ее сына.
– Младший брат его жив. Свен-Улуф Нильссон. Бодрый старик. Он живет на холме, за пиццерией. Там и Ламберт жил. Свен-Улуф торгует яйцами, так что ищите участок, где куры бегают.
– Спасибо.
– Кстати, если увидите его, передайте от моего имени: коммунальное водоснабжение стало еще дешевле. Он – единственный во всем поселке, кто предпочитает пользоваться собственным колодцем.
Юлия серьезно кивнула.
– Передам.
– Вы остановились в нашем отеле?
– Нет… но в юности часто приезжала сюда на танцы… Я живу в Стенвике. Юлия Давидссон.
– Не родственница старине Герлофу?
– Я его дочь.
– Вот как! Замечательно! В таком случае передайте ему сердечный привет. Мы ему заказывали кораблики в бутылках и, скорее всего, закажем еще.
– Обязательно передам.
– У вас там красиво, в Стенвике, правда? Тихо, спокойно… заброшенная каменоломня, пустые дома. – Он слегка улыбнулся. – Мы-то пошли другим путем. Сделали ставку на туризм, гольф, конференции. По-видимому, единственный способ вдохнуть жизнь в прибрежные поселки здесь, на севере Эланда.
– Судя по всему, у вас получается.
А может, Стенвику тоже надо пойти этим путем? Поставить на туризм…
Вопрос без ответа. Лонгвик уже обогнал их настолько, что вряд ли удастся с ним конкурировать. Прибрежный отель… пиццерия… нет, в Стенвике все это вряд ли возможно. Стенвик обречен на жизнь два месяца в году. Все остальное время – спячка. И ничего с этим не сделаешь.
Она миновала маленькую заправку и прошла по широким мосткам мимо пиццерии.
Улица дальше карабкалась на небольшой холм. Подгоняемая ветром, Юлия поднялась на самый верх. Там шумела небольшая рощица. За рощей она увидела низкую каменную изгородь, а за изгородью – беленый домик и каменный курятник.
Кур она не заметила, но поняла, что не ошиблась: на калитке был прибит деревянный щит с надписью: ЯЙЦА НА ПРОДАЖУ.
Она открыла калитку и пошла по дорожке, выложенной необработанными каменными плитами. Зеленая колонка напомнила ей просьбу Гуннара Юнгера насчет коммунального водоснабжения. Дверь закрыта. Она нажала кнопку звонка и прислушалась. Решила, что никого нет, но в этот миг в доме послышались тяжелые шаги. Дверь открылась, и на пороге появился старик, тощий и морщинистый, с редкими, зачесанными на темя, серебристыми с желтизной волосами.
– Привет, – сказал он.
– Привет.
– Яйца?
Юлия, по-видимому, оторвала его от стола, потому что он все еще что-то дожевывал.
Она кивнула. А почему бы заодно не купить яиц?
– Вас зовут Свен-Улуф? – спросила она на удивление свободно. С этим стариком она почему-то не ощущала неудобства.
А может, начинаю привыкать? Здесь, на Эланде, я только и делаю, что встречаюсь с чужаками.
– А как же еще? Конечно, Свен-Улуф. Так меня и зовут. Сколько тебе? – Он поочередно сунул ноги в стоящие под вешалкой большие резиновые сапоги.
– Шесть… шесть штук хватит.
Свен-Улуф вышел на порог.
Мимо ног его проскользнул, как черная тень, большой кот, не удостоив Юлию даже взглядом.
– Пойду принесу.
Юлия последовала за ним в небольшой курятник на другом конце двора.
Он открыл зеленую дверь. Юлия входить не стала. И здесь кур не видно, зато на столах стоят несколько ячеек с яйцами. Очень темно.
– Сейчас свеженьких принесу, – сообщил Свен-Улуф и открыл еще одну дверь, выкрашенную почему-то в полоску.
Юлия сразу почувствовала характерный запах куриного помета. Пахнуло также пылью и теплым, застоявшимся воздухом. В курятнике было совершенно темно.
– Сколько у вас кур?
– Теперь не так уж много. Штук пятьдесят… не знаю, смогу ли держать все это хозяйство на плаву.
Из курятника донеслось осторожное, тягучее кудахтанье.
– Я слышала, Ламберта уже нет в живых, – крикнула она в пространство.
– Кого? – послышался голос из темноты. – Ламберта? Ламберт помер в восемьдесят седьмом.
Юлия никак не могла взять в толк, почему он не зажигает свет. А может, лампа перегорела.
– Я с ним встречалась. – Она не видела собеседника и невольно говорила громко, хотя он и так бы ее наверняка услышал.
– Да? Вот как…
Похоже, ему было неинтересно выслушивать какие-то связанные со старшим братом истории.
– В Стенвике, я там живу.
– Вот как…
Опять «вот как».
Юлия переборола себя, шагнула в темноту и сразу услышала, как занервничали куры – закудахтали быстрее, с истерическими возгласами, задвигались на насестах. Впрочем, отсюда видно не было – может, он держит их в клетках и никаких насестов, которые она тут же себе представила, там нет.
– Моя мать Элла позвонила Ламберту, нам нужна была помощь… надо было помочь найти пропавшего… человека. Его не могли найти уже три дня, даже следов никаких не обнаружили. Нигде. И тогда Элла вспомнила про Ламберта. Вы же знаете… про Ламберта говорили, что он может найти все что угодно. Не знаю, правда ли, но Элла так сказала.
– Элла Давидссон?
– Да… она позвонила, и Ламберт на следующий же день приехал. У него еще был такой старенький грузовой мотороллер…
– Был, как же… итальянский. Ламберт всегда был готов помочь.
Глаза немного привыкли к темноте, и Юлия заметила Свена-Улуфа. Покачивающаяся тень в курятнике. Она еле различала слова из-за непрерывного кудахтанья несушек.
– И это правда, что про него говорили. Ламберт умел находить вещи. Он вроде видел их во сне, а потом, наутро, шел и находил. Воду умел находить. С рамкой ореховой. Лозоходец называется. Народ это очень даже ценил.
Юлия кивнула.
– Он со своей подушкой приехал. Сказал, ему надо поспать в комнате Йенса. Надо, значит надо.
– Правильно, так он и делал. Я же сказал – он сны видел. Утопленники, вещи пропавшие. И даже в будущее умел заглядывать, знал, что произойдет. Ему, к примеру, несколько дней подряд снился его собственный смертный час. Сказал, что помрет в три часа ночи в своей собственной постели. Сердце, сказал, остановится, и «скорая» опоздает. Так оно и было. Именно в тот день, как он сказал. И «скорая» долго ехала.
– И что, он всегда угадывал? – спросила Юлия севшим голосом. – Все сходилось?
– Почти всегда. Люди ему верили.
Юлия сделала шаг в темноту. Она должна рассказать.
– Когда ваш брат приехал, я уже три дня не спала. И в эту ночь тоже не могла уснуть. Все прислушивалась, как он устраивается в детской постели. Пружины скрипели, он же все-таки потяжелее мальчика. Потом он затих, а я все равно не могла уснуть… Пошла, села в кухне и стала его ждать. Он проснулся в семь и тоже пришел в кухню.
Она кашлянула. Новый взрыв взволнованного кудахтанья, но Свен-Улуф слушал, не перебивая.
– Ламберту приснился мой сын… я сразу поняла. Он вошел со своей подушкой под мышкой, и я сразу поняла. Спросила, а он кивает – да, мол, это правда, мне приснился твой сын. И вид у него был какой-то… похоронный. Наверняка хотел рассказать и больше, но тут я не выдержала. Заорала что-то, даже ударила его и выгнала. Отец проводил его до калитки, а я ревела в кухне. Услышала только, как зафырчал мотороллер… и все. Больше я его не видела. К сожалению.
Куры внезапно замолчали. Повисла тяжелая тишина.
– Этот мальчик… – послышался голос из темноты. – Это что, та жуткая история в Стенвике? Маленький мальчик пропал?
– Это был мой сын Йенс, – тихо сказала Юлия. Ей невыносимо хотелось выпить. – Он так и не нашелся.
Старик молчал.
– Я хотела узнать… говорил ли Ламберт что-нибудь? Что ему тогда приснилось?
– Пять яиц, – вяло произнес Свен-Улуф. – Больше не нашел.
Юлия поняла, что старик не настроен отвечать на вопросы.
Она тяжело выдохнула.
У меня ничего нет, подумала она. Ничего.
Глаза окончательно адаптировались. Теперь она ясно различала фигуру Свена-Улуфа. Тот стоял посередине курятника и смотрел на нее, обеими руками прижимая к груди яйца.
– Свен-Улуф… пожалуйста. Ламберт наверняка что-то рассказывал. Не может быть, чтобы он ни словом не обмолвился о своем сне. Ведь правда?
Он прокашлялся.
– Один раз. Один раз говорил. – Юлия затаила дыхание. – Это уж лет через пять было. Прочитал статью в «Эландс Постен». Завтракали мы. Ничего интересного…
– Никогда и не было интересно, – устало сказала Юлия. – Но газета как-то выживает.
– Сидим мы, значит, в кухне, завтракаем… я-то первый прочитал статью. А потом уж Ламберт. Как раз о твоем мальчике. Ну, я и спросил, что он думает. А он сложил газету и говорит: погиб мальчик.
Юлия невольно зажмурилась. Потом кивнула.
– В проливе?
– Нет. Не в проливе, а вот что… Ламберт сказал, убили его. В альваре.
– Убили?.. – У Юлии по коже побежали ледяные мурашки.
– Какой-то мужчина его убил. В тот же день, как мальчонка пропал. Какой-то тип… Ламберт сказал, он, этот тип-то, прямо задыхается от ненависти. Он и убил мальчика в альваре. И закопал у каменной стены.
Снова повисло молчание. Какая-то из несушек нервно затрепыхалась у стены.
– И больше ничего, – продолжил Свен-Улуф. – Ни о мальчике, ни об этом типе.
Без имен. Никаких имен в Ламбертовых снах, по-видимому, не возникало. Мужчина… мальчик… Безымянные сны.
Старик появился с пятью яйцами в руках и с испугом посмотрел на Юлию – а вдруг ей взбредет в голову и на него наброситься, как на покойного брата?