Герлоф живо представил, как юный Нильс Кант, пригибаясь и оглядываясь, пересекает двор и осторожно стучит в окошко дядиного кабинета.
– А Эрнст… ну тот, который земляк ваш. Он тоже спрашивал насчет этой фотографии? Этой, на терминале?
Хеймерссон задумался.
– Что-то такое было… Точно! Он тоже около нее остановился. Имена хотел узнать.
– Имена? Рабочих, что ли? С лесопилки?
– Ну да. Я сказал ему, кого помню. Все же забывается с годами, правда? Чего далеко ходить – я вот, к примеру, уж не помню…
– И я бы хотел… узнать имена, – прервал его Герлоф и вытащил из портфеля свою черную толстую тетрадь и шариковую ручку. – Можно?
– А почему же нельзя, ясное дело, можно. Не секрет. Вот слева, к примеру…
Оказалось, Хеймерссон помнит почти всех. Троих он не узнал, возможно, это были моряки, на лесопилке он их не видел, а может, и видел, но забыл. Остальных Герлоф записал, одного за другим. Пер Бенгтссон, Кнут Линдквист, Андерс Окергрен, Клес Фрисель, Гуннар Юханссон, Ян Экендаль, Микаель Ларссон. Знакомых среди них не было, и Герлоф никак не мог сообразить, зачем эти имена понадобились Эрнсту.
Хеймерссон, нимало не удивляясь странному поведению любителей музеев, повел их дальше. Они прошли через коридор в другую комнату. Пройдемте в другой зал, сказал их гид, но какой там зал… Комната как комната.
– А здесь наш первый компьютер. Называется «Эверест». И размером примерно такой же, – заученно пошутил Хеймерссон. – Такими они и были в то время.
Герлоф отсутствующе кивнул. Экспозиция посвящена развитию лесопильного дела. Статистические выкладки, фотографии пилорам… Действительно, ничего общего – сегодняшняя пилорама и довоенная.
– Очень интересно, спасибо, – больше десяти минут Герлоф не выдержал.
– Чего там, – попросту ответил Хеймерссон. – Всегда приятно, когда люди интересуются нашим делом.
Они вышли на территорию, и он показал на одно из стальных строений.
– Как раз получили рентгеновскую установку для контроля качества. Хотите посмотреть?
Герлоф краем глаза увидел, как Йон мотнул головой. Вид у Йона был такой, будто он с этого момента не только никогда в жизни не возьмет в руки дощечку, но даже и смотреть на нее не станет.
– Спасибо, – вежливо сказал Герлоф. – Боюсь, для нас, стариков, сложновато будет. Мы бы лучше спустились на погрузочный терминал, в гавань.
– В гавань? Ну, это вы громко сказали. Большие корабли сюда не заходят – мелко. А лайб уже давно нет, возим лесовозами.
– Все равно интересно, – бодро произнес Герлоф.
– Ну что ж… я тогда закрываю музей.
И в самом деле… то, что они увидели, гаванью назвать было трудно. Спустились к воде – не больше сотни метров. Маленький насыпной пирс почти обрушился, гранитные камни повыпадали из своих гнезд, и на их месте зияли дыры. Асфальт на подъезде даже трудно назвать асфальтом. Возможно, он им когда-то и был.
Рядом с пирсом – дощатые мостки, причал, который тоже давно нуждался в ремонте. Уж это… что у них досок, что ли, не хватает? На лесопилке-то!
У мостков одиноко качалась, жалобно поскрипывая, старая деревянная лодка, в тихой надежде, что ее все-таки не заставят переживать зимние шторма в воде.
Дул сильный и очень холодный ветер с материка. Герлоф посмотрел на горизонт – темная полоска, отделяющая серое море от чуть менее, но тоже серого неба. Красиво смоландское побережье: лес, озера, глубокие заливы, но Герлофу уже хотелось домой.
– Здесь Мартин и чалил свои лайбы, – сказал он.
– А где ж еще-то… Этот драный пирс и назывался тогда терминалом.
Смотреть больше было не на что. Герлофу стало холодно, несмотря на теплое зимнее пальто. Никакого желания идти на эти полуразвалившиеся мостки у него не было.
По дороге назад Герлоф обернулся на территорию лесопилки. Там по-прежнему никого не было.
И тут он внезапно остановился. Его осенило. Мысль была совершенно нелогичной, всплыла откуда-то из подсознания, как сом из омута, и он не успел даже подумать, как у него вырвалось:
– Здесь все и началось…
– Что началось?
– Все. Нильс Кант, и Йенс, и… Мой внук погиб из-за этого… из-за чего-то, что началось именно здесь.
– Здесь, в Рамнебю?
– Не в Рамнебю, а именно здесь. На лесопилке.
– Откуда ты знаешь? Доказать можешь?
– Я это ясно чувствую, – сказал Герлоф, прекрасно понимая, насколько глупо это звучит, но все же продолжил: – Здесь была какая-то встреча… Нильс Кант встретился, наконец, со своим дядей, и о чем-то они договорились. Что-то в этом роде.
Он уже не был так уверен, как полминуты назад.
– Ну что? Тогда домой?
Герлоф медленно опустил голову и со стоном двинулся с места.
Герлоф ждал в машине. Они остановились на пустой Лармгатан в центре Кальмара. Йон захотел навестить свою сестру.
И что же? Дал им что-нибудь музей дерева? Герлоф сомневался.
Дверь в подъезд, где жила Ингрид, открылась, и появился Йон. Быстро пересек улицу и открыл дверцу.
– Как она? – спросил Герлоф.
Йон молча сунул ключ в замок и запустил двигатель. Они выехали из Кальмара на Эландское шоссе. Только на мосту Герлоф почувствовал, что Йон молчит неспроста.
– Что-то не так? – спросил он. – Что-то с Ингрид?
– Они взяли Андерса. Приехали и взяли.
– Где? У Ингрид?
Йон коротко кивнул.
– У тетки спрятался. А они его взяли.
– Взяли… что значит – взяли? Полиция «берет» кого-то, только если они думают, что…
– Ингрид сказала – вошли, даже не постучали. Сказали только – вы, Андерс Хагман, поедете с нами в Боргхольм. И на вопросы отвечать не стали.
– А ты знал, что он в Кальмаре?
Йон молча кивнул.
– Э-эх, – крякнул Герлоф. – Как я и сказал утром – глупо невиновному прятаться, если его разыскивает полиция. Только лишние подозрения.
– Андерс им не доверяет. Тогда, в кемпинге, он-то как раз и старался предотвратить драку. А в суд угодил именно он, а не эти хлыщи из Стокгольма.
– Знаю. Несправедливо. – Герлоф немного подумал. – Но если это так… если полиция считает, что Андерс имеет отношение к исчезновению моего внука… у них есть за что зацепиться? Ты же знаешь Андерса лучше, чем все остальные, вместе взятые… у тебя-то у самого такое подозрение не возникало?
– Ты что? Андерс честный парень.
– То есть тебе даже подумать не над чем?
– Единственное преступление, которое он совершил в жизни, – спрятался как-то за кустами и подглядывал, как девушки переодевают купальники. И было ему тогда двенадцать лет. Или тринадцать. Я сказал ему, чтобы больше никогда не смел. И он даже и не пытался.
Герлоф кивнул.
– Преступление, конечно, но не особо тяжкое, а? Ты бы и сейчас не отказался…
– Я же сказал: Андерс честный и добрый парень. И все равно они его взяли.
Они съехали с моста.
Герлоф посмотрел на уходящий к горизонту альвар и снова кивнул.
– Поехали в Боргхольм. Еще раз попытаюсь поговорить с Мартином Мальмом. Пусть расскажет, что там было на самом деле.
25
– С Андерсом Хагманом разговаривать буду не я, – сказал Леннарт Юлии. – Приедет следователь по уголовным делам из Кальмара, они там обучены этим делам.
Они ехали в Боргхольм. Юлия впервые в жизни сидела в полицейском автомобиле.
– И что… долгий будет допрос? – Она покосилась на сидевшего рядом Леннарта. На нем была новая форменная куртка – зимняя, на подкладке, с тремя коронами на плече. Герб королевства – эмблема шведской полиции.
– Я бы не стал называть это допросом. Разговор, беседа… Он же не арестован, не задержан – ничего такого. Но если он признает, что взломал виллу Кантов, что собирал эти вырезки из газет, тогда, конечно… тогда ему придется отвечать и на вопросы о вашем сыне. Посмотрим, что он скажет на этот счет.
– Я все время пытаюсь вспомнить… – задумчиво сказала Юлия. – Пытаюсь вспомнить, проявлял ли когда-нибудь Андерс интерес к Йенсу. Но ничего такого не вспоминается.
– Вот и хорошо. Нельзя человека подозревать во всех смертных грехах только потому, что он совершил дурацкий поступок.
Утром они с Астрид пили кофе после завтрака, и тут позвонил Леннарт – Андерса Хагмана нашли в Кальмаре и привезли в Боргхольм. Через полчаса Леннарт приехал за ней. Юлия была ему благодарна, что он не отодвигает ее в сторону, как Герлофа, что позволяет ей быть в курсе расследования с самого начала, но почему-то нервничала. Что ее ждет?
– Вы же не посадите меня в той же комнате?
– Нет-нет, что вы… только Андерс и следователь. Никлас Бергман.
– А там что… такие стекла, что с одной стороны все видно, а с другой – ничего?
– Вы имеете в виду зеркало Гезелла? Стекло с односторонней проницаемостью? – улыбнулся Леннарт. – Нет-нет, ничего такого… вы, наверное, насмотрелись американских сериалов. Иногда применяем видеозапись, да и то очень редко. Конфронтация свидетелей… может, в Стокгольме этим и пользуются.
– Вы думаете… это он?
Они остановились у первого боргхольмского светофора.
– Не знаю… – Леннарт пожал плечами. – Но поговорить с ним необходимо.
Полицейское управление помещалось на поперечной улице, почти у въезда в город. Леннарт остановил машину, полез в бардачок и долго там копался, вынимая по очереди то бумаги, то визитки, то упаковки жвачки.
– Вот, – вздохнул он, – не забыть.
В руках у него был пистолет в черной кожаной кобуре. На коже крупно выгравировано «Glock»[13]. И что это значит? Наверное, марка оружия. Или имя предыдущего владельца.
– Не то чтобы он был нужен. – Леннарт прицепил кобуру к поясу. – Но в машине оставлять не стоит.
Он подождал, пока Юлия достанет свои костыли, и они двинулись к зданию полиции.
Ей пришлось довольно долго ждать в столовой. Столовая как столовая, ничего особо полицейского она не обнаружила. В углу стоял большой телевизор, и она с удивлением заметила, что включен тот же канал, который она обычно смотрит в Гётеборге: американская шоппинг-программа.