олиднее, а банки нам – шиш с маслом. Только тебе удалось. И вовремя, надо сказать, дело у тебя пошло. – Герлоф не сводил глаз с собеседника. – Но где ты взял средства, Мартин? У тебя, как и у нас, таких денег не было, и не было никаких причин, почему вдруг банк тебя полюбил больше всех нас.
Мартин забеспокоился, на скулах заиграли желваки, но промолчал.
– Август Кант дал тебе деньги? Владелец лесопилки в Рамнебю?
Голова старика дернулась, и он уставился на Герлофа.
– Нет? Не он? А мне кажется, он.
Герлоф встал, оперся на палку, обогнул телевизор и остановился рядом с Мартином.
– Мне кажется, он, – повторил Герлоф. – И знаешь, за что? Чтобы ты привез из Южной Америки его племянника, Нильса Канта. Убийцу.
И во второй раз за все время разговора старик подвигал челюстями и открыл рот.
– Е-ера… Е-ера А-ант.
– Вера Кант. – То ли Мартин стал говорить получше, то ли Герлофу легче было угадать знакомое имя. – Мать Нильса. С ней-то все ясно, хотела вернуть сына домой. Но платил-то кто? Август? Сначала, чтобы ты привез покойника в гробу, – его и похоронили в Марнесе. А потом потихоньку привез и самого Нильса… не знаю уж, как скоро. Год? Два?
Он навис над Мартином, и тот вынужден был поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Значит, Нильс вернулся… в конце шестидесятых, я думаю, и прятался где-то у нас там… на Эланде. Да ему и не надо было особо прятаться – кто его узнает через двадцать пять лет? К матери приходил, бродил по альвару…
Герлоф помедлил.
– И, думаю я, бродил он по альвару в тумане и наткнулся на маленького мальчика… моего внука. Мальчик заблудился в тумане… – Герлоф опустил глаза и тихо продолжил: – Но тут что-то случилось. Не знаю что, но Нильс Кант испугался. Не думаю, чтобы он был настолько злобным или настолько психом, как утверждают. Он был запуган до смерти, вспыльчив… и поэтому Йенс погиб. – Герлоф вздохнул. – И он пришел просить тебя о помощи. Вы вдвоем похоронили мальчика где-то в альваре. Но ты, не знаю уж зачем, сохранил…
Он полез в портфель и достал коричневый конверт с остатком логотипа фирмы «Грузовое пароходство Мальма».
– Зачем-то ты сохранил один сандалик. И послал его мне пару месяцев назад, вот в этом конверте… Зачем? Совесть заговорила? Хотел исповедаться?
Мартин посмотрел на конверт, и его нижняя челюсть задвигалась.
– А-аре сих…
Герлоф не понял, что он хотел сказать, но на всякий случай кивнул. Он отошел и сел на стул – перевести дух.
– Ты ведь убил Нильса Канта, Мартин?
Ответа на этот вопрос он, как и ожидал, не получил, поэтому ответил сам.
– Думаю, да… он стал для тебя слишком опасен. И, скорее всего, именно он наградил тебя этим шрамом на лбу. Но и это не докажешь…
Герлоф, чувствуя себя столетним стариком, положил конверт и книгу в портфель.
Взгляд его упал на книжную полку у стены. Там стояли фотографии в рамках – улыбающиеся молодые люди.
– Наши дети, Мартин… Они забудут нас, с этим приходится мириться. Конечно, хочется, чтобы они помнили про нас только хорошее, но так не всегда получается.
Герлоф буквально изнемогал от усталости. И Мартин – он словно обмяк, растекся по своему креслу и не делал никаких попыток сказать что-то еще. Даже не шевелился.
Такое чувство, что в гостиной кончился весь воздух. К тому же почему-то стало темно.
Он с трудом встал.
– Ну что ж, Мартин, спасибо… Держись. Может, зайду еще раз.
Он пошел к двери, но та открылась сама по себе. В проеме возникла бледная Анн-Бритт.
Герлоф слабо улыбнулся.
– Славно поговорили.
И тут же сообразил, что говорил только он. Ни единого ответа на свои вопросы Герлоф не получил.
Она пропустила его в холл и вышла следом.
– Ну что ж, спасибо.
– Это я послала, – внезапно сказала Анн-Бритт и показала на его портфель, из которого торчал коричневый конверт.
Герлоф остановился.
– У Мартина рак печени, – сказала она тихо. – Ему недолго осталось.
– А откуда вы… откуда вы знали, кому слать?
– Мартин дал мне этот пакет еще летом… и адрес написал. Так что оставалось только отправить.
– А звонили тоже вы? Мне кто-то позвонил… сразу, как я получил пакет… и бросил трубку.
– Да… хотела спросить про сандалик. Откуда он у Мартина и что все это значит. И побоялась услышать ответ, повесила трубку. Неужели Мартин мог сделать что-то плохое с вашим сыном?
– Не с сыном. – Герлоф настолько устал, что с трудом произносил слова. – С внуком. А что означает этот сандалик, я и сам не знаю.
– И я не знаю, но… – Она замолчала и после паузы продолжила: – Мартин ничего не хотел говорить. Но я… я решила, что он берег этот сандалик, как… не знаю, как сказать… как своего рода гарантию. Может так быть?
– Гарантию? Гарантию чего?
– Как защиту… против кого-то. Откуда мне знать…
Герлоф внимательно посмотрел на нее.
– Значит, Мартин говорил что-то про семейство Кантов?
Она отвернулась, помолчала, словно решая, что ответить, и кивнула.
– Да… у них были дела. Вера Кант помогла с его первым океанником.
– Вера? Из Стенвика? Разве не Август?
– Ну нет. – Она покачала головой. – Вера Кант помогла ему с… как теперь говорят, с инвестициями. Без этих денег…
У Герлофа оставался только один вопрос. Он хотел задать его, прежде чем покинуть этот большой, мрачный дом.
– Вспомните, Анн-Бритт… перед тем как Мартин дал вам этот сверток, к нему кто-нибудь приходил?
– К нам мало кто приходит.
– И все же… кто-то из Стенвика? Старый каменотес. Эрнст Адольфссон?
– А, Эрнст… да, он бывал. Мы купили у него кое-что… ну, из его скульптур. Он же умер. Или погиб, не знаю… Но приходил он давно, еще летом.
И опять Эрнст успел первым, подумал Герлоф.
– Спасибо. – Он взял пальто, показавшееся ему тяжелым, как средневековые латы. – А Мартину не надо лечь в больницу?
– Нет, никакой больницы… Врачи сами приходят.
Ветер встретил его таким мощным, тугим порывом, что он даже покачнулся. Уже и ноги не держат, грустно подумал Герлоф. Начался мелкий, но колючий дождь. Машины не было. Он сжал зубы и закрыл глаза, приготовился к единоличной схватке со стихией, но когда открыл, увидел, что Йон за ним приехал, просто припарковался чуть подальше на улице.
Он доковылял до машины и открыл дверцу.
Йон молча кивнул.
– Поговорил, – только и сказал Герлоф.
– Ну, – только и сказал Йон.
Только сейчас Герлоф заметил, вернее, не заметил, а почувствовал, что на заднем сиденье кто-то есть. Он с трудом обернулся. Андерс.
– Я заезжал к ним, – пояснил Йон. – Андерса отпустили.
– Вот и хорошо. Привет, Андерс.
Сын Йона молча кивнул.
– Значит, в полиции тебе поверили?
– Ну, – с той же интонацией, что и отец, ответил Андерс.
– Больше не пойдешь в дом Кантов?
– Не-а. Там привидение.
– И я такое слышал. Но как ты их не боялся?
– Кого – их? Там одно привидение. И она не выходит из своей комнаты.
– Она? Ты хочешь сказать – Вера Кант?
– Она злится, – кивнул Андерс.
– Злится?
– Считает, что ее обманули.
– Вот она как считает… – Герлоф внезапно вспомнил о мужских голосах, которые слышала на кухне у Веры Майя Нюман. Один из этих голосов, скорее всего, принадлежал Мартину Мальму.
Йон включил стеклоочистители – дождь и не собирался стихать.
– Я задержусь, – сказал он. Они как раз выехали на главную улицу Боргхольма. – Зайду выпью кофе с его матерью. Пошли со мной, тебе будут рады.
– Хорошо бы, но надо ехать, – быстро сказал Герлоф, – а то Буэль удар хватит.
– Это да, – кивнул Йон.
– Сяду на автобус до Марнеса. По-моему, он идет в полчетвертого. Раньше так было. Если расписание не изменили.
– Подъедем на автовокзал и посмотрим.
Герлоф сидел молча. Как всегда, у него после разговора осталось ощущение, что он что-то упустил. Ставил неверные вопросы, не постарался догадаться, что Мартин пытался ему сказать. Надо было записать все…
– Мартин не может говорить.
– Совсем не может?
– Совсем.
На повороте у площади Герлоф вдруг заметил в окне ресторана на другой стороне свою дочь Юлию. Она была в обществе Леннарта Хенрикссона, полицейского. Герлоф не особенно удивился.
Юлия смотрела на Леннарта, и вид у нее был… не то чтобы радостный, но какой-то умиротворенный. И Леннарт такой оживленный, каким Герлоф не видел его уже много лет.
Это хорошо.
– Значит, поедешь автобусом? – спросил Йон.
– Мне получше.
Отчасти это было правдой. Во всяком случае, идти он мог без посторонней помощи.
– И потом, надо поддерживать общественный транспорт. А то и автобус отменят.
Они подъехали к автобусной станции. Когда-то это был вокзал. Конечная станция. Здесь Нильс Кант сел в поезд и исчез. Железную дорогу давно закрыли, и теперь тут стояли только автобусы и такси.
Йон вышел из машины и помог вылезти Герлофу.
– Спасибо, – поблагодарил Герлоф, покачнулся и оперся на палку. Кивнул Андерсу. Йон пошел его проводить.
День выдался на редкость утомительным, но он изо всех сил старался идти ровно и уверенно – портфель в одной руке, палка в другой. Дождь усилился. В автобус на Бюкселькрук через Марнес уже началась посадка. Водитель сидел на своем месте и читал газету.
– Ну что ж… мы сделали все что могли, – сказал Герлоф. – Мартину жить со всем этим до конца. Не так долго, конечно…
– Да… значит, это он.
– Кстати… был у Мартина знакомый по имени Фридольф? Ты слышал когда-нибудь?
– Фридольф? Как Малыш Фридольф?[14]
– Или Фритьоф. Может быть, Фритьоф. Фридольф или Фритьоф.
– Никогда не слышал.
Два коротко остриженных подростка, даже не обратив на них внимания, с разгона запрыгнули на подножку.
И вдруг Герлоф понял, что никому от этого ни жарко ни холодно – найдет он убийцу внука или не найдет. Что изменится? Жизнь продолжается, а людей на севере Эланда все меньше и меньше.