Он присмотрелся к руке на плече у Мальма. Вот она, рука, рука друга, чуть не касается шеи корабельщика… но теперь Герлоф ясно видел, что это вовсе не правая рука Августа, как следовало ожидать – Мальм стоял справа от Канта, – а левая. И сразу за рукой…
И Герлоф впервые увидел то, что наверняка заметил Эрнст. Конечно, заметил – он же через Юлию передал… как он выразился? Большой палец не того… «Не того» – не в смысле «так себе», а не того человека!
– О, черт меня…
Больше семидесяти лет назад мать категорически запретила ему упоминать имя нечистого, и с тех пор он свято придерживался этого правила, а сейчас нарушил.
Для окончательной уверенности Герлоф достал тетрадь и нашел записанные им в Рамнебю имена.
– О, черт…
Он настолько ошалел от своего открытия, что совершенно забыл, что сидит в рейсовом автобусе и едет домой, в марнесский дом престарелых. Очнувшись, увидел дорожный указатель «КЕМПИНГ 2 км». Подъезжаем к Стенвику!
Надо срочно поговорить с Йоном.
Он поискал глазами красную кнопку и поскорее нажал.
Через минуту автобус подъехал к остановке в ста метрах от поворота на Стенвик. Герлоф сунул книгу в портфель и встал, пытаясь унять дрожь в ногах.
Средняя дверь отворилась, и он, держась за поручень, спустился на асфальт. По-прежнему было холодно и шел дождь. В суставах тут же зашевелился Шёгрен, но пока было терпимо.
Дверь за ним закрылась с ехидным шипением, и автобус укатил. Почему это шипение показалось ему ехидным? А, ладно… Он был один на остановке. Раньше здесь была будка с навесом, чтобы можно было укрыться в случае дождя – но ее, ясное дело, убрали. Все, что удобно и бесплатно, – все убирают.
Герлоф прислушался к урчанию автобуса, застегнул ускользающую верхнюю пуговицу на пальто и посмотрел на желтый указатель. Стенвик. Туда ему и надо. Перешел дорогу, поглядев, как положено, налево, потом направо, хотя мог бы этого и не делать, дорога была совершенно пуста, – и двинулся на Стенвик. Ветер лепил колючие струйки дождя в лицо, идти было трудно, и дело шло медленно.
Он прошел уже не меньше двухсот метров, как вдруг сообразил, почему шипение автобусной двери показалось ему ехидным. Собрался к Йону, старый дурак, а Йон же у сына в Боргхольме! Как он мог забыть!
Герлоф остановился и растерянно поморгал.
Как я мог забыть, с яростью повторил он вслух. Они же расстались, самое большее, полчаса назад. Йон помог ему сесть в автобус. Но Герлоф не любил заниматься самобичеванием – важность открытия в какой-то степени компенсировала сделанную глупость. Тут не только про Йона можно забыть, утешился он, и стал соображать, куда же идти. Юлия наверняка еще не успела вернуться, а вот Астрид… Астрид наверняка дома. Она почти всегда дома. В любом случае, ему ничего не оставалось, как продолжать идти в Стенвик – до Марнеса было намного дальше.
Но идти становилось все труднее. Холод постепенно проникал под теплое пальто, а ветер был такой, что приходилось все время пригибать голову.
Ничего. Шаг, еще шаг. Он смотрел на мокрый потрескавшийся асфальт и считал шаги – одиннадцать, двенадцать… Двадцать пять. Поднять голову, посмотреть. Еще двадцать пять. Пустой горизонт. Альвар. Он ждал, когда же появятся высокие березы на околице Стенвика, но они никак не появлялись.
И Герлоф забеспокоился – первый раз за все время. В голову пришло сравнение с пловцом, который решился переплыть холодное озеро, на полпути силы кончились, а возвратиться кажется еще более невозможным, чем плыть вперед.
Дорогу давно пора ремонтировать, но кто станет вкладывать деньги в Стенвик?.. Сплошные выбоины и трещины. В одну из таких выбоин он угодил левой ногой и чуть не полетел в канаву – с большим трудом и только с помощью палки ему удалось кое-как устоять. Он перевел дыхание, стараясь прийти в себя, и в эту минуту услышал звук мотора.
Навстречу ему шла машина. Из Стенвика, странно.
Огромный темно-зеленый сверкающий «ягуар». Стеклоочистители мощно и ритмично снимали пленку дождя с лобового стекла.
Герлофу никак не удавалось разглядеть водителя, но тут водительское стекло опустилось, и он увидел знакомую седую бороду.
– Привет!
Гуннар. Гуннар Юнгер из Лонгвика.
Вообще говоря, Герлофу меньше всего хотелось бы встретить именно Гуннара, владельца отеля, который постоянно напоминал ему про обещание – сделать несколько бутылочных корабликов для его отеля. Но, как говорится, из двух зол…
Он устало поднял руку.
– Привет, Гуннар. – Он сделал шаг к машине.
На таком ветру и голоса почти не слышно. Но когда-то ведь ему удавалось перекрикивать непогоду…
– Привет, привет, старина… Куда это ты собрался?
Надо же – управляет большим отелем и задает такие дурацкие вопросы. Герлоф смиренно кивнул в сторону поселка.
– В Стенвик.
– Кого-то хочешь навестить?
– Если застану… Астрид, может быть.
– Астрид Линдер? Ее, похоже, дома нет. Я проезжал – окна темные, а уже смеркается.
– Да что ты?
Если Астрид нет дома, значит, и во всем Стенвике никого нет дома и ему суждено замерзнуть на этом ледяном ветру с моря. Завтра полиция найдет под каким-нибудь кустом его окоченелый труп.
Он грустно покачал головой – такой конец был ему не по душе. Как тот ушедший из дому старик, про которого писали газеты.
– Тогда ты, может, подвезешь меня в Марнес? В дом престарелых?
– Нет вопросов. Мне все равно надо кое-что купить в скобяной лавке.
– Правда?
– Я же сказал – нет вопросов.
Герлоф неуклюже влез в машину, положил портфель и палку на колени.
В машине было очень тепло, даже жарко. Включенные на полную мощность вентиляторы гнали горячий воздух. Куртка на Гуннаре расстегнута. Герлоф посмотрел на него и тоже расстегнул пальто, хотя согреться еще не успел.
– Вперед, на Марнес! – командирским голосом произнес Гуннар, словно поднимал роту в атаку.
Мощный «ягуар» рванул с места с такой силой, что Герлофа прижало к сиденью.
– Тебе к сроку, Герлоф?
– Не то чтобы, но хотелось…
– Вот и хорошо. Тогда успеем глянуть на одну штуку.
Они уже выехали на большую дорогу, и Юнгер свернул – но не на север, на Марнес, а на юг.
– Знаешь, меня там… – начал было Герлоф, но Юнгер его прервал:
– А как дела с корабликами?
– Хорошо, – соврал Герлоф. За последние дни он даже не прикасался к инструментам. Даже не вспоминал про заказ. – Приезжай как-нибудь, покажу.
Юнгер кивнул. Они проехали по шоссе всего несколько сотен метров. И Юнгер свернул к морю, на каменистый проселок.
– А знаешь, я что подумал? Еще не поздно корпуса сделать красными? Если можно, мне кажется, красиво получится.
– Почему же нет? Сделаем. – Герлоф кивнул. – Гуннар… а куда мы, собственно, едем?
– Здесь недалеко. Скоро будем на месте.
И замолчал, поглощенный дорогой, – то и дело приходилось объезжать ухабы, рытвины и валяющиеся камни. Герлоф тоже замолчал, следил за монотонными движениями стеклоочистителей.
Взгляд его упал на консоль между сиденьями. Там лежал мобильный телефон Гуннара – черный, с серебряной окантовкой, намного меньше и изящнее, чем Герлофу приходилось до этого видеть. Вдвое меньше, чем был у Юлии.
– Куда мы едем, Гуннар?
Юнгер не ответил – похоже, он уже не слушал. Продолжал объезжать ямы и слегка улыбался.
У Герлофа внезапно вспотел лоб.
Надо срочно что-то сказать, что-то легкое… спросить, как идут дела в отеле. Но он настолько устал, что в голову ничего не приходило.
И он задал первый попавшийся вопрос.
– Ты когда-нибудь был в Южной Америке, Гуннар?
Продолжая улыбаться, Юнгер покачал головой.
– Никогда. Только в Центральной. Южнее Коста-Рики ни ногой.
Эланд, сентябрь 1972 года
Нильс прилип к пассажирскому окну синего «вольво». Они едут по новому мосту, и с самой высокой его точки весь Кальмарский пролив, наверное, виден как на ладони. Но не сейчас – над водой колеблется густая серебристая дымка, медленно движущаяся к острову.
– К вечеру будет туман… – говорит он.
– Мы надеемся.
– Мы? Ты не один?
– Скоро увидишь, – кивает Фритьоф.
Нильс пытается расслабиться. Он смотрит вниз, и ему кажется, что если приглядеться, можно увидеть себя самого тем майским днем. Вот он плывет, рискуя жизнью, через широкий пролив. Ему тогда не было и двадцати…
Как удалось доплыть? Ведь вода была очень холодная… сейчас ему сорок шесть, и он уверен, что не проплыл бы и ста метров.
А сейчас этот многокилометровый мост – огромный… сотни, а может, и тысячи тонн металла и бетона, широкий, как автомагистраль. Нильс никогда даже в мыслях не имел, что его остров станет частью континента.
– А мост давно построили?
– Совсем новый.
Фритьоф приехал в Йончёпинг вчера вечером. Молча протянул Нильсу темные брюки, куртку и черную вязаную шапочку. «На лоб надвинешь», – только и сказал он. И замолчал.
Куда делся веселый и обаятельный Фритьоф Андерссон, тот, который нашел его в Коста-Рике больше десяти лет назад? Исчез… исчез с того самого дня, когда они утопили смоландского моряка. После этого отношение Фритьофа к нему резко изменилось – он обращался с Нильсом, как с частью багажа, с неодушевленным предметом. Перевозил его из одной страны в другую, снимал дешевые квартиры или номера в отелях для холостяков и звонил пару раз в год, не чаще.
А вчера опять завел разговор про клад. Где камни? В доме?
Нильс покачал головой и решился:
– В альваре. В одном из старых памятных курганов. Поедем вместе и заберем.
– Хорошо, – кивнул Фритьоф и опять замолчал.
Господи, сколько же он ждал этого дня! И вот он уже…
– Никуда я из дому не выйду, – мечтательно говорит Нильс и закрывает глаза.
Они съехали с моста где-то рядом с Ферьестадом. Вот я и на Эланде.
– Никуда из дому не выйду, – повторяет Нильс. – Буду с матерью, и никто меня даже и не увидит… Она ведь здорова? Вера – она все еще… ничего?