– Надо идти к кургану, – тихо произносит он.
– Это мы знаем, ты еще вчера говорил, – в голосе Гуннара звучит раздражение. – А где он, этот твой курган?
– Где-то здесь.
Нильс отходит от машины, но Мартин, который за все время поездки не сказал ни слова, в два прыжка догоняет его и прикуривает очередную сигарету. К ним присоединяется и Гуннар.
Нильс замедляет шаг – норовит на всякий случай оказаться позади этих двоих, быть готовым к любой неожиданности.
Был ли когда-нибудь на острове такой туман? Он не помнит. Когда он подростком бродил по альвару, всегда светило солнце. Ему холодно – тонкий свитерок и легкая кожаная куртка, может, и защищают от ветра, но от холода – ничуть.
Гуннар остановился и повернулся к нему. Он стоит в двух метрах, но Нильс различает только размытые контуры темной фигуры, как на матовом стекле отцовского старинного фотоаппарата, пока не наведешь резкость.
– Как бы тебя не потерять, – говорит Гуннар и, не дожидаясь, пока Нильс его догонит, идет дальше.
Перламутровый туман постепенно становится грязно-серым. Смеркается. Домой придется добираться уже в темноте. Интересно, знает ли мать, что он вернулся?
Под ноги ему попадается плоский, почти треугольный камень – и он внезапно понимает, где он. Этот камень он помнит.
– Левее, – говорит он уверенно.
Гуннар, ни слова не говоря, поворачивает налево.
Глухой звук в тумане. Или ему кажется? Машина в поселке? Он прислушивается. Нет, все тихо.
Они где-то близко. Мартин и Гуннар останавливаются у поросшего травой холмика. Нет… скорее всего нет. Где-то здесь… но он не видит знакомых контуров кургана.
– Пришли… – коротко говорит Гуннар.
– Нет… не думаю.
– Да. – Он носком ботинка сбивает пласт дерна. Под землей камни.
И только сейчас Нильс понимает, что никакого кургана уже нет. Тех, кто приносил сюда камни, кто помнил, кто здесь погиб и почему, – тех уже давно нет. Кто умер, кто уехал… и камни поросли травой забвения, вспомнил он где-то слышанное выражение. В буквальном смысле – поросли травой.
В последний раз он был здесь, когда закапывал свой клад. Как молод был он тогда… и чуть ли не горд, что пристрелил этих немцев.
А потом все пошло наперекосяк. Все без исключения.
– Копай вот тут, – показывает он.
Нильс посмотрел на Мартина – тот дрожащими руками прикуривает еще одну сигарету, какую же по счету? Почему он так нервничает?
– Копай же. Клад сам оттуда не выскочит.
Он огибает холмик и слышит за спиной характерный сухой треск рвущейся под штыком лопаты травы.
Нильс вглядывается в туман – никого.
Мартин уже выкопал глубокую канаву. Гуннар с ломом то и дело помогает ему выкорчевать вросшие в землю камни.
– Здесь ничего нет, – поворачивает Мартин к Нильсу красную от напряжения физиономию.
– Как это нет. – Нильс заглядывает в яму. Там пусто – рыжая земля и камни. – Именно здесь я и закапывал. Ну-ка, дай мне лопату.
Он углубляет яму и видит плоские камни, которыми он тогда прикрыл футляр с драгоценностями.
Сколы серо-розового известняка почернели от долгого лежания в земле, но под ними ничего нет.
Он смотрит на Мартина.
– Ты украл клад, – говорит он. – Давай его сюда.
32
– Ну вот и приехали, – сказал Леннарт, посмотрел на Юлию и выключил мотор. Наступила полная, почти нереальная тишина. – Как вам мое гнездышко?
– Как красиво!
Они проехали не больше пяти километров на север от Марнеса, миновали рощицу, где вперемежку росли сосны и статные вязы, и остановились на полянке, откуда было видно море. Дорожка вела к дому красного кирпича и небольшому саду. Дом, как и сказал Леннарт, невелик, но расположен – лучше и придумать невозможно. Тщательно постриженный газон спускается вниз и почти незаметно переходит в песчаный пляж.
Огненные стволы сосен окружали сад, как колонны в церкви. Они вышли из машины, и Юлия полной грудью вдохнула настоянный на хвое воздух. Едва слышное шевеление ветра в кронах деревьев придавало тишине еще большую торжественность.
– Сосны, разумеется, посажены, но это было задолго до меня.
– И давно вы здесь живете?
– Давно… двадцать лет. И не надоело… кстати, у вас нет аллергии на кошек? – Леннарт начал озираться. – У меня персидская кошка, Мисси… обычно встречает. Наверное, пошла ноги размять.
– Нет-нет, с кошками у меня все в порядке. – Юлия улыбнулась, представив себе разминающую ноги кошку Мисси: приседания, стретчинг и все такое.
Он, не говоря ни слова, пошел к дому, и Юлия запрыгала на костылях вслед. Дом выглядел на редкость устойчивым, ему, похоже, не страшны были никакие балтийские штормы. Леннарт открыл черную дверь с торца, и они оказались в кухне.
– Не очень проголодались? – спросил он.
– Нет-нет, что вы.
Вышли в небольшую прихожую, и он тут же гостеприимно распахнул дверь в гостиную.
Излишне педантичным Леннарта она бы не назвала, но в аккуратности ему не откажешь. Похоже, ему удавалось содержать весь дом в большем порядке, чем Юлии свою крошечную квартирку в Гётеборге. Последние номера «Эландс Постен» в аккуратной корзинке на стене. Там же несколько еженедельников «Шведской полиции» – единственное, что указывает на профессиональную принадлежность хозяина. Несколько спиннингов в прихожей, на всех окнах растения. Над плитой в кухне – полка с кулинарными книгами.
Никаких пивных банок. Вообще, судя по всему, никакого спиртного. Это хорошо.
Леннарт зажег лампы в окнах гостиной и исчез в соседней комнате – видимо, решил и там устроить иллюминацию.
– Не хотите пройтись по берегу, пока еще светло? – крикнул он оттуда. – Можем взять зонтик…
– Без костылей никуда не пойду.
Он засмеялся.
– Пойдем осторожно… Если выйти на мыс, в хорошую погоду видна Бёда… там большая бухта с песчаным берегом.
– Я знаю, что такое Бёда. – Она улыбнулась и вернулась в кухню. В проеме двери тут же появился Леннарт.
– Прошу прощения, – сказал он. – Я и забыл, что вы из этих краев. Пошли?
Она кивнула и взглянула на часы. Четверть шестого.
– А можно воспользоваться телефоном?
– Конечно.
– Я только позвоню Астрид, а то начнет беспокоиться.
– В кухне, рядом с мойкой.
У Астрид была забавная привычка – она снимала трубку и называла свой телефонный номер. Юлия помимо воли затвердила его наизусть.
Она, как всегда, начала считать сигналы – три… четыре… Астрид взяла трубку, и под заливистый лай Вилли назвала и без того знакомый номер.
– Это я, Юлия.
– Извини, что долго не подходила – сгребала листья в саду. Ты где?
– В Марнесе. Вернее, к северу от Марнеса. Леннарт Хенрикссон пригласил посмотреть его дом, и я…
– А Герлоф с тобой?
– Нет… он у себя, в доме престарелых.
– Его там нет, – уверенно сказала Астрид. – Мне десять минут назад звонила старшая сестра, Буэль, и спрашивала, куда он пропал. С утра уехал с Йоном Хагманом и не вернулся. Я пока не особенно беспокоюсь, но, может, ты что-то знаешь?
– Он, должно быть, с Йоном.
– Нет. Именно Йон и позвонил Буэль. Они расстались в Боргхольме, Йон посадил его на автобус. И Герлоф обещал позвонить, когда доедет.
Юлия задумалась. Герлоф, конечно, делает все, что ему вздумается, мало ли что в голову пришло… а, ерунда. Что может случиться с Герлофом?
– Я позвоню Буэль, – сказала она, хотя ей очень хотелось прогуляться с Леннартом по берегу.
– Да, попробуй что-нибудь выяснить.
Астрид повесила трубку.
– Все в порядке? – Леннарт уже надел куртку и ждал ее в дверях. – Придем – выпьем кофе.
Юлия кивнула и прошла за Леннартом в прихожую. Позвоню, когда придем. Мы же не станем долго гулять в такую погоду.
Погибшие пока не опознаны, вспомнила она ни к селу ни к городу газетную рубрику – репортаж о крупной автокатастрофе. И почему эта фраза застряла в голове? Погибшие пока не опознаны… погибшие пока не опознаны.
Она остановилась.
– Леннарт… – сказала она тихо. – Я понимаю, что порчу вам удовольствие… мы можем пойти погулять попозже, а сейчас… давайте съездим в Марнес, в дом престарелых. Герлоф не вернулся домой, и никто не знает, где он.
Эланд, сентябрь 1972 года
– Ты украл клад.
– Клад? Как я мог украсть клад, которого нет? – вскипел человек, назвавшийся Мартином.
– Воспользовался тем, что я отвернулся, и спрятал футляр, – тихо, но с угрозой, говорит Нильс и делает шаг к нему.
– Какой еще футляр? – Мартин опять хватается за сигарету. – Никакого футляра я не видел.
– А ну тихо, – слышит он за спиной. – Мы же компаньоны! Забыли?
Гуннар стоит совсем близко, чуть не дышит в затылок. Это Нильсу не нравится. Он быстро оглядывается и вновь поворачивается к Мартину.
– Ты врешь!
– Я вру? Не забыл, кто тебя сюда доставил? На своем корабле! Мы с Гуннаром небо с землей свели, чтобы все это организовать.
– Может быть, только я тебя не знаю…
Мой клад. Мой Стенвик.
– А мне плевать, знаешь ты меня или… – Мартин прикуривает сигарету, затягивается и выдыхает дым, – или не знаешь.
– Опусти лопату, Нильс, – шипит Гуннар.
Он по-прежнему дышит в затылок. Совсем рядом.
Мартин тоже поднимает лопату. Держит ее так, точно собирается ударить Нильса черенком, но где ему… Нильс держит лопату высоко и удобно, сейчас он раскроит череп этому подонку. Его захлестывает бешенство – точно такое же, как тридцать лет назад, когда он бросился с веслом на десятника докеров Ласс-Яна. Он ждал двадцать семь лет, молча, терпеливо, но любому терпению приходит конец. Сколько можно ждать…
– Это мое! – У него темнеет в глазах.
Удар лопатой приходится по левому плечу, штык скользит и попадает куда-то под ухо.
Мартин теряет равновесие, и Нильс наносит второй удар – в лоб.
Мартин со стоном валится на раскопанный курган.
Нильс снова поднимает лопату, он целится в ненавистную физиономию вора.