Ву оказался незаурядной личностью. Он умел не только сносно изъясняться на русском языке, он обладал широким набором разных достоинств. Например, он мог смешить. Мы спрашивали, как это он делает, Таратыгин не рассказывал, он показывал. Причём так здорово, что мы от хохота надрывались, а Тополев даже описался. Представляю, что было бы, если мы на самом деле увидели бы настоящего Ву.
Ещё Ву знал много усыпительных историй – это такие истории, от которых здорово хочется спать. В усыпительные истории мы не поверили и в доказательство Таратыгин рассказал одну, и мы тут же заснули (странно, но, сколько впоследствии я ни старался, вспомнить хотя бы одну из этих диковинных сказок я не мог).
Помимо этого, Ву мог исчезать на Луну, поскольку, помимо большого настоящего корабля, у него имелся ещё и малый телепортационный прибор ограниченного радиуса действия. На спутник Ву путешествовал в поисках особых окислов, необходимых для починки, причём Таратыгин рассказывал, что Ву и его тоже брал. И в доказательство демонстрировал красновато-жёлтый, по цвету точь-в-точь как Луна после заката, камень.
Один мальчик сказал, что на Луне нет воздуха и туда нельзя путешествовать, на что Таратыгин отвечал, что любой дурак знает, что на Луне нечем дышать, это ясно. Поэтому они с Ву посещали Луну в особом воздушном пузыре.
Кроме Луны они посетили Таити, Суэцкий канал и ещё несколько мест на планете Земля.
Мы страшно завидовали такой дружбе и до жути хотели познакомиться с Ву, однако Таратыгин говорил, что ещё не время. К тому же Ву сейчас чрезвычайно занят ремонтом своего корабля, а тут намечаются большие сложности. Потому что для починки нужен дюралюминий, а он стоит денег. Нам так хотелось познакомиться с Ву, что мы стали собирать деньги на покупку этого материала. Тащили кто сколько мог. Я пожертвовал сто рублей – половину своих сбережений, Таратыгин собирался уже идти в пункт приёма металлов, но тут вдруг всё закончилось самым драматическим образом.
В субботу Таратыгин пригласил нас на встречу с Ву и велел прихватить сухарей и овсяного печенья – это Ву больше всего уважает. Овсяного у меня не было, было простое очень вкусное самодельное, я его и взял.
В субботу мы отправились на контакт с внеземным разумом, Таратыгин ждал нас недалеко от своего дома, стриг какую-то зелёную травку. Он собрал дань в виде печенья, и мы двинулись к гаражу.
Ву оказался ничуть не инопланетянином, а обычной толстой серой крысой, папаша Таратыгина убил её совком для золы, и, когда мы вошли в калитку, он как раз выносил её, держа за хвост.
Правда, тогда мы ещё не знали, что это Ву. Но почти сразу узнали – Таратыгин пришёл в настоящее бешенство и бросился на отца. Он вопил, что это не крыса была, а замаскированный пришелец, что он умел не только разговаривать, но летать одним усилием воли…
Но отец его смеялся и вертел крысу над головой.
Если говорить короче, Тыратыгин схватил туристический топорик, и оттяпал своему отцу два пальца на левой руке. Скрутить его помог только укол со снотворным – пришлось вызывать настоящих санитаров. После этого Таратыгина увезли в область и никто его больше не видел.
История эта стала широко известна. И все родители, дети которых общались с Таратыгиным, стали присматриваться к своим отпрыскам повнимательнее, в опасении, что тот смог нас заразить вирусами безумия.
А я потом часто думал – а что, если на самом деле та крыса была инопланетянином? Мы ведь так и не смогли с ним поговорить».
Я перечитал написанное, поправил, снова перечитал и остался доволен. Получалось. Нормально так получалось, для самого неожиданно. Хотя и времени много ушло, почти два часа. Я сравнил с первыми опытами и увидел, что прогресс есть. К моему удивлению, сочинять оказалось довольно несложно. Раньше вот я читал, что многие писатели не могут целый день ничего написать, сидят, мучаются, волосы рвут в поисках вдохновения, взбодряют себя разными взбодрителями. А у меня как-то спокойно, без напряга.
Может, у меня действительно склонности?
Это было хорошей новостью. Раньше я склонностей за собой не замечал, а теперь вот обнаружил. А что? В нашем городке нет никаких великих людей, кроме Секацкого. Но Секацкий по большому счёту тоже не наш, его сюда сослали. Так что никого. А тут я. А вдруг я и есть он, новый Гоголь? По телику говорили, что нового Гоголя нам очень не хватает. И ещё говорили, что этот Гоголь должен явиться не из испорченных культурных центров, а от земли. Короче, из глубинки, из провинции. Как сказал бы Вырвиглаз, из нашей родимой Жопорыловки.
Вообще, конечно, интересно всё это.
Но как это довести до сведения Катьки… Ну, что я новый Гоголь? Если так сказать, то она подумает, что я просто дебил, значит, надо как-то по-другому, тонко…
Я убрал свои записи, хорошенько их спрятал, почистил зубы и устроился спать. А перед сном немного попродумывал тактику. Можно взять и пригласить Катьку в гости, чем-нибудь завлечь. Ну, допустим, сказать, что у меня есть что-то ценное для их музея. А когда она придёт, я как бы невзначай забуду тетрадку на столе, а Катька прочитает. И подумает…
Или я встречу её с тетрадью в руке, а она спросит: что это у тебя?
А можно ещё так…
Ну, дальше я уснул.
Глава 12И негра не убили, и щеночек спасся
Утро началось плохо. Может, в этом есть знак? Может, я сова? В том смысле, что так рано подниматься не следует, а следует отдыхать? Я отдыхаю, а утро в это самое время течёт само по себе…
Мечты.
Сегодняшнее утро началось с матери. Опять. С того же самого.
– Ты должен извиниться, – сказала она.
– Перед кем? – не понял я с утра.
С утра всё труднопонимаемо.
– Ты должен извиниться перед Денисом.
– Перед кем? – в этот раз я понял.
– Перед Денисом.
Я поглядел на будильник. Скоро на работу. Надо позавтракать, а меня тут всякой ерундой отвлекают. Упырём травят, не успел ещё глаз открыть, а он тут.
– Я есть хочу, – сказал я. – Нас там не кормят, между прочим.
– Ты что, не слышишь?
Голос у матери стал твёрдый и особый, предназначенный для давления и внушения. Это зря она.
– Не кормят, – повторил я.
– Извинись! – крикнула мать.
Я стал собираться.
– Ну, я тебя прошу. – Она перешла на просительский тон. – Ну, что ты?
Что-то слишком уж резко перешла, надо было ей ещё немного поорать, тогда переход был бы эффектнее.
– Я тебя прошу! Извинись!
Осень. Осень это моё любимое время года. Красные ягоды, жёлтые листья. Если бы ещё в школу не ходить…
– Извинись!
Я не удержался и сказал:
– Пусть Сенька извинится.
– Что?
– Ничего. Мне пора на работу.
И ушёл, хотя мать что-то вслед ещё говорила. Хотела меня образумить.
Осень. Я шагал по улицам и думал, что хорошо бы, чтобы была осень вот сейчас. Можно пойти на реку, сесть на боны и смотреть в воду, на вялых осенних рыб. Вот что мне хочется – чтобы наступила везде осень, а народ при этом исчез бы. Я бы в таком мире точно хорошо бы жил.
И уж никаких кустарников рубить не требовалось бы.
Упырь ждал меня на обычном месте. И как ни в чём не бывало улыбался. Я думал, что он вряд ли придёт. Но он пришёл. И не выглядел больным. Бодро выглядел, турист-культурист настоящий. Муравьиный яд ему, видимо, только на пользу, может, здоровье даже укрепил.
– Ну что, как дела? – спросил я. – Вчера не заблудился?
– Не, – помотал он головой. – Там же рядом.
– Баторцы не догнали?
– Не. – Упырь улыбнулся. – Я быстро бегаю.
Про муравейник промолчал. Думает, как в кино дешёвом будет. Приходит хороший мальчик в класс, аборигенские негодяи его колотят, но он их перед директором школы не сдаёт. И местные негодяи начинают его жутко уважать, завязывается дружба и приязнь всякая.
А вот тебе! Не будет так!
– А вы как добрались?
– Нормально. Вырвиглаз ключицу сломал, но она у него сразу же срослась. Вот и всё.
Упырь хихикнул.
– Это не шутка, – серьёзно сказал я. – Он сломал ключицу. Но, поскольку он оборотень, она у него почти сразу срослась.
– Что?
– Оборотень он. А ты что, не заметил? У него же уши острые и брови сросшиеся. Ну да ладно, фиг с ним. Пойдём работать.
– Пойдём.
Корабль флибустьеров дожидался нас у коммунхоза, флибустьеры курили и, как обычно, матерились.
– А мне твоя мама звонила, – сказал Упырь, когда машина тронулась.
Я чуть через бортик не перевалился. Наверное, я даже лицом изменился – Упырь спросил у меня:
– Что это с тобой?
– Голова чего-то закружилась. Укачало, наверное. Зачем она звонила?
– Да я не понял зачем. Я как раз собирался утром… Наверное, она тебе что-то хотела передать, да забыла потом. И сказала, что сегодня кино у них интересное.
– Что интересное?
– Кино. В клубе «Дружба». Твоя мама сказала, что здесь очень неплохой кинотеатр, настоящий, из старых. Слушай, давай в кино сходим, а?
Я молчал, никак не мог придумать, как бы отвязаться от него на вторую половину дня.
– Я никогда в старых кинотеатрах не был, было бы здорово сходить. Говорят, там совсем другая атмосфера…
– Отдохнуть сегодня хочу, – сказал я. – Плохо себя чувствую, не знаю, как доработать сегодня.
– Может, отгул возьмёшь? Я думаю, можно взять отгулы за свой счёт…
– Не, – помотал я головой. – Не буду брать, потерплю как-нибудь.
Сегодня мы поехали дальше, километров на десять, и там кусты оказались не такими приличными, как раньше, там кусты были запущенные, толщиной почти в две руки. И таскать их было уже по-настоящему тяжело. В придачу пошёл дождь, которого я так хотел вчера и от которого было почему-то жарко, и у меня на самом деле заболела голова, это подтверждало то, что про здоровье не надо врать, обязательно сбудется.
Мы проработали четыре часа и вернулись домой, Синицын прислал крытую машину. Я был злой и всю дорогу молчал, на вопросы Упыря не отвечал. Едва вернулись в город, как дождь закончился. Упырь меня ещё немного поуговаривал насчёт кино, но я отбрыкался. Вернул