– Из Кологрива. Провалилась в люк.
– В Кологриве нет никаких люков, – сказал я. – Это маленький город.
– Я же не сказал, что она в Кологриве провалилась, она в Саратове провалилась. Шагала себе по газону – и прямо в люк. Обе ноги себе сломала, причём и связки себе ещё порвала. Так потом она полгода в гипсе и на костылях. Причём не только в люк провалилась, но ещё проплыла по канализации двести метров до реки. И главное – виноватых не нашли, бомжики виноваты, они люк в лом сдали. Так что случайность. Человек изуродовался – а никто не виноват. Случайность. А я, между прочим, мог и покалечиться…
И никто не виноват. Случайность.
– Провалился, как в провал… А если бы люк был поглубже? – продолжал рассуждать Вырвиглаз. – То тётка бы могла голову свернуть. И никакой компенсации родственникам, даром. Случайность такая…
Наверное, тогда я в первый раз и подумал.
Подумал о том, что в жизни полно всяких нелепых случайностей. Целая куча случайностей, случается всё.
И большую часть этих случайностей к счастливым отнести трудно.
Тётка Вырвиглаза провалилась в люк. Конечно, у него не было никакой тётки, но все равно, гипотетическая Вырвиглазова тетка провалилась в люк. Каждый день сотни тёток по всему миру проваливаются в сотни люков.
Такое бывает.
Неприятные случайности.
Глава 17Старт
Через день опять была суббота.
Пятница была как пятница, я поработал, пообедал, поспал, а потом пошёл купаться. Упырь встретил возле гэпа и попёрся за мной, я так устал, что не стал ничего придумывать.
И ещё. Я впервые посмотрел на него спокойно. И вовсе не потому, что я смирился.
Мы устроились на старых бонах и тупо лежали, поворачиваясь на солнце, оно было включено сегодня не на всю катушку – ожога можно не опасаться. Под вечер, правда, немного похолодало, и мы надели рубашки.
Досидели до самой вечерней сирены. Сирена над рекой, это красиво. Но мы не уходили – мне домой не хотелось, дома ничего интересного не было, а Упырь сидел не знаю зачем. Он сегодня не очень много нудил, только под конец что-то завёлся, стал рассказывать, как они с отцом собираются плыть по северным рекам и для этого запаслись специальными финскими блёснами особой, аэрокосмической формы. Эти блёсны должны были излучать особую энергию, которая неотразимо воздействовала на психику рыбы, возбуждала неукротимые пищевые рефлексы.
Сирена провыла, и рыболовы вдоль реки стали собираться, почему-то у нас всё делается только до девяти, после сирены все отправляются по домам. И мы отправились, причём Упырь тащился за мной почти до дома, говорил, что его мама сегодня готовит лазанью, а он её терпеть не может…
Солнце, вода и болтовня Упыря меня утомили так, что я уснул, едва добравшись до постели. Да, неделька выдалась нелёгкой.
Проснулся рано. Ну, для субботы рано, в восемь. И удачно. Вокруг не было никого, ни Сеньки, ни Вырвиглаза, ни Упыря, я был в счастливом одиночестве. Несколько минут я наслаждался этим одиночеством, потом…
Земля дрогнула.
Койка подпрыгнула, с полки покатились карандаши, из щелей между досками потолка посыпался всякий прах и дохлые пауки. Стёкла звякнули и продолжали звенеть, будто кто-то колотил по ним мелкими злыми молоточками.
Я выскочил из постели и выбежал на улицу. Утро. Передо мной пробежала пучеглазая курица, в соседнем дворе ошалело орали овцы и испуганно фыркал поросёнок. Я задрал голову.
Сначала ничего не было видно, затем в синеве загорелась яркая белая точка, секунду точка висела, затем стремительно двинулась наискосок, все быстрее и быстрее распарывая небо на неравные половины.
Потом грохнуло ещё раз, сильнее, стёкла чуть не выскочили, а животина во всех окрестностях завыла уже хором.
Зенитная ракета. А может, и не зенитная.
В газете ещё три месяца назад писали про то, что скоро, буквально в ближайшем времени, в лесу возобновятся ракетные базы, что не стоит пугаться при громких звуках и колебаниях почвы – при стартах ракет это нормальное явление. Не стоит также заходить в лесу в запретные зоны, определённые знаками. А всем владельцам спутниковых навигаторов следует во избежание неприятностей с областным отделом ФСБ зарегистрировать приборы. В случае появления в городе или в окрестностях подозрительных лиц следует незамедлительно сообщать по контактным телефонам. Ну и так далее. Население должно с пониманием относиться, обороноспособность страны растёт, и не радоваться этому могут лишь лица с отсутствием патриотических корней…
И вот пуски возобновились.
Это было довольно странное зрелище. Чем-то это напоминало самолёт. Когда высоко идёт реактивный самолёт, за ним остаётся след. Реверсивный, кажется, так называется. У ракеты он был мутный и толстый, какой-то опасный с виду. Да и сама ракета была какой-то опасной – летела быстро, и непонятно, что она там в своей морде несёт, то ли стальные шарики, то ли уран-238.
Беспокойно она летела.
Тишина была разрушена, и я сразу испугался. Что сейчас на улице засвистят, что послышатся из прихожей скучные шаги или вломится нагло брат с похоронными планами. Я поспешил выскочить из койки, умылся быстро и, не позавтракав, свалил.
И никто мне не встретился. Ни Вырвиглаз, ни Упырь, что само по себе было необычно и являлось добрым предзнаменованием.
Я направлялся к Катьке.
Почему не пошёл вчера? Надо было дать Катьке время. Чтобы она успокоилась, остыла. Я знаю Катьку, она злиться начинает быстро и так же отходит быстро. Дня ей вполне хватило бы. Ну, конечно, надо было принести ей подарок, лучше всего шоколадку, шоколад – лучший друг девушек.
Я купил две – одну большую, другую маленькую. Так всегда стоит делать. Во всяком случае, по уверению Вырвиглаза. Сначала забрасываешь маленькую, затем большую. А вообще, не надо делать из извинения фейерверк, всё должно быть чинно и как бы невзначай. Пёр мимо, запнулся, заглянул, извинился. Даже не так, извиняться не надо, надо вести себя как ни в чём не бывало. Легко. Так и буду. Загляну в музей, скажу: «Как дела, Родионова?» Она, конечно, вспомнит про батор, а я скажу…
Интересно, что сказать? Как объяснить? Я стал вспоминать, что в подобных случаях говорят. Обычно говорят: «Это совсем не то, что ты подумала…» – но тогда всё мало чем хорошим заканчивается, надо придумать что-нибудь поинтереснее…
Что тут теперь придумаешь?
Разве что так вот. Сказать, что пошли не в батор, а в… Блин, у нас и пойти толком некуда. Сказать – на кладбище, так не поверит, что на кладбище ночью делать? Хотя один раз с Вырвиглазом мы на кладбище ходили. Вырвиглаз тогда рассказал, что у нас на кладбище стало появляться привидение какой-то бабы, и если этой бабе кинуть пресныш с яйцом, то она скажет, будешь ли ты богат или нет. А поскольку ему одному идти было страшно, он четыре дня долбал меня этим ночным кладбищем, до тех пор, пока я не согласился. Мы купили в «Кулинарии» два пирожка с рублеными яйцами и попёрли на кладбище, причём не на новое и благоустроенное, а на старое, заросшее строевым лесом. Это была неприятная и совсем не познавательная экскурсия. Никаких светящихся баб мы не увидели. Зато на нас напала небольшая стая на редкость агрессивных кладбищенских псов, и до утра нам пришлось спасаться на тополе.
Катьке можно сказать, что мы на самом деле собирались пойти на кладбище, искать одолень-траву, а чтобы никто не подумал, что мы психи, сказали, что пошли в батор. Это может сойти…
Я вдруг понял, что это никуда не годится. Катька далеко не дура, а значит, история про одолень-траву это лажа. Враньё лишь ухудшит мое положение. Поэтому лучше сказать правду. И повиниться. Сказать, что был неправ, ну и так далее… И что до батора я, разумеется, не добрался, а, устыдившись, вернулся менее чем с полдороги…
Придумать покаянную речь я так и не смог, решил, что разберусь на месте. Погляжу на Катьку и сразу придумаю, что сказать. Перед музеем я напрягся, захватил побольше воздуху – для психической устойчивости, напустил на лицо обыденности, да только всё это зря. В музее Катьки не было. Её краеведческие подружки сообщили мне, что кто-то там к Родионовым приехал, и она сегодня не работает. Я послал девицам воздушный поцелуй и направился к Катьке, на Кирпичный.
Там много домов осталось, и все теперь родионовские. Самый красивый дом на самом краю, возле леса. В грибной год можно боровики собирать чуть ли не за забором. Когда-то дом строили на две семьи, но потом Родионовы распространились и на вторую половину, так что теперь у них семь комнат, два гаража и большой сарай. А во дворе альпийская горка – несколько здоровенных валунов, а вокруг цветочки разные произрастают. Живописно. Рядом настоящая жаровня, столик, стулья, раскладной навес, всё для отдыха граждан. И никаких огородов поблизости, одна травка. А что вы хотите, двадцать первый век.
Родионовы отдыхали. За столиком сидела сама Катька, а напротив неё какой-то мурод в оранжевой кожаной куртке, явно не из нашего города. Это я сразу заметил, ну, что он чужой. Даже не по куртке, куртку можно и прикупить. И не по широким малиновым шнуркам, у нас некоторые тоже такие шнуруют. А по роже. Рожа у него была другая. Слишком подвижная и наглая. Наверное, москвич. Такие мордочки в Костроме не в ходу, или из Москвы, или с Дальнего Востока. И сидел так нагло, развалившись, пил из длинного стакана колу, и причём со льдом, дело у нас невиданное. Как бы лишний раз доказывая, что Родионовы – люди современные и продвинутые.
Катька с такой же рожицей тянула что-то такое зеленоватое, не знаю, капустный сок, что ли. Видимо, этот тип был Катькиным брательником. Четвероюродным, из дружественного Талды-Кургана. Идиллия. Завтрак на траве, блин.
Катька меня увидела.
– Заходи, Слащёв, заходи, – совершенно спокойно сказала она. – Мы тебя тут ждём давно.
Я вошёл на территорию родионовского фамильного гнезда.
Ну да, настоящее гнездо. Родовое. Вот взять наш дом. Дома. И новый, и старый. Дома как дома, не самые плохие. Но совершенно никакие. Ну, живут какие-то. Слащёвы, Соловьёвы, Сарапульцевы, без разницы, в нашем доме может жить кто хочет. Хоть Мурадян какой-нибудь. А вот когда видишь дом Родионовых, сразу ясно, что жить в нём могут только они. Хорошо иметь такой дом. Настоящий. В котором пьют колу со льдом.