– Знаешь, у меня нехорошие предчувствия такие…
– Да ничего с ним не случилось, уймись! – злобно сказал я. – Ничего! Такое бывает регулярно… Папаша его вернулся из рейса, нажрался с заработанных бабок и отколотил Вырвиглаза, вот и всё. И ничего, что поколотил, жив-здоров Вырвиглаз. Он ведь как гиена – чем чаще бьют, тем крепче шкура. Я-то его знаю.
– А вдруг отец его покалечит?
– Да не покалечит. Он его всё время бьёт, а до сих пор не убил. И вообще, погода шепчет. А вдруг дождь пойдёт?
– Может, отцу позвонить? – Упырь достал телефон.
Какое сочувствие. Какое человеколюбие. Гуманизм. Прямо Возрождение, честное слово.
– Я ему скажу, что надо помочь, он обязательно приедет, вот увидишь! – Упырь зачем-то продемонстрировал записную книжку в мобильнике.
Я помотал головой.
– Если ты позвонишь своему папашке, то Вырвиглазов папашка точно его угрохает, можешь не сомневаться. У него папаша – мрак. Вот представь Вырвиглаза, только в сорок раз говнистее. Так что лучше по-тихому, по-семейному…
Упырь замолчал.
Я вернулся к книжке. Лежал и читал, то есть делал вид, что читаю, читать в присутствии Упыря у меня не очень хорошо получалось. А Упырь сидел. И смотрел на меня. А я смотрел в книгу. А он на меня. Так мы сидели минут пять, не меньше. Потом я не выдержал.
– Ладно, – сказал я. – Пойдём. Пойдём, посмотрим, что там такое. Хотя, вероятнее всего, что Вырвиглаз нас так разыгрывает. Играется…
– А если нет?
Пришлось вылезти, пришлось одеться. Перед тем как выйти на улицу, я заглянул в большой дом. Трубка лежала на боку на самом деле. Может, кто задел, а может, Сенька снял, он вредничать любит.
Пока мы добирались до дома Вырвиглаза, Упырь молчал. И напрягался. Надувался воздухом, расправлял плечи, озирался по сторонам, громко дышал. Все это напряжение ему совершенно не шло, при его росте и весе всё это выглядело смешно. Но очень хотелось ему казаться больше и страшнее.
Вырвиглазова улица была кривая и ухабистая, с лужами, с ряской в этих лужах, с жуками-плавунцами. Вырвиглаз жил в самом дальнем доме, это был самый страшный и мрачный дом, даже вагонкой не обшит. Возле дома не было толкового огорода, не росли цветы, и сразу ясно, что в доме живут одни мужчины.
Дверь закрыта, воняет какой-то кислятиной, точно свиньям варили. Кругом разруха. То есть, если судить по виду, всё в порядке.
Калитка была наплевательски открыта, мы вошли внутрь. Из дома послышалось глухое мычание.
– Что это? – вздрогнул Упырь.
– Мычит, – ответил я. – Вырвиглаз мычит.
– Почему он мычит?
– Папаша язык ему отрезал, вот он и мычит.
У Упыря дёрнулась щека.
– Да нет, – успокоил я, – просто отец его в подпол посадил.
– В подвал?
– Ага. Чтобы он подумал над своим поведением. Ладно, пойдём отсюда.
– А как же Илья?
– Да ничего, посидит, с крысами пообщается, может, наберётся ума…
– А почему он мычит? Отец его что, связал и рот заткнул?
Это на самом деле было странно. Ну, связать папаша его, допустим, мог, но рот затыкать… Это уже перебор. Так что вполне могло случиться, что Вырвиглазу на самом деле нужна помощь.
– Как-то всё тут… – Упырь поёжился. – У меня нехорошие предчувствия…
Вырвиглаз замычал как-то чересчур хрипло. Это меня насторожило. Вырвиглаз не стал бы кричать, если бы его в подвал посадили.
– Надо обойти вокруг, – предложил я. – Ты справа, я слева. Давай.
– Так нельзя, – сказал Упырь. – Никогда не надо разделяться, во всех фильмах это главная ошибка…
– Не боись, бензопилу они давно пропили.
Но я решил с Упырём не спорить, и мы отправились вокруг дома. На заднем дворе в кирпичном фундаменте красовалась дыра. Пролезет средних размеров свинья, или Вырвиглаз.
– Дыра… – задумчиво сказал Упырь. – Надо лезть…
– Валяй, – кивнул я. – Осторожнее только, там может быть крысоловка.
– Зачем крысоловка?
– Для крыс.
Я подобрал с земли камень, швырнул в дыру. Никто там не кукарекнул.
– Ну ладно. – Упырь наклонился.
Он явно собрался в лаз.
– Можете не лазить, – сказал голос Вырвиглаза. – Меня там нет. Заходите через крыльцо.
– Вот видишь. – Я повернулся к Упырю. – Жив-здоров, разговаривает.
И я направился к крыльцу. Упырь за мной. В прихожей была разлита какая-то липкая красная жидкость, не кровь, варенье какое-то.
– Проходите! – крикнул Вырвиглаз. – Осторожно, там сироп растёкся…
Внутри жилище Вырвиглаза мало отличалось от жилища Вырвиглаза снаружи. Будто внутри взбесилось двадцать восемь собак. Сам Вырвиглаз сидел за столом и, конечно же, лопал. Лапшу. Со своим патологическим аппетитом. Чавк. Чавк. Не мог не жрать.
Он не был связан. И не был побит. Он был побрит.
Вырвиглаз отставил тарелку и стал заводить будильник. Упырь разглядывал помещение. В углу шевельнулась грязная куча, и послышалось то самое жалкое мычание. После чего из кучи образовался дядя Лёша, Вырвиглазов отец. Выглядел дядя Лёша помято и синевато, как старый баклажан.
Упырь отскочил в сторону.
– Не дергайтесь, это батон, – сказал Вырвиглаз. – Я его немного связал…
Я сразу подумал, что это наглядный пример того, что детки растут. Сначала пьяный папаша с воспитательными целями сына в подвал сажал, теперь сынуля подрос и стал сильным. И всё поменялось.
– Что тут случилось? – шёпотом спросил Упырь.
– Вот, сыночек связал, – пронюнил дядя Лёша. – Растил его, поил его…
– Пойдём на улицу, – мрачно сказал Вырвиглаз.
– А мне здесь очень нравится, – сказал я. – Так познавательно…
Вырвиглаз громко скрипнул зубами и направился на улицу. Мы с Упырём тоже вышли. Там, на крыльце, Вырвиглаз рассказал свою унылую историю.
А история была проста, как полбатона.
Папаша на самом деле вернулся из рейса и вернулся с деньгами. Отец был весел, рейс удался. Он подарил Вырвиглазу мобильный телефон, не самый дорогой, но и не самый дешёвый, сказал, что он нашёл в Саратове постоянных клиентов, если пойдёт дело, то следующим летом они могут съездить в Турцию.
Вырвиглаз телефону был рад, однако чувствовал некоторое напряжение. Поскольку ни одна из поездок отца не заканчивалась мирным семейным праздником, почти все они заканчивались совсем наоборот.
Тучи стали сгущаться после обеда. Помывшись под летним душем, отец отправился в город и вернулся через три часа в слишком хорошем настроении. С собой он принес торт, лимонад, ещё кое-какие продукты. Вырвиглаз помрачнел ещё больше, торт был верным признаком.
Отец прополол грядку лука и ушёл снова.
Вырвиглаз остался один. Настроение было не очень жизнерадостное, и Вырвиглаз решил покрасить волосы. У настоящего любителя тяжёлой музыки должны быть чёрные волосы, а сам Вырвиглаз волосами нужного цвета не обладал, его лохмы были заурядно-шатенистыми, к тому же довольно жидкими. Поэтому Вырвиглаз периодически придавал им более брутальный вид. Вот и вчера, прикупил краску, нагрел воды, протёр зеркало…
Но тут снова заявился отец. Он был немногословен, что свидетельствовало о том, что сегодня папаша уже изрядно нагрузился. Вырвиглазу пришлось прекратить свои приготовления и состряпать отцу большую яичницу с салом. Отец принялся молча ковыряться в сковороде. За окнами темнело, Вырвиглаз ждал. Ситуация могла развиваться так: отец мог съесть яичницу, погрустить и отправиться спать; отец мог съесть яичницу, погрустить и начать бузить. И то и другое случалось примерно один к одному.
Яичница была съедена, отец включил телевизор и принялся грустить. Вырвиглаз ждал, болтая кисточкой в банке с краской. Время шло, отец начинал подрёмывать и зевать, Вырвиглаз решил уже, что вечер будет развиваться по мирному сценарию, однако не повезло. Отец проснулся и заявил, что он не прочь отведать холодца.
Вырвиглаз продолжал разводить краску в миске. Отец возжелал холодца громче. Вырвиглаз испугался, что дело пошло по худшему сценарию. И лучше удалиться в баню, поспать там.
– Сиди, – тихо сказал отец и вышел.
Вырвиглаз сразу всё понял и попытался вылезти в окно, но рама была забита. Дверь оказалась подпёрта с другой стороны, Вырвиглаз толкнул её плечом, но только ушибся.
Через минуту явился папаша с ружьём.
Отец уселся на табуретке, зажал ружьё между коленями и принялся медленно его заряжать.
Вырвиглазу было тошно и скучно одновременно. Потому что он прекрасно знал две вещи. Ружьё не стреляет и никогда не стреляло. После ружья обычно следовала вспышка ярости, заканчивавшаяся подвалом. В подвале сидеть не хотелось, на вечер у Вырвиглаза были другие планы.
Отец зарядил ружьё и принялся прилаживать его к виску. Вырвиглаз смотрел. Он знал, что случится сейчас. Сейчас отец начнёт ныть. И будет ныть долго, нудно, а если пошевельнуться, то нытьё мгновенно переплавится в ярость. Поэтому Вырвиглаз терпел.
Впрочем, долго терпеть ему не пришлось, отец поглядел на ружьё и с отвращением уронил его на пол. Затем он немного пришёл в бешенство и минут десять гонялся за Вырвиглазом по комнате с ремнём, Вырвиглаз был ловок и отстегать себя не дал. Под конец отец устал и сказал, что пойдёт немного покурит, а потом вернётся и продолжит разговор. Отец приоткрыл дверь, и Вырвиглаз попытался выскользнуть, однако не удалось, отец в прыжке ухватил Вырвиглаза за пятку, и дальше Вырвиглаз уже не пытался сопротивляться – у отца были мощные шофёрские руки.
Однако Вырвиглаз энергично лягался, так что отец очень быстро устал. После чего он отволок Вырвиглаза на кухню, спустил его в подвал, и, поднатужившись, сдвинул на крышку газовую плиту.
Подвал был достаточно комфортабельным местом, Вырвиглаз, привыкший к частым подземным заточениям, оборудовал его по возможности с удобствами. С диванчиком, магнитофоном, пледом и весёлым освещением, которое снаружи отключить нельзя было.
Вырвиглаз открыл банку вишнёвого компота, устроился на диване, включил музыку и стал отдыхать. Он знал, что до утра отец его не выпустит и что сделать с этим ничего нельзя. Поэтому не напрягался. Даже уснул. Проснулся в семь часов утра. Наверху было тихо.