Сидит, жуёт. Какие-то движения у него даже паскудные, словно таракан какой, залез на стол и перемалывает, и перемалывает, только что жвалы не щёлкают. Смотреть тяжело.
Минуте на четвертой мне вся эта пакость надоела, особенно после того, как одного мужика вывернуло. Ведро подставить он не успел, и всё его художественное творчество попало на блюдо с котлетами и потекло вниз со стола. Меня замутило, и я ушёл. Побродил между всякими конкурсами, поучаствовал в «Весёлом дровосеке», потом устроился на самом краю парка, рядом с мороженицей. Мороженое кончилась, девушка-продавщица задумчиво смотрела в глубь холодильника, будто там у неё сидела царевна-лягушка. Царевич-лягуш. И мороженица была в раздумьях, целовать его или так, заморозить на память.
Парк гудел, смеялся, грохал, я сидел на скамейке. Со стороны эстрады послышался восторженный вопль. Мороженица оторвалась от своего принца и уставилась на меня. И тут же напротив нас остановилась «Скорая», точно ждала. Из неё выскочили санитары с носилками и быстро побежали по направлению к эстраде. Кому-то там стало плохо. Очень скоро прояснилось кому. Санитары вернулись к машине уже нагруженные – на носилках возвышалась Сарапульцева. Она стонала и выла, живот её был похож на большой глобус, он громко булькал и урчал. Сарапульцева проиграла.
Я поднялся со скамейки, приблизился и участливо спросил:
– Ногу подвернули?
Сарапульцева прокляла меня взглядом.
– Ничего, до свадьбы заживёт.
Сарапульцева прокляла меня ещё раз.
Её погрузили в машину и повезли на промывание желудка. Ничего, ей только на пользу. Жалко, что мозги промыть нельзя.
Потом опять со стороны эстрады завопили и, кроме того, послышались фанфары – бум-турум-бурум. Я подождал, пока всё это закончится, и отправился посмотреть, в чьи руки попало кухонное счастье.
Народ расходился. На эстраде оставался какой-то пузатый мужик в синей рубашке, мужик бубнил о превосходстве котлет ихней фабрики над котлетами других фабрик, получалось, что их котлеты лучшие в целом мире.
Вырвиглаз стоял рядом со сценой, под сосной. Он был зол. Вернее, не зол, он был раздавлен. Потому что рядом стоял Упырь. Со счастливой рожей. Упырь держал в руках коробку. Комбайн. Всё для вашего счастья. Мама его будет довольна.
– Поздравляю, – сказал я. – Никогда, Денис, в тебе не сомневался!
– Он как гусеница, – недовольно буркнул Вырвиглаз. – Точит, как автомат. Он сам как комбайн. Нет, конечно, я к нормальной еде человек непривычный, поэтому желудок сдал…
– Брось оправдываться. Ты дискредитировал себя как едок. Теперь тебя в батор не возьмут работать. Они ведь как набирают? Придёт к ним чувачок в истопники наниматься, а они перед ним ведро макарон! Сожрёт – записывают, не сожрёт – будь здоров. Ты какое место занял?
– Какая разница?! – нервно спросил Вырвиглаз.
– Значит, не выше четвёртого. Это позор.
Вырвиглаз хотел ещё что-то сказать, но тут на сцену поднялся Озеров и все болтуны почтительно замолчали.
Озеров был как Озеров, в джинсах, в чёрно-белом полосатом свитерке, в бейсболке.
– Внимание! – Озеров помахал ручкой. – Немножко внимания! Я хочу сделать объявление. Вы, наверное, знаете, что скоро мы проведём большую краеведческую экспедицию. Два дня! С ночёвкой. Принять участие могут все желающие. Мы будем рады каждому. Экспедиция пройдёт по забытым дорогам нашего района, посетит заброшенную лесную деревню Думалово, кстати, имение тётки Грибоедова. Также мы планируем благоустроить Филькин ключ – родник с целебной водой. Ну, наш знаменитый метеорит. Мы попытаемся его найти.
Упырь даже на цыпочки привстал от внимания.
– Дополнительную информацию можно прочесть на информационном стенде краеведческого музея, я думаю, завтра она там появится. Ребята, приходите к нам. Надо любить свой край, надо знать свою историю!
Озеров помахал зрителям и сошёл с эстрады.
– А ты не хочешь туда пойти? – спросил Упырь.
– Я? – усмехнулся Вырвиглаз. – Я не дурак, чтобы в эти экспедиции ходить. У меня и без того дел много…
– Нет, я Никиту спрашивал.
– А Леденец попрётся, – за меня ответил Вырвиглаз. – Эта жаба Родионова наверняка тоже в эту экспедицию пойдёт, а Леденец не сможет противостоять искушению.
– Вырвиглаз! – перебил его я. – Я понимаю, что ты сегодня неоднократно облажался, но не надо срывать зло на других…
– А я не срываю, – вызывающе ответил Вырвиглаз. – Это ты нервничаешь. Это тебя девчонка задвинула, а я вполне благополучный. Нет, оно понятно, любовь до гроба…
Я шагнул к Вырвиглазу, но между нами встрял Упырь со своим комбайном.
– Ладно, – плюнул Вырвиглаз. – Ваше дело. Любитесь, идите в экспедиции, идите к чёртовой матери, мне по барабану…
– Филькин ключ… – протянул Упырь. – Никита, так ты пойдёшь?
– Я подумаю. Наверное, пойду.
Вырвиглаз сочувственно покивал.
– А что мне теперь с ним делать? – глупо спросил Упырь. – Ну, с комбайном. У нас есть уже комбайн. Такой, весь из железа, настоящий, его папа из Германии привёз, он даже может кубиками резать, кидаешь туда морковку, а выскакивают кубики…
– Подари, – тут же предложил Вырвиглаз. – У меня нету. Нечем кубиками морковку рубить.
– Тебе и так хорошо, – сказал я. – Дай-ка…
Упырь послушно отдал коробку. Комбайн оказался на редкость лёгким, я думал, что комбайны тяжёлые.
Со стороны волейбольной площадки шагали девчонки. В одинаковых трусах, в жёлтых майках с номерами. Кажется, баторские. Такие хилые и зелёные только в баторе могут быть, им даже лосиное молоко не помогает.
Я перегородил их светлый путь.
Они переглянулись.
– Компания-производитель «Зубы Секацкого» проводит акцию на самую обаятельную улыбку! – рекламным голосом проворковал я. – Как известно, у Секацкого были самые белые зубы, самая обаятельная улыбка, поэтому он и стал народным героем. Мы, как продолжатели его дела, тоже стремимся к тому, чтобы улыбки граждан нашего города блистали белизной. Акция проводится сугубо среди жителей района. Допускаются улыбки индивидуальные и групповые, улыбнитесь индивидуально – и получите термос, улыбнитесь группой – и получите кухонный комбайн!
Я потряс коробкой. Баторские спортсменки переглянулись ещё раз.
– Активнее, девушки, активнее! Кухонный комбайн – сам режет, сам рубит, сам готовит. На три-четыре! Чии-из!
Лучше б они не улыбались.
– Браво! – сказал я. – Ваша улыбка признана улыбкой дня. Компания «Зубы Секацкого» дарит вам кухонный комбайн!
И я сунул комбайн той, что стояла напротив меня.
– Поздравляю!
– И всё? – спросила старшая.
– И всё, – ответил я.
– И ничего платить не надо?
– И ничего платить не надо.
Я поклонился с молодеческой лихостью актёра Меньшикова и отошёл в сторонку. Баторские недоверчиво постояли, попереглядывались ещё, затем проследовали мимо.
– Пока-пока. – Я отправил им всем воздушный поцелуй.
Они шагали, неуверенно озираясь, точно ожидая, что я сейчас им вдогонку борзых атукну или пулю выпущу. Но постепенно они шаг всё-таки ускорили и скрылись между деревьями.
Погожий летний денёк. День города.
Подрулили Упырь и Вырвиглаз.
– Баран, – вздохнул Вырвиглаз. – Просто так отдал… Надо было о встрече договориться, надо было сказать, что любишь свекольный салат с орехами, что мечтаешь попробовать, как этот комбайн приготовляет этот салат… А ты?
– Салат себе на тёрке натрёшь. Пойдём отсюда.
– До кино ещё два часа.
– Всё равно.
Два часа мы бродили по парку. Вырвиглаз цеплялся ко всем безопасным девчонкам – ну, к тем, у которых не было парней, я брёл, глядя по сторонам, Упырь молчал, что-то обдумывал. Когда надоело ходить, мы вернулись к «Ветерку». Там много народу собралось, но пока никто друг другу ещё не мешал, потому что было рано. Устроились в сломанной детской вертушке. Я слопал пару мини-пицц производства хлебопекарни Озерова, пиццы были ничего, сыру много. Вырвиглаз и Упырь от пицц отказались, я думаю, они ещё пару дней не смогут ни на какую еду смотреть равнодушно.
Вырвиглаз посидел-посидел, затем достал сигареты. Закурил. Чтобы не заплыть жиром после лёгкого котлетного полдника.
– Зря ты куришь, – вдруг сказал Упырь.
Ого. Первым заговорил. Какой прогресс. Наглеет, мнение своё высказывает. Дай палец, отъест руку. Две руки, вообще тебя сожрёт. Паразит мозга. Сжуёт его с бобами.
– Зря ты не куришь, – спокойно ответил Вырвиглаз. – Многого себя лишаешь.
– Это же вредно. Научно же доказано, половина болезней от курения и от холестерола…
– А я и не спорю. Я бы сказал, половина болезней. Табак убивает.
– А ты куришь! – Упырь, видимо, решил пуститься в душеспасительное плаванье. – Если так курить, да к тому же такие сигареты, то ты и десяти лет не протянешь!
– Вот тут ты не прав. – Вырвиглаз нарочито аппетитно затянулся. – Тут ты гонишь. Через десять лет везде нанотехнологии будут. Особенно в медицине. Берёшь, глотаешь нанотаблетку – и всё: нанороботы начинают своё действие. И через неделю ты здоров, как жаба! Все внутренности починены, всё там обновлено, укреплено, и можно дальше жить. Ни в чём себе не отказывая. Вот так-то. Так что я правильно делаю, что курю, потом мне все лёгкие всё равно отремонтируют. А у вас…
Вырвиглаз ткнул фильтром в меня, а потом в Упыря.
– А у вас лёгкие впустую работают. Лохи вы, жабы…
Вырвиглаз подышал в воздух.
– Мир стоит на пороге больших перемен, – сказал он. – Завтра всё будет не так, как сегодня. Всё…
Один придурок забрался по изогнутой ферме «Ветерка» доверху, прыгнул, сделал в воздухе сальто, приземлился на ноги, захромал.
Другой придурок заснял всё это на мобильник.
И я подумал, что тут Вырвиглаз ошибается. Завтра будет всё как сегодня.
– А если не сделают нанотаблеток? – спросил я.
– Кто не курит и не пьёт – тот здоровеньким помрёт, – ответил Вырвиглаз.
И поступил в соответствии со своими повадками – плюнул. Но не как нормальные люди плюют, а, как всегда, с мерзотинкой – попал на медицинскую ромашку, прямо в выпуклое сердечко, и жёлтый харчок повис до земли. Если бы тут был тот фотограф – ну, который всякие российские пакости заснимает, а потом с фурором презентует в американском посольстве, то он вот этот обхарканный цветочек наверняка бы заснял, распечатал бы два на три метра и прицепил бы название типа «Русский полдень» или «Люб