Потом мы двинулись, разумеется, ко мне, и Упырь долго рассказывал, как он ходил в походы до этого, и как вчера он зашёл на геологический сайт и изучил особенности провалов в других областях, и что провалы эти – очень интересные объекты…
А в субботу я проснулся с трудом.
Рюкзак был собран. Ещё с вечера. Старые кроссовки готовы. Всё готово. Мне было страшно. Я отправился в большой дом.
Мать жарила яичницу. Я сказал:
– Доброе утро.
– Доброе… – кивнула мать. – Какой-то бред на самом-то деле…
Я молчал. Напряжён был в последнее время я.
Мать потрясла газетой, шуганула муху.
– Чёрт-те что, – снова сказала. – Докатились. Ограбили краеведческий музей! Во что превращается наш город?
– Музей? – спросил я.
– Музей, музей. Вот, почитай.
Мать кинула мне газету. На первой полосе и большими буквами. В духе таблоидов. «Ночь мёртвой собаки».
Но статьёй это трудно было назвать, скорее большая заметка. В заметке рассказывалось, что городская общественность возмущена дерзким ограблением центра городской культуры. Вчерашняя ночь ознаменовалась проникновением в краеведческий музей и похищением нескольких ценных экспонатов. Пресс-секретарь районного УВД сообщает, что кража, безусловно, имела заказной характер – злоумышленники знали, за чем шли. Было похищено несколько мелких экспонатов, но главной целью преступников стало недавно приобретённое музеем чучело собаки редкой породы. Отрабатывается версия, что кража связана с предпринимательской деятельностью известного городского бизнесмена Н. И. Озерова, который в ближайшее время собирается баллотироваться в депутаты областной Думы.
– И какому дураку понадобилось чучело собаки? – спросила мать.
– И не говори, – согласился я. – Только дураку может такая дрянь понадобиться. Полному идиоту.
Я представил, как счастливый Сенька под покровом ночи тащится через город, нагруженный чучелом ньюфаундленда. Обливается потом, глаза его горят, руки трясутся, в сердце предвкушение обладания. Метеоритом.
И мне стало очень, очень смешно, давно я так не смеялся.
Какое смешное время наступило, а? Да уж. А чуть раньше мне было страшно. А теперь смешно. Жалко. Жалко, что Сеньку не поймали. А может, наоборот.
– Ты чего смеешься? – спросила мать.
– Смешно.
– Болтунью будешь?
– Что-то мне не хочется… Мы же в поход идём, не хочу в путь наедаться…
Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.
Всё будет просто. Очень просто. Скорее всего не придётся ничего придумывать, провалы – дело опасное. Каждый год кто-то туда проваливается.
Они притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня, лично, не тянуло.
А многих других тянет.
Всё.
Было уже время. Одиннадцать часов. В двенадцать все желающие принять участие в экспедиции должны были подойти к краеведческому музею. Ровно в полдень.
– Всё будет хорошо, – сказал я матери. – Просто замечательно.
Было холодно. И на улице и так. Хотя и одиннадцать часов уже. И темно как-то, и от Соловьёвых по улице полз сивушный запах – Соловьёв-старший завершал возгонку своих чудесных эликсиров, способствовавших язволечению. В апреле его штрафанули, но он упорствовал в своих заблуждениях.
Надо настучать.
Я пожелал себе всяческих удач и спустился до Любимова, до асфальта. За магазином привычно пристроился в переулке неугомонный гаишник Кочкин, ждал клиентов. В прошлом году он оштрафовал родного дядю, и это не легенда. На меня Кочкин внимания не обратил, чего-то он там колупал в радаре, наверное, доплеровский эффект отыскивал.
После Кочкина я свернул на Пионерскую, тут можно срезать через пустые дома метров пятьсот, главное, чтобы собак не было. Собак не было. И пьянь, несмотря на субботу, тоже не встретилась, спокойно добрался до музея.
Вокруг музея было полно народу, все сидели на лужайке и галдели словно специально, словно попросили их шуметь и всячески веселиться. Как стая клестов, однажды зимой видел их. И вообще, не думал, что в очередную метеоритную экспедицию соберётся столько желающих, я вписался семнадцатым, а тут до фига было. Наверное, из-за того, что эту экспедицию организовывал Озеров. С Озеровым интересно. Он умный и богатый, отец говорит, что если снова вдруг случится революция, то Озерова убьют первым, если он вовремя в Канаду не удерёт. Такие у нас не держатся, сказал отец.
Много людишек – хорошо, как раз то, что нужно.
Озеров переписывал участников экспедиции, проверял снаряжение, раздавал советы. На шее у него болтался гигантских размеров свисток, выполненный в технике гжели, иногда он в этот свисток посвистывал то ли от радости, то ли с целью взбодрения окрестностей.
Олигарх уездного разлива.
Рядом с ним с планшеткой шагала Родионова. Вид у неё был важный и счастливый, одета она была по-туристски, свисток, правда, обычный физкультурный. Катька тоже переписывала поголовье, тоже проверяла снаряжение и раздавала советы.
Остальные занимались кто чем. Большая часть жевала какие-то бутерброды, варёные яйца и редиску, чуть справа возле дискового ларька весьма удачно расположилась бабулька, она всегда семечками и петушками торговала, но как звать её, я не знал.
Упырь тоже жевал, я его сразу увидел. Наши все по большей части в камуфляже, а Упырь в чём-то таком оранжево-фиолетовом, этакая клякса в болоте. Он меня не увидел пока, к счастью.
А пока я расположился так, чтобы Катька подошла ко мне. И она подошла.
– Фамилия? – спросила не глядя.
– Да ладно, Кать… – примирительно сказал я. – Чего ты? Не надоело ещё губу выворачивать?
– Не надоело. Представь себе – не надоело. Ты как тут? Сам или на службе?
Катька кивнула в сторону Упыря.
– Слащёв, – сказал я.
– Что?
– Слащёв моя фамилия. Через «ё», пожалуйста, я в ёфикаторы вступил.
– Ёфикатор, блин… – Катька вписала меня в положенную графу и отправилась дальше.
– А снаряжение? – спросил я вдогонку. – Проверять не будешь?
– Сам проверяй.
Ну, ну. Пускай, пускай. Я лениво закинул за плечо рюкзак и направился к Упырю.
Упырь сидел на рюкзаке, пил кофе из пузатой металлической чашки. Грелся.
– Здорово, Денис. – Я устроился рядом. – Как настроение?
– Классное. – Упырь вскочил, засуетился, принялся доставать из рюкзака термос. – Отец тоже говорит – в походы надо ходить, в походах интересно. А мама кофе сделала особый, с корицей.
Упырь сунул мне под нос термос, корицей не пахло.
– Я ещё взял такие специальные пакеты…
Упырь достал из рюкзака запаянный в фольгу пакет.
– Это папка из Америки привёз, – пояснил он. – Это паёк американских солдат. Съешь такой пакет – и целый день сыт. Один солдат несёт пакеты на пять дней…
– Отлично, – сказал я. – Прекрасная вещь. Будем как американские солдаты…
Я осторожно искал Катьку, она продолжала инспектировать туристов.
– Ещё папа настоящие ботинки привёз…
– Да-да… – рассеянно сказал я. – Блестящие ботинки это чудесно…
– Какие блестящие? – не понял Упырь.
– При чём здесь блестящие? – теперь уже я не понял.
– Ты сказал «блестящие ботинки».
– Я?
Упырь уверенно кивнул.
Как однако… Я отвернулся и осторожно, чтобы никто не заметил, приложил ко лбу ладонь. Ничего не почувствовал. Конечно, ничего не почувствуешь – температура, она ведь везде.
– Солнце напекло, – сказал я. – Слушай, Денис, ты тут постой немного, а я похожу…
Однажды я упал в обморок. Безо всяких на то причин. Шёл по улице, затем меня вдруг повело в сторону, я ухватился за рябину, но никакие ухвачивания не помогли, я очнулся уже на травке. Голову втягивало куда-то в шею, в глазах скрипел песок, я сел, и меня чуть не стошнило.
Сейчас я чувствовал примерно то же, и надо было срочно сбить это состояние. Выкинуть его из головы. Ведь если начнёшь думать про то, что ты сейчас упадёшь в обморок, то обязательно в него и упадёшь. Поэтому надо было срочно отвлечься, что-то сделать. Я огляделся и направился к старушке, прикупил семечек, а затем ещё и леденцов на палочке, не знаю зачем, хотя потом они неожиданно пригодились. Никогда не летал на самолёте, но там, кажется, леденцы выдают, чтобы уши не закладывало, может, и мне сейчас поможет.
Упырь от меня не отстал, тоже подошёл к старушке и тоже набрал леденцов, а семечек покупать не стал.
– Крупные семечки, – сказал он. – Такие семечки только в Турции есть, мне папа привозил. А эти ботинки из Америки, тут такой каблук специальный, он пружинит при ходьбе, как раз идти на долгие расстояния, очень удобно…
Голова втягивалась в плечи.
– Очень удобно, – бубнил Упырь, – я однажды в такой же поход ходил, и мне очень помогло, если хочешь, я скажу, и папа тебе тоже привезёт, они очень удобные…
– Очень удобные, – согласно кивал я, – чрезвычайно удобные…
Что он пристал со своими ботинками? Что же так голова-то болтается… Нет, надо было на эту неделю отгулы брать.
Я развернул петушок, но он оказался не кислый, а сладкий, со жжёным вкусом, от этого жжёного сахара замутило сильнее.
– Что это с тобой? – заметил Упырь. – Что-то ты нехорошо выглядишь…
– Солнце напекло, я же говорю…
– У меня есть таблетки от укачивания…
Упырь полез в карманы, и я ужаснулся, что сейчас он будет нудно искать аптечку и рассказывать, что вот эти таблетки его папа привёз из Египта, а вот эти пастилки из Словении, прямо с завода. К счастью, Озеров свистнул в свисток, и Упырь остановился.
– Стройся! – крикнул Озеров. – Инструктаж!
– Инструктаж, – сказал я. – Пойдём послушаем…
Народ засуетился, и очень скоро мы выстроились неровным полукругом, в центр вышел Озеров и стал бить оловянной ложкой в оловянную миску. Когда все успокоились, Озеров сказал:
– Хочу сказать несколько слов касательно…
Касательно экспедиции. Озеров очертил маршрут, рассказал, как и куда мы идём, правила поведения в лесу – пива не пить, табак не курить, во всём слушаться его, иначе легко утонуть в болоте, быть задранным медведем или наткнуться на сук. Ну, и так далее, и так далее, и так далее.