— Да, на текущем этапе стоит задействовать все три вариации. Проводя опыты на всех образцах, мы соберём дифференцированные эмпирические данные, — поддакнул наставнику один из сорванцов.
Причём для местных, а теперь и для меня, было заметно, насколько различается их речь. Всё равно что слесарь, через слово заменяющий термины переиначенными матами, оперируя исключительно херовинами и фигулинами, и молодой инженер, у которого разговорной речи, наоборот, было на целое предложение одно слово, и то — предлог. Отличная команда, работают душа в душу.
— Я бы согласился, но вы мне так и не объяснили, чем этот вариант, — ткнул пальцем в одну схему, — отличается от этого, — ткнул в другую.
Мне хором начали объяснять, чем эти два варианта друг от друга отличаются. И, по словам инженеров, выходило, что это прямо небо и земля. Я же их выслушивал, а потом тыкал носом очевидный со стороны факт — они одного и того же свойства добиваются двумя разными путями. Нет, дураками ребята не были, просто заработались. И да, я понимаю, что одинаковый на первый взгляд результат при разных технических процессах может оказаться на поверку не таким уж и одинаковым. Мы сами это не один раз на собственном опыте установили. Но здесь-то мы воспроизводим опыт за опытом, а результат как был один, так и остаётся.
— Так что, мужики, подбрасывайте монетку, выбирайте один и дальше работайте с ним. А если дальше выскочит проблема, попробуйте вернуть старый процесс и сравнить результаты. Пока же надо сократить объём литья, и так едва успеваем стволы производить к новым стрельбам.
Далеко не Соломоново решение, конечно, но сил у нас действительно не так много, надо умерить пыл.
Я, всё же, выставил определённые требования к пушке, простая бабаха меня никак не устраивала. Я требовал заряжать с казны, выдавать определённую минимальную скорострельность без перегрева и появления дефектов, опять же требования к массе тоже предъявлял. Потому и продолжали инженеры в два десятка голов изобретать для меня основной ствол новой армии.
Несмотря на эти сложности, настроение у меня было близко к великолепному. Всё потому, что одному из литейщиков пришло в голову вместо олова попробовать сплав меди со свинцом. Не с первого раза, но у кузнецов получился интересный сплав. Не самый прочный и твёрдый, но устойчивый к трению. Случайно поняли. Я сначала и значения этому не придал, устойчив и устойчив. Взял кусок, потёр об железную поверхность. И вместо трения получилось скорее скольжение. После полировки сплав получался гладким и не стирался при трении, точнее, стирался очень медленно.
А у меня весьма паршивого качества подшипники. Как бы есть, благо, здесь я строение знаю куда лучше, чем у пушек, но материал не подходящий, и потому они сыплются, имея ограниченный ресурс. Сначала мы попробовали сделать из свинцового сплава шарики для подшипников. Получилась лажа, хотя всё равно лучше, чем при использовании нашей стали. А потом мы (не буду говорить, сколько потребовалось времени для шлифовки напильником) собрали подшипник скольжения. И оно поехало!
Нет, большие нагрузки сплав не держал, для вала на станке подшипник пришлось делать большим, всего-то в два раза меньше массы самого вала. Но он поехал! Всё ещё не идеально, но это маленький шажок вперёд. Уже не нужно заменять каждую ночь ВСЕ подшипники в конструкции, а значит, и не нужно эти самые подшипники в таком количестве производить. Потому и настроение у меня было приподнятым! Правда, больше пока никуда новый сплав не шёл, но и на этом спасибо.
А ещё своим молчанием радовала Ада. Сидела, засунув язык в одно место, и молчала у себя там в особняке. Управляла городом и не брыкалась. И прочие дворяне мой жест оценили. И твёрдость намерений продемонстрировал наглядно, и заинтересованные лица не пострадали, ага, и овцы, и волки. Ничего, я всю эту братию изведу со временем, надо только не торопиться и людей вдумчиво воспитывать. Для начала хотя бы обучить до приемлемого уровня, а затем расширять ответственность. Оно же как, дураку что не дай, всё равно сломает или потеряет. Дурак, он ответственным может быть только в редких индивидуальных случаях. Дурак не в смысле клинический, а в смысле образованности, а значит, и кругозора. Об ответственности нужно говорить с человеком, который это слово понять может. И понять, зачем ответственность вообще нужна, и почему от конкретно его работы зависит чьё-то здоровье и жизнь.
Пока же я наслаждался временным позитивным импульсом, вызванным замаячившей впереди новой войной. Что-то как-то не нравились моим дворянам соседи. Я даже не знаю почему. Не оттого ли, что при мне мои дворяне были приближёнными к правителю нового, активно развивающегося, государства. А при забугорных, иногда в прямом смысле, правителях, даже если подмазаться, будут дворянами в полнейшем захолустье. У дворян-то старое правило про «подальше от начальства, поближе к кухне» не работает совсем. Наоборот, надо быть как можно ближе к столице и иметь возможность протолкнуть своих отпрысков на тёплые места всяческих министров и прочих бюрократов и чиновников. В захолустье какой чиновник? Коровьи хвосты считать?
Когда я покидал полигон, там снова началась канонада выстрелов.
Я, признаться, рассчитывал, что столичный кузнец сможет продвинуть нашу науку. Пришлось немного закатать губу. Неумехой парень не был, наоборот, включился в работу, стараясь на совесть. Но был нюанс — парень работал с золотом, серебром и какими-то местными металлами, дорогими и редкими. С банальным железом по минимуму. В каком-то смысле он был ювелиром, а не сталеваром. Но в первый раз увидев, как у нас варят сталь, загорелся и взялся вспомнить всё, что он знал о процессе. И сейчас старался повторить рецептуру некой голубой стали, самой ценной из «неблагородных» металлов, подходящих для изготовления доспехов.
Ещё парень рассказал о мифриле, метеоритной руде, адамантине и орихалке. Мифрил — прочный, при этом лёгкий. Адамантин — прочный и тяжёлый. Оба металла залегают безумно глубоко и потому занимаются ими только подземники. Оба металла называют венами земли, и некоторые народы считают их добычу святотатством. Мне уже интересно с ними поработать, буду думать на тему сверхглубоких шахт. Метеоритная руда ещё носит названия: «небесная сталь» и «звёздное железо», и да, падает с неба. Орихалк — просто редок. Все четыре материала превосходят сталь, но никаких «особенных» свойств не имеют. Для местных это ценные, редкие и безумно дорогие металлы. Если не считать отдельных отбитых фанатиков, никого священного трепета работа с этими материалами ни у кого не вызывает. Ну, может быть, чисто профессиональный интерес у кузнецов, запороть изделие из адамантина — это эпический косяк. Жаль, Хаарт не добавил в свои подарки хотя бы по слитку каждого образца. Не знаю, что бы я с ними стал делать, но что-нибудь точно попробовал бы.
Крепость встретила меня бегущим алхимиком. Мой немёртвый подчинённый редко пребывал в таком возбуждении, а пребывая в нём никогда не покидал лаборатории. Либо случилось что-то очень, очень-очень плохое, например: взорвалась лаборатория. Опять. Либо что-то очень, очень-очень хорошее.
— У нас получилось, господин! Получилось! — закричал Алхимик, посчитав, что подбежал для этого достаточно близко.
И вот по обтянутому кожей лицу вижу, что он искренне разочарован, чего это я не начинаю вместе с ним бегать как полоумный.
— Что получилось-то?
Вопрос нетривиальный, алхимик над чем только не работал.
— Философский камень! — заявил счастливый средневековый учёный.
Глава 15
На специальном штативе был закреплён… кристалл. Не один камень, а скорее кристаллическое образование, много тонких кристаллических лучей, расходящихся от центра в разные стороны. Размер — футбольный мяч, примерно. Верхняя половина кристалла была почти чёрной и напоминала, не знаю, вулканическое стекло? Нижняя половина — прозрачно-голубоватый лёд. С двух противоположных сторон на уровне, где чёрное переходит в голубое, крепились два контакта от ручного генератора. Под кристаллом лежала железная пластинка. Счастливый алхимик принялся раскручивать генератор, и уже через несколько секунд на вершине кристалла образовалась маслянистая капля. Она, сохраняя маслянисто-чёрный цвет, стекла до нижней точки и упала на железную пластинку. И пара сантиметров железной поверхности зашипело и поменяло цвет, став золотым. Следующая капля упала в то же место, и золотое пятно ещё немного разошлось. На пластинку ушло сто девять капель, после чего новые капли уже не образовывались, хотя алхимик по моему приказу продолжал крутить генератор.
Завершили эксперимент. Я взял пластинку, осмотрел. Потёр кремниевым сланцем, капнул кислотой — всё очистилось. Золото. Реально золото. Смотрю я на этот маленький слиток, а в голове с тихим хрустом трещит картина мира, физика и химия корчатся в предсмертной агонии.
КАК ЭТО РАБОТАЕТ⁈
Ладно, магия, я понял. Но как? То есть это реально трансмутация? И магия компенсирует весь тот объём энергий, задействованный при изменении атомного строения молекул? Как⁈
— А если камень перевернуть?
— Ничего не произойдёт, — с дурной улыбкой ответил алхимик.
И, подтверждая свои слова, отсоединил контакт и перевернул камень в штативе. Камень перевернулся, но верх остался чёрным, и низ голубым. Внутренняя структура камня с тонной презрения взирала на потуги глупых приматов что-либо понять.
— А если иначе присоединить контакты?
— Не работает, — пожал плечами алхимик. — И внизу обязательно должно лежать железо или сплав с высоким содержанием железа.
— Надо проверить, сколько можно железа перегнать в золото… — начал было я.
— Так мы проверили, это третий камень, первых двух хватило на сто сорок один и на сто девяносто семь килограммов, — обрадовал меня алхимик.
И показал ящики, где лежало три с половиной центнера чистейшего золота.
— … (Звучит непереводимый финский фольклор), — высказал я, потому что ничего другого на язык не шло.