Прогремел выстрел. Пуля вонзилась в левый окуляр очков доктора Загеби и вошла ему точно в глаз. Некромеханик покачнулся, а затем, задев стол и опрокинув керосинку, рухнул на пол.
– Не-е-ет! – завизжал Воршек. – Этого не может быть! Не может быть!
Развернувшись на своих колесах, коротышка покатил вглубь лаборатории, шмыгнул под один из верстаков и скрылся в какой-то норе.
– Кажется, я успел как нельзя вовремя, – сказал доктор Горрин, повернувшись к доктору Доу.
Аутопсист застыл.
Натаниэль Доу держался за голову, его лицо было искажено, глаза затянула багровая пленка лопнувших сосудов. Он пошатнулся.
Спрятав в карман револьвер, доктор Горрин подбежал к нему и успел подхватить его прежде, чем тот упал.
– Доу! Что они с вами сделали?!
– Боль… Кон… Концентрированная… боль…
Доктор Горрин поставил на пол свой саквояж, стремительно отщелкнул замки.
– Проклятье! Я не использую анестетики! Мои пациенты не испытывают боли! – Он лихорадочно огляделся и, схватив со стола саквояж доктора Доу, распахнул его. – Так… Это не то… и это…
– «Мер…»… «Мерверин».
– Где же этот проклятый «Мерверин»?! Ах да, вот же он…
Доктор Горрин быстро наполнил шприц из темно-коричневого пузырька и схватил доктора Доу за руку.
– Не дрожите так! Я не могу попасть…
– Куда угодно… – Доктор Доу имел в виду, что не обязательно искать вену.
– Да я в вашу руку попасть не могу! – Доктор Горрин выбрал момент и воткнул иглу в запястье Натаниэля Доу. Поршень с шипением выдавил лекарство.
Доктор Доу дернулся, мелко затрусил головой.
Горрин глядел на него, пытаясь уловить хоть какой-то намек на то, что «Мерверин» подействовал.
Поначалу ничего не происходило, но затем лицо доктора слегка разгладилось. Взгляд чуть прояснился.
Лекарство притупило боль – на время: вряд ли оно могло по-настоящему справиться с изобретением доктора Моргга. Ощущение как будто тебя разрывают на куски ушло, но его заменило другое, ненамного более приятное – словно нечто скользкое принялось заполнять все внутренности своими щупальцами, пытаясь выбраться наружу…
– Вы выронили ваш пузырек! – Доктор Горрин подобрал взрывчатую смесь с пола. – Повезло, что он не взорвался.
– Помо… помогите им…
Горрин кивнул и, усадив доктора Доу на стул, поспешил к несостоявшимся пациентам некромеханика.
Сперва он открепил девушку; та едва не упала, стоило ей оказаться на ногах. Боясь поверить, что все закончилось, бедняжка плакала и благодарила, но в ее смешанных со слезами словах вообще ничего нельзя было понять.
Когда доктор освободил Лео, молодой человек сразу же бросился к ней и взял ее под руку.
– Вы в порядке, мисс Хоппер?
– Да… я…
Горрин воскликнул:
– Доу!
Доктор Доу затрясся в очередном приступе боли и накренился на стуле.
Горрин ринулся к нему, но тут будто сама лаборатория убитого некромеханика решила отомстить аутопсисту за своего хозяина. Под ногу ему подвернулся шланг бальзамирующей машины, и, зацепившись за него, доктор Горрин растянулся на каменном полу.
Из его глаза вылетел монокль, а из руки – склянка с взрывчатой смесью.
Все, кто был в лаборатории, застыли, завороженно глядя на то, как склянка прокатилась мимо анатомических столов, пролетела между латунными ногами хирургической машины, а затем исчезла в темноте, где-то у аквариумов с бальзамирующим раствором.
Раздался звон бьющегося стекла.
Доктор Горрин отпрянул. Лео обнял и закрыл собой Лиззи.
И в следующий миг грянул взрыв…
…Леопольд Пруддс поднял голову, пытаясь понять, что происходит… Звон в ушах постепенно стихал, превращаясь в гул, в котором все яснее звучали голоса.
Эхо вытворяло нечто безумное: отзвук грохота все никак не желал рассеиваться.
Лео отпустил Лиззи. Мисс Хоппер была жива и, кажется, невредима. Она глядела на него своими громадными перепуганными глазами, ее губы дрожали, но взрыв ее не затронул. Как и самого Лео. Он лишь ощутил волну жара на спине и затылке, но, к счастью, огонь до него не дотянулся.
– Да будь я проклят! – воскликнул доктор Горрин.
Поднявшись на ноги, он огляделся.
Доктор Доу по-прежнему сидел на стуле у стола некромеханика и стонал, схватившись за голову.
Возле стены лаборатории зависло черно-бурое, пахнущее серой облако.
Стало очевидно, что доктор Доу все же блефовал и рассчитывал на благоразумие некромеханика – хотя бы в том, что тот не станет жертвовать своими трудами: взрыв хоть и прогремел оглушающе, но затронул лишь пару квадратных ярдов. И тем не менее его хватило, чтобы разбить аквариумы.
От них остались лишь каркасы, кругом валялось стеклянное крошево, уродливыми кучами на дне разбитых ящиков лежали жуткие «экспонаты» доктора Моргга. Стремительно растекалась по полу зеленая лужа бальзамирующего раствора. Она уже омыла ножки стола и тело некромеханика, ее край все приближался к лежащей на боку керосиновой лампе. Фитиль горел!
Не тратя времени на раздумья, доктор Горрин бросился к лампе и поднял ее с пола, но он опоздал лишь на мгновение… огонек переполз на зеленую лужу и потек, ширясь и разрастаясь, будто по сухой ветоши.
– Сейчас здесь все загорится! Бегите! Бегите скорее!
Отшвырнув лампу, Горрин закинул руку доктора Доу себе на плечо, рывком поднял его со стула и потащил к двери… Лео с Лиззи поспешили следом.
Огонь тем временем уже добрался до разбитых стеклянных емкостей, охватил останки, пополз к шлангам подачи бальзамирующего раствора, а по ним – к большому баку…
Оказавшись в коридоре, доктор Горрин оставил доктора на попечение Лео и ринулся обратно.
– К-куда?.. Куда вы?
– Ваш саквояж! Нужно его забрать… Там «Мерверин»!
– Нет… не нужно…
Доктор Горрин не послушался. Крикнув «Уходите! Первый поворот направо!», он исчез в лаборатории.
Лео потащил доктора Доу по коридору, Лиззи подхватила с другой стороны, помогая.
– Горрин… – выдохнул Натаниэль Доу.
– Он нас догонит, сэр, – сказал Лео. – Спасибо вам! Спасибо, что вы пришли за нами. Я знал, что вы поймете. Мое письмо, сэр…
И тут сзади раздался взрыв. Подземный коридор вздрогнул. С потолка посыпались мелкие камешки, от грохота снова заложило уши.
Доктор Доу закричал:
– Нет! Горрин!
Беглецы обернулись.
Доктор Горрин, прижимая к груди саквояж доктора Доу, стоял в коридоре. Он пошатывался и выглядел так, словно на какой-то миг забыл, где находится. Ворота и запертая аутопсистом в самый последний момент дверь удержали взрыв в лаборатории, не выпустив его наружу.
Доктор Горрин пришел в себя и, пошатываясь, подошел к доктору Доу, Лео и Лиззи.
– Вы… идиот… Горрин, – прохрипел доктор Доу. – Вы могли погибнуть.
– Старый добрый ворчун Доу, – усмехнулся доктор Горрин. – Вы еще будете меня благодарить за то, что я забрал ваше лекарство. Путь домой неблизкий. Нужно поскорее убираться отсюда. Мы нашли лифт на поверхность. Он недалеко. – Аутопсист глянул на Лео и Лиззи. – Хотя, может, кто-нибудь хочет задержаться и побеседовать с некроконструктами?
Те отчаянно закачали головами.
– А где… где Дитер?
Улыбка исчезла с губ доктора Горрина.
– За мной! – велел он. – Все разговоры по пути.
На всякий случай достав револьвер, доктор Горрин первым направился по коридору. Лео и Лиззи, придерживая под руки доктора Доу, двинулись за ним.
– Мы не можем… оставить здесь Дитера.
– Его разорвали, Доу, – угрюмо сказал аутопсист. – Я ведь предупреждал: ему нельзя было доверять. Заманив некроконструктов в котельную, мы спрятались неподалеку. Я уже собирался запереть мертвяков, но старый подлец вытолкнул меня к ним. Вот только я был к такому готов. Не хочу вдаваться в подробности, но с ним случилось то, что он желал для меня. Я пытался его спасти, но не смог… проклятье!.. Их было слишком много, и мне пришлось завалить проход, чтобы преградить им путь обратно к лаборатории.
– Гор… рин…
Доктор Доу застонал. Ноги подкашивались. Притупленная лекарством боль возвращалась, и с каждым мгновением она становилась все невыносимее.
Доктор Горрин сочувственно поглядел на него.
– Я помогу вам, друг мой, сделаю еще укол «Мерверина». Только доберемся до лифта…
Натаниэль Доу не слышал. Перед его глазами все плыло, он перестал что-либо осознавать. Доктор как будто заперся в тесной комнате, а боль пыталась забраться внутрь, громыхая в дверь тысячей кулаков, ища щели и используя даже замочную скважину, чтобы просочиться и растечься, заполнить всю эту комнату.
– Я помогу вам, Доу. Потерпите, просто потерпите. Мы скоро выуэмуа-уа-а-а…
Голос Горрина превратился в монотонный гул. Что-то спрашивал Леопольд Пруддс. Девушка что-то… уточнила?
Доктор Доу моргнул, и все кругом загорелось: стены, своды, пол под ногами, лицо доктора Горрина. Внутри начали раскрываться пружины – медленно, но уверенно они вырастали в черепе, в животе, в груди, во всех конечностях, разрывая плоть.
– Мы близко! Вот уже и лифт… Видите, Доу?
Доктор Горрин отодвинул жутко скрежещущую решетку, и они зашли в какую-то тесную клетку. Клетка вздрогнула, качнулась и начала подниматься.
Чьи-то руки опустили доктора Доу на пол.
– Сейчас-сейчас…
Натаниэль Доу больше не чувствовал в своем теле боли – теперь, скорее, в боли он не чувствовал тела. Огромная пасть начала его пережевывать. С хрустом и удовольствием. Косточку за косточкой, измельчая саму его суть.
Клацнули защелки саквояжа, но доктору Доу показалось, что это чавкнуло чудовище, проглатывая его.
И вдруг сквозь боль, сквозь распадающийся на части разум, тонкой хирургической иглой прошла мысль. Сейчас он просто не мог ее как следует обдумать – и, тем не менее, к боли добавился ужас. Необъяснимый, опустошающий ужас.
Эта мысль заключалась в том, что произошедшее в лаборатории запустило некий механизм, какую-то разрушительную машину обстоятельств, которым суждено затронуть многих – сотни, тысячи. Со смертью доктора Загеби случилось что-то непоправимое. Его слова о приближающейся беде въелись в голову доктора Доу, поселились там. И затаились.