Лиззи попыталась сесть – и не смогла даже оторвать голову от подушки.
– Не нервничайте, дорогая, – сказал полный мужчина в круглых очках и белом халате, наклонившись к ней. От него пахло пряным табаком и лекарственными смесями.
– Где я?
– В Больнице Странных Болезней, – сообщил мужчина. – Я доктор Грейхилл, это сестра Грехенмолл.
Старуха, стоявшая рядом с доктором, улыбалась или… ела свою нижнюю губу? Понять, что именно она делала, было невозможно, но Лиззи склонялась ко второму.
– Вы помните, кто вы? – спросил доктор.
– Да. Мое имя Элизабет Хоппер.
– Где вы живете, мисс?
– Переулок Гнутых Спиц, № 14, – сказала Лиззи и вдруг поймала себя на том, что не стоило ей этого говорить. – Почему я в больнице?
– Вы получили серьезные травмы. Поглядите.
Сестра Грехенмолл взяла прислоненное к стене зеркало и подняла его над кроватью, направив на пациентку.
Лиззи не узнавала себя. На нее глядело жуткое и в то же время испуганное существо. Ее лицо опухло, оно все было в багровых ссадинах, на разбитой губе запеклась кровь, а под носом алели две тонкие алые дорожки…
Она отвернулась и заплакала.
– Ну-ну, – с безразличием в голосе утешил ее доктор и кивнул сестре Грехенмолл – та убрала зеркало. – Вы помните, при каких обстоятельствах получили эти травмы?
Лиззи сморщила лоб, и голова отозвалась болью. Воспоминания продирались сквозь нее, как полк солдат в игольное ушко. Солдат? Почему она подумала о солдатах? Верно! Тот человек говорил о солдате…
– Я… на меня напали. – Лиззи вспомнила кривобокий шапокляк и чьи-то жесткие пальцы, прижимающие к ее лицу зловонную тряпку. – Кладбище… меня схватили. А потом… – Она снова попыталась подняться, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой. – Почему я… я не чувствую собственное тело!
Доктор не ответил. Вместо этого приблизился и взял ее обеими руками за лицо. Лиззи вскрикнула, но он не остановился – стал ощупывать ее, надавливая пальцами на ссадины. Она зажмурилась и взвыла от боли.
– Не кричите, мисс, мне нужно вас осмотреть. Нам требуется проверить вашу… гм… пригодность. А для этого вы не должны шевелиться. Лучше расскажите мне, у вас есть родственники? Быть может, супруг?
– Т-только Хмырр. Он мой брат. Больше никого.
– Замечательно. А позвольте поинтересоваться, какие у вас с братом отношения? Теплые? Он будет о вас беспокоиться?
– Конечно! Сообщите ему, он должен знать…
Доктор Грейхилл слишком сильно надавил на опухшую щеку Лиззи. Сквозь все ее тело ветвящейся нитью прошла судорога. Она открыла глаза и увидела Его…
Он стоял за спиной сестры Грехенмолл, в своем сальном котелке и бушлате с красной полоской на воротнике. Его редкие длинные волосы влипли в потное багровое лицо, губы сложились в ехидной улыбке. Еще бы – Он нашел ее…
– Нет! – закричала Лиззи. – Я тебе не достанусь! Хмырр не позволит! Он снова спасет меня!
Губы старшего пешего вещателя Боргина едва шевельнулись: «Его здесь нет, а я здесь…» – но она все поняла.
Доктор недоуменно поглядел на сестру Грехенмолл. Старуха покачала головой.
– О ком вы говорите, мисс?
– Он здесь! – Лиззи затряслась – скрипучая шаткая кровать заходила под ней ходуном. – Боргин! Он здесь! Спасите меня!
– Последствия травмы… – проворчал доктор. – Или личная мания. Несущественно. Мисс, здесь нет никакого Боргина.
Лиззи моргнула. И правда: рядом стояли лишь эти двое. Если не считать пациентов, которые никак не отреагировали на ее крики, в палате больше никого не было.
– Но он был… был…
– Нет, мисс. Не было. Лежите спокойно. Мы сейчас проведем некую процедуру. Она может немного вас смутить, ну и, само собой, будет больно. Сестра…
Старуха вытащила из-под кровати ящик, в котором рядами стояли банки с… Лиззи почувствовала острый приступ тошноты от одного взгляда на их содержимое. Во всех банках извивались и корчились багровые существа, похожие то ли на слизней, то ли на пиявок, у каждого из них было по паре глаз на тонких длинных стебельках.
– Что вы собираетесь?.. Нет… я не хочу!
Сестра Грехенмолл не слушала ее. Открыв банку и подцепив слизня щипцами с расширенными концами-ложечками, она запустила его под больничную рубаху пациентки. И хоть Лиззи не чувствовала своего тела, она прекрасно ощутила, как по ней ползет мерзкая скользкая тварь. А медсестра не останавливалась. Одну за другой она открыла все банки, пересадив на кожу Лиззи не меньше дюжины слизней.
Лиззи закричала, когда одна из тварей присосалась к ее боку…
– Прекратите! Мой брат констебль, он вас всех арестует! Прекратите! Заберите их!
Доктор повернулся к медсестре:
– Проклятый идиот Смайли – притащил сестру констебля.
– Все отменяется, сэр? – спросила сестра Грехенмолл, сняв с передника часы.
– Что? Нет. Загеби ждет свой вагон. На нас ни за что не выйдут. А у Загеби она исчезнет навсегда. Никто ее не найдет…
Мерзкие твари всё ползали по коже Лиззи, оставляя за собой склизкие следы. Насытившись ее кровью в одном месте, они отцеплялись и переползали к другому. А она, неподвижная и беспомощная, ничего не могла сделать, кроме как дрожать и кричать.
– Пора, – сказала сестра Грехенмолл, глядя на часы.
Доктор достал из ящика фонарь, зажег его, и тот задымил. Всего за несколько секунд дым затянул черным облаком и Лиззи, и всю ее кровать.
– Откройте окно, – велел доктор, закручивая фитиль.
Сестра Грехенмолл спрятала часы и направилась к окну. Вскоре облако развеялось, в палату проник шум дождя и холодная, режущая легкие свежесть.
– Снимите их.
Щелкнув щипцами, сестра Грехенмолл принялась собирать с тела девушки усыпленных слизней и рассаживать их по банкам.
– Хмырр… – стонала Лиззи. – Спаси меня… спаси меня…
– Вас никто не спасет, мисс, – сказал доктор Грейхилл. – И, боюсь, все только начинается.
Он извлек из кармана халата жуткого вида инструмент, похожий на крючок для вязания с поршнем, и потянулся к ее лицу.
Лиззи закричала.
***
Высокие двустворчатые двери раскрылись, и доктор Доу влетел в вестибюль Больницы Странных Болезней.
Он уже и забыл, как звучит это место. Отовсюду раздается многоголосый кашель. Тихий монотонный вой смешивается с приглушенным мычанием: визжать и кричать от боли в вестибюле городской лечебницы запрещалось – во избежание этого на входе выдавались кляпы.
За те несколько лет, что доктор Доу здесь не появлялся, в больнице вообще ничего не изменилось. Все те же тусклые лампы на стенах, все те же корчащиеся тени на темно-зеленом полу, все то же невыносимое зловоние.
Справа, в глубине вестибюля, виднелись похожие на норы окошки регистрационной стойки, в которых проглядывали бледные чепчики медсестер. Издали их лиц вообще было не различить и создавалось ощущение, что там сидят жуткие безликие создания, выплевывающие из пастей то, что доктор Доу предпочел стереть из памяти сразу же, как в последний раз вышел за эти двери.
Больничные билеты…
Раненые и недужные стекались в Больницу Странных Болезней со всего Тремпл-Толл, из Гари и даже из Фли. Мотыльки, терзаемые болью, летели к этому хмурому зданию на обманчивый свет от фонаря исцеления, вот только исцеление их здесь не ждет, если нет денег на больничный билет. Безбилетников принимал лишь один доктор – разумеется, прежде, чем к нему попасть, можно было умереть, заново ожить и еще пару раз проделать всю процедуру сначала.
Кажется, у стойки и правда кто-то умер, не дождавшись своей очереди, – под стеной лежало тело, на которое никто не обращал внимания…
Доктор Доу не стал топтаться у входа и сразу же направился к темнеющей напротив двери лестнице.
В небольшой рубке над ней сидела дежурная медсестра. Эту рубку в больнице называли гнездовьем, а в обязанности дежурной медсестры входило следить за общим порядком в вестибюле, но главное – глядеть в оба, чтобы никто не проник на лестницу без предъявления билета. Перед медсестрой рядком стояло несколько бронзовых рожков на гнутых ножках, и она что-то бубнила в один из них: кому-то угрожала, кому-то что-то запрещала, а порой просто потешалась над кажущимися ей забавными пациентами с их смешными – животик надорвешь! – надорванными животами.
Увидев, что посетитель в черном сюртуке и цилиндре даже не думает останавливаться, медсестра каркнула в рожок:
– Вы это куда, сэр?! Предъявите билет!
Разумеется, у доктора Доу никакого билета не было, но он просто проигнорировал окрик. И тогда медсестра резко склонилась над другим рожком:
– Три-ноль, Три-пять, вперед!
Повинуясь ее приказу, из ниш по обе стороны лестницы выдвинулись два автоматона в белых костюмах санитаров. Рыжие лучи из глаз-ламп сошлись на лице доктора Доу. Скрежеща металлическими суставами и гулко топая ножищами, больничные механоиды угрожающе двинулись к нему.
Доктор Доу остановился и громко проговорил:
– Три-ноль, Три-пять, сон! 11-3-28-Д.В.!
В тот же миг оба автоматона замерли, их глаза потухли, головы опустились.
«Они так и не удосужились поменять директивы», – с презрением подумал доктор Доу и под недоуменные крики медсестры из гнездовья направился вверх.
В стены на лестнице вжимались пациенты в полосатых бледно-серых рубахах. С пустыми глазами, ничего кругом не замечающие, похожие на ожившие иллюстрации из медицинского справочника «Недуг Незнакомца». Кое-кого доктор даже узнавал: не по лицам – по болезням. Это были местные Хроники, и некоторые здесь обретались десятилетиями. Больница Странных Болезней получила свое название во многом благодаря им.
У одного Хроника все тело было покрыто зеленоватыми отростками; горловина каждого из этих отростков была перетянута нитью, и все равно из нее капала желтая жижа. У другого вместо кожи была серая чешуя, а раздутая голова напоминала голову слепой пещерной рыбы; ходил он, опираясь на стойку, на которой висел наполненный жидким лекарством пузырь с трубками – то и дело пациент к нему присасывался. Еще один Хроник обладал глазами, которые располагались по всему его телу.