– Я думал, может, крыса выгрызет всю гниль, – пояснил Франк, глядя на Имме странно блестящими глазами.
«Да он сейчас заплачет», – с ужасом подумала Имме. Сдержанность, рассудительность и сообразительность Франка, которой позавидовал бы и взрослый, заставила ее забыть, что он всего лишь подросток, который в этом мае должен был пойти на выпускной бал.
– Пожалуйста, позаботьтесь об Эрнесте, фройляйн Имме, – продолжал Франк. – Я возвращаюсь в Тотгендам.
Он повернулся. Люди расступались перед ним. Имме в растерянности смотрела, как он уходит.
– Нет! – закричал Эрнест. – Не бросай меня!
Он бросился вслед за братом, вцепился в его руку и повис на нем.
– Эрнест, я гнию, – терпеливо произнес Франк. – Совсем скоро я стану таким, каким они. Ты же не хочешь, чтобы я кусал тебя?
Эрнест зарыдал и воскликнул:
– Хочу!
Франк отрицательно покачал головой:
– Но этого не хочу я…
Он потрепал брата по щеке.
– Слушайся фройляйн Имме, – повторил Франк.
Он осторожно снял с себя рыдающего брата.
– Погоди, парень, – рассудительно сказал Клаас. – Не торопись. Может быть, это можно вылечить? С нами же маг. Что скажешь, Хардин?
Взоры всех обратились на некроманта. Тот обнаружился на самом краю тропинки. Имме бросилась в глаза напряженность его позы. Словно он собирался незамеченным нырнуть в высокую траву, но не успел. Хардин смотрел на Гейба.
– Нет, – сипло произнес Хардин. – Это не лечится.
Гейб печально улыбнулся:
– Совершенно верно.
Имме почувствовала движение раньше, чем заметила его. Она непроизвольно отпрянула и увидела, как Гейб замахивается длинным блестящим мечом, который невесть откуда взялся в его руке. Он собирался зарубить Франка – и зарубить его в спину.
– Что вы делаете! – закричала Имме и схватила Гейба за руку.
Франк обернулся. Оттолкнул Эрнеста, который оказался между ним и Гейбом. Фрау Ирена подхватила мальчика. Франк с шумом втянул ноздрями воздух и сделал шаг вперед. В этот миг стало окончательно ясно, что Франк уже пускал свои зубы в ход, и не раз.
– Франк знает, где мы, – холодно возразил Гейб. – И он донесет на нас.
Он отодвинул Имме, словно куклу. И снова поднял меч.
Дальше все произошло очень быстро. Франк, не давая Гейбу размахнуться в полную силу, прыгнул на него. Сбил с ног и впился зубами в шею. Гейб закричал. Из шеи хлынул невыносимо яркий свет. Он плеснул обжигающей волной на лицо Франка, на его руки и грудь. Запахло паленым. Теперь закричал уже Франк – дико, нечеловечески. Лицо Гейба налилось нездоровой зеленью, над лужайкой разнеслась страшная вонь. Кусок черной гнили шлепнулся на траву со щеки, обнажив кость скулы. Гейб все-таки сбросил с себя Франка. Тот упал в траву, схватился руками за лицо и завыл. Гейб поднял меч.
Воздух рядом с ними задрожал, потемнел. Из пустоты проступил черный силуэт.
Гийом выбил меч из руки Гейба, заломил ему руку за спину. Имме, оцепенев, смотрела, как Гийом задирает руку Гейба – все выше и выше, к самой лопатке. Гейб жалко, отвратительно скулил.
– Ты что-то говорил о честной игре? – голосом, от которого Имме пробила крупная дрожь, спросил Гийом.
– В нем есть кровь демона! – возмущенно завопил Гейб. – Иначе он бы не смог!..
– Ты знал, что так может быть, – невозмутимо ответил Гийом.
Тяжелая горячая захлестнула лицо Имме, едва до нее дошел смысл этих слов. Она знала, что краснеет, безудержно и так явно, что этого не заметит только слепой. Но внимание всех уцелевших жителей Тотгендама было приковано к противостоянию двух великих, и никто не смотрел на нее. Кроме Хардина. Старый некромант улыбнулся Имме – так понимающе, так ободряюще – что она смогла перевести дух и снова гордо поднять голову.
– Это нечестн… – снова заканючил Гейб и прикусил язык.
– Как вас, светлых, корежит, когда жертва отказывается быть беззащитной, – усмехнулся Гийом.
Гийом приподнял извивающегося от боли Гейба и отвесил смачный пинок чуть пониже спины. Хардин шарахнулся в сторону. Гейб пролетел мимо него. Не поднимаясь, как был, на четвереньках, Гейб бросился в траву и исчез. Гийом поднял валявшийся на земле мерцающий меч и бросил его следом за хозяином. Из травы раздался приглушенный вскрик, и все стихло.
Некоторое время над местом побоища висела тишина. Ее нарушил голос Клааса:
– Великий, ты же сказал, что не будешь пережевывать для нас…
– Да, говорил, – спокойно ответил Гийом. – Решать за вас я не буду. А защищать тех, кого я создал, я обязан.
Он опустился на колени рядом с Франком. С другой стороны от брата уже сидел Эрнест. Он гладил Франка по голове и что-то шептал. При виде Гийома его лицо озарилось надеждой – но и страхом тоже.
– Позволь мне помочь тебе, Франк, – сказал Гийом мягко.
Франк перестал стонать. Гийом осторожно разжал его руки и склонился к лицу.
Имме с трудом стряхнула с себя оцепенение.
– Проходим в башню! – громко и четко, словно задавала классу тему изложения, произнесла она. – Нам нужно устроиться до темноты!
– Мы сходим за сеном, – сказал Клаас. – Все будет мягче, чем на голой земле.
Имме благодарно улыбнулась ему.
Крыша башни давно провалилась. Но перекрытие между первым и вторым этажами уцелело. По ней-то и застучал своими серебряными молоточками давно собиравшийся дождь. У Шабгни нашлась целебная мазь, и он наложил на лицо Франка повязку, которая закрыла и глаза.
– Что это? – приподняв голову, спросил Франк.
– Кричат, – ответил Эрнест.
Он сидел рядом с братом и держал его за руку.
– Это далеко. В городе, – успокаивающе добавил Эрнест.
Франк улыбнулся.
– Какие крысы милые создания, правда? – сказал он.
Эрнест, уже хорошо знавший, когда брат нуждается в ответе, а когда нет, промолчал.
Лоскутное покрывало разномастных криков слилось в один душераздирающий вой. Клаас сказал бы, что это скрипит заржавленный ворот, на котором из карьера поднимают драгоценную черножизнь. Но только ворот этот был размером с Тотгендам.
Рядом с мальчиками кто-то возбужденно крикнул:
– Огонь! Смотрите, огонь! Город горит!
Люди зашевелись, затопали. Каждый хотел увидеть это зрелище своими глазами. Эрнест по-прежнему крепко сжимал руку брата.
– Сходи и ты посмотри, – мягко сказал Франк. – Будет что рассказать детям.
Эрнест послушался. Франк остался один в своем закутке. Он слушал симфонию гибнущего Тотгендама, в которую вплетался шум дождя, и молился о том, чтобы дождь не смог потушить пожар. Словно в ответ на его мольбу, молоточки над его головой застучали тише. Ослепительная вспышка резанула по глазам даже через повязку и плотно сомкнутые веки. Глухо проворчал гром. Франк вдруг ощутил уверенность, столь же глубокую, как и ничем не объяснимую, что эта молния угодила в его родной дом. Он словно видел пламя, неукротимо встающее сквозь завесу дождя; видел искаженное яростью и болью лицо отца, который одной рукой отбивался от крыс, а второй пытался делать знаки пожарным, видел тупое отчаяние на лице матери…
Франк улыбнулся.
– Благодарю тебя, о великий, – негромко произнес он.
Он услышал шаги и узнал их.
– Прости меня, великий, что не встаю, – с трудом шевеля обожженными губами, произнес он.
Гийом усмехнулся. Скрипнули доски. Бог опустился ящик из-под консервов, который приспособили вместо стула.
– У Гейба теперь будут серьезные проблемы с его братьями, – произнес Гийом. – Они – ревностные поборники чистоты и духа, и тела.
Франк улыбнулся уголком рта – шевелить обожженными губами было больно – и спросил в темноту:
– Во мне правда есть твоя кровь?
– Правда.
– И я теперь обречен?
– Не знаю, малыш, – ответил Гийом. – Никто из демонов не пробовал того хлеба. Но обычно, для того чтобы сломить демона, нужны гораздо более мощные чары, чем для того, чтобы сломить человека. Но я знаю, что с тобой будет, если ты уступишь голоду, который теперь всю жизнь будет терзать тебя, – тем же спокойным голосом продолжал Гийом.
Франк вздрогнул всем телом.
– Ты знал Лили? – спросил Гийом.
– Пару раз.
– Она была в той же ситуации, что и ты сейчас, – произнес Гийом. – И я дал ей шанс, хотя Гейб был по-своему прав. Она… не смогла. Не сдержалась. После того укуса аппетит к свежему мясу у нее прошел. Ей вообще больше не хотелось есть. Никогда. Тело ее стало деревенеть, словно его накачивали самыми лучшими зельями для мумификации. А потом она заснула. Но не насовсем. Любой некромант, хорошо разбирающийся в своем деле, сможет разбудить тебя. И тогда…
Они помолчали.
– Я не смогу зарабатывать так, как зарабатывала Лили, – заметил Франк.
В его голосе слышалась так хорошо знакомая Гийому насмешка. Вопреки распространенному мнению, демоны часто смеются, в то время как светлые предаются бесконечной скорби о судьбах мира.
– Может, и сможешь, – в тон ему ответил Гийом. – Но если я встречу тебя и ты будешь таким же, как она…
– Я понял, о великий, – прошептал Франк.
– Боль скоро пройдет. Повязку можно будет снять завтра к вечеру, – сказал Гийом.
Снова скрипнули доски – Гийом поднялся, чтобы идти.
– Шабгни! – порывисто окликнул его Франк, приподнявшись на своем ложе.
– Я слушаю.
– Я не хочу больше встречать тебя, – сказал он. – И быть как Лили тоже не хочу. Как мне убить себя? Если я не смогу выносить этот голод?
Гийом наклонился к его уху, прошептал несколько слов. Крохотный фарфовый флакончик – бидон после уплаты всех налогов – перешел в руки Франка.
Имме не хотела видеть, как горит Тотгендам. Как горит ее родной город и вместе с ним – ее родной дом. Пусть даже это пламя очищало землю от самого вонючего сгустка гнили, который когда-либо существовал на земле. Когда все уцелевшие поднялись на второй этаж, где через проломы в стене открывался великолепный вид на пожар, Имме вышла и села на пороге башни. Капли крови Гейба на тропинке сияли в темноте теплым желтым светом. Дождь еще не смыл их. Отблески пожара не достигали этого места. Но вой, жуткий, нечеловеческий, накатывался со стороны Тотгендама темными волнами и терзал слух. Имме передернула плечами и первый раз в жизни подумала, что трубка с душистым табаком была бы сейчас очень кстати.