[195]. И в Донской обл. некрещеных детей зарывают у порога: священник с крестом перейдет и окрестит[196].
Похороны ребенка. Художник К. Е. Маковский, 1872
Покрещенных детей в Малороссии вообще хоронят у порога хаты: ходим – ногами крест делаем[197]. И в Ставропольской губ. их хоронят в хате под порогом или же под передним углом[198]. В Казанской губ. «выкидыши всего чаще зарываются в землю в подполье»[199]. И в Олонецкой губ. бывали случаи, что выкидышей, некрещеных младенцев зарывали в подызбице, т. е. под полом избы[200].
В Орловской губ. «детей, умерших без крещения и мертворожденных, хоронит отец в саду или на огороде, или на гумне, но так, чтобы никто не знал, когда и как похоронен младенец»[201]. В Малороссии выкидышей и недоносков хоронят еще и под перелазом (т. е. там, где перелазят через плетень), чтоб шагающие через них крестились[202].
В связи, конечно, с погребением потерчат в жилом помещении находится это поверье, отмеченное, напр., в Харьковской губ.: будто бы душа ребенка, родившегося неживым, остается на пороге хаты или же в трубе. Поэтому при входе в хату, на пороге останавливаются и крестятся; точно так же крестятся при закрывании и открывании трубы: в том и другом случае как бы крестят некрещеного младенца[203].
Этим же местом погребения потерчат объясняется и следующее вологодское поверье: в Кадниковском у. проклятый матерью мальчик живет в голбце (т. е. в подполье, под полом избы), живет невидимо, показываясь только с началом темноты и до полуночи[204].
Глава 2Воззрения на заложных покойников у финнов и у других соседей русского народа
13. Воззрения пермяков и вотяков, ичетики и кутыси. 14. Кутэси бесермян. 15. Черемисские воззрения. 16. Мордовские поверья. 17. Воззрения турецких народов: казанских татар, якутов, чувашей и др. 18. Поверья бурят, монголов и гиляков. 19. Поверья литовцев, сербов, англичан и др. 20. «Сухая беда» (обычай мести через самоповешенье) у чувашей и др.
Выделение заложных покойников в особый и отличный разряд, объединение – полное или условное – таких покойников с представителями нечистой силы, – эти воззрения русского народа, впервые выясненные нами с большою подробностью, имеют весьма важное значение и с точки зрения сравнительной мифологии. Они проливают свет на происхождение некоторых низших представителей нечистой силы.
Такие представления о заложных покойниках принадлежат отнюдь не одному только русскому народу. Они встречаются у многих и разных народов земного шара и могут быть названы в известной степени общечеловеческими. Но так как и в сравнительной мифологии соответствующие воззрения разных народов не обращали до сих пор на себя должного внимания исследователей и даже, сколько нам известно, до сих пор не группированы, то мы уместным считаем собрать здесь относящиеся к указанному вопросу данные из обрядов и поверий соседних с русскими народов. У некоторых финских и турецких народностей поверья о заложных покойниках сохранились даже с большей прозрачностью и ясностью, нежели соответствующие воззрения русского народа. Собирая в одно место эти данные из мифологии соседних с русскими народов, мы тем самым способствуем уяснению изложенных выше обрядов и поверий русского народа и вместе с тем вводим вопрос о заложных покойниках в круг вопросов сравнительной этнографии.
§ 13. Из числа финских народов пермяки и вотяки одинаково верят, что умершие неестественной смертью обращаются тотчас после своей смерти в особых духов, которые обладают способностью и склонностью вредить живым, особенно же проходящим мимо места их насильственной смерти, насылая разные внезапные болезни. В случае такого заболевания – иногда и в предупреждение его – вотяк приносит этим духам особую жертву, отличающуюся от всех прочих жертвенных приношений пренебрежительным отношением к задабриваемому жертвою духу.
Пермяки, вместе и одинаково со всеми финскими народами, верят, что все умершие, забытые своими потомками, способны карать этих последних, насылая на них болезни, а также падеж на скотину. Но среди умерших имеются такие, в деятельности которых зло составляет преобладающую черту. Это духи убитых, самоубийц и утопленных матерями младенцев, дух самоубийцы или убитого остается на месте, где совершено убийство. Проезжая мимо таких мест, слышат свист или стоны. Духи таких усопших гоняются за людьми. Духи утопленных в воде младенцев обращаются в враждебных человеку духов «ичетиков» (в буквальном переводе: маленькие). Ичетики – это маленькие существа с длинными волосами. Живут они большей частью в глубоких реках. В представлениях современных пермяков ичетики сливаются с водяными[205].
Все сказанное здесь одинаково относится и к вотяцким кутысям (в буквальном переводе: кто хватает, ловит, держит), истинная природа которых, сильно затемненная или даже совсем забытая вотяками, выяснена тем же И. Н. Смирновым. Последний пишет[206]: «Вотяцкие кутыси – духи умерших не своей смертью, не получающие обычного пропитания: духи утопленников, убитых, подкидышей, духи погубленных незаконнорожденных младенцев и т. д. Озлобленные, голодные, они напускают на тех, кто имел несчастие с ними столкнуться, болезни и вынуждают дать жертву, которой никто не приносит им добровольно, точь-в-точь как черемисские вадыши; в народном сознании эти духи превращения из духов умерших в духов стихийных».
«Кутысь – в буквальном переводе: хвататель, ловец. Наружность бога и другие его личные свойства неопределенны; живет чаще всего на ключах и при истоках рек и ручейков, но иногда и просто в оврагах, в которых летом воды не бывает. Людей и скот, на которых он прогневался, он наказывает, во-первых, сильным ужасом, причина которого необъяснима, а во-вторых, разными наружными болезнями, преимущественно коростой, рожей. Кроме беспричинного страха, кутысь наводит иногда страх дикими голосами или являясь в страшных видах. Вообще в тех местах, где есть кутысь, непременно чудится, мнится. На 13-й версте от гор. Глазова по Пермскому тракту, близ дер. Смутницы, с задворкой в этой деревне, на огородах есть ключ, на котором до сих пор живет кутысь. В вершине оврага, по которому побежал ручеек из этого ключа, место болотистое и покрыто не очень высокою зарослью. Здесь кутысь стережет какой-то клад, и в жаркие летние дни люди, а чаще лошади, подходя близко к вершине ключа, бывают пойманы, т. е. претерпевают известное болезненное впечатление, а именно: как человеку, так и лошади становится трудно дышать, силы быстро падают, живой втягивается внутрь, начинается лихорадочная дрожь, и затем является общее недомогание всего тела, которое продолжается несколько дней и может привести животное или человека к смерти, если не принести на ключе умилостивительной жертвы кутысю. Лет 15 или 20 тому назад, в летнюю пору, рабочие строили на тракте мост через этот ручеек (назыв. Язинец) и остались в первую ночь ночевать на месте работы. Вдруг около полуночи они услышали дикий рев, моментально их пробудивший, и увидели в вершине ручья какое-то громадное существо, не то человека, не то зверя, двигавшегося к ним. Они так испугались, что, оставив на месте свои мешки и одежду, прибежали в деревню. Этому именно кутысю приносят в жертву небольшие хлебы или пироги с яйцами, а иногда медную мелкую монетку; тогда как в других местах приносятся в жертву кутысю сырая ячная крупа, завязанная в тряпочку, яйца, блины, иногда живая курица со связанными ногами»[207].
У мултанских вотяков Малмыжского уезда отмечено еще следующее предание. В ночь на Великий четверг у них некогда была битва с черемисами; в этой битве погибло много черемисов. Души убитых приходят ежегодно в эту ночь к жилищам вотяков, с целью отмстить своим врагам и всячески повредить им. Вотяки спасаются от этих злобных загробных гостей тем, что украшают свои жилища ветвями колючего можжевельника и окуриваются дымом того же растения. Если снять с белой лошади хомут и смотреть в эту ночь через него, то увидишь, как души умерших черемисов со страхом отбегают от вотяцких жилищ[208]. Обычай украшать свои жилища в Великий четверг можжевельником как оберегом от нечистой силы существует у многих народов (у пермяков, зырян, бесермян и др.) и, конечно, не объясняется преданием о битве с черемисами; но мултанское толкование его очень любопытно в том отношении, что показывает нам, какой именно нечистой силы боятся в этот день вотяки.
«Если покойник не будет ответ, то не гниет в земле и дух его блуждает по земле, не находя покоя. По временам дух его входит в тело и горюет там».
§ 14. У соседних и родственных с вотяками бесермян представление о кутысях (бесермянское кутэсь) сохранилось в лучшем виде. Мне многие бесермяне прямо говорили, что кутэси – это те, кто умер неестественною смертью, или же у кого нет родных, так что некому поминать. Такой кутэсь «хватает» проходящего мимо: за какую часть тела хватит, на той внезапно появится опух, чирей и т. п. Бесермяне уже по опыту знают, где живут или хватают кутэси, и опасаются ходить в том месте, пить тут воду (если, как это часто случается, тут есть вода) и т. д. Кутэсям приписывают только внезапно появляющиеся боли; другие же болезни приписывают иным представителям нечистой силы, а также и своим предкам; например, болезнь грудей у кормящей ребенка женщины приписывается всегда покойным предкам. Заболевший от кутэся приносит этому последнему жертву, так наз. куяськон. Жертвою служит яйцо, немного завернутой в тряпку крупы, лоскут ткани, кукла и т. п.; перед тем как нести куяськон, жертвенною вещью прикасаются к больному месту. Жертву приносят с предосторожностью: боятся близко подойти к кутэсю, как бы он не «схватил» еще сильнее; поэтому-то жертву бросают (куяськон и означает собственно «бросание»), стараясь поскорее удрать. Кроме того, идущий с куяськоном не должен ни с кем говорить, и если его кто-нибудь спросит о чем-либо на дороге, так он ничего не отвечает. Бросающий жертву говорит: «Кто-то поймал (кутэм), ему бросаем это (называет жертвенную вещь): пусть ест-пьет, пусть отпустит (лезёс)»; или: «Вот поймал, не знаю кто; не знаю – с именем или без имени, полюбил и поймал; пусть он ест эту пищу, пусть даст хорошо уснуть». (В редких случаях, будто бы, жертва заменяется испражненьем больного на том месте, где его «поймала» болезнь, причем больной произносит: «Вот тебе бросаю».)