Вполне согласно с этим новым и культурным происхождением слова «русалка», название это распространено далеко не везде. На северо-востоке Европейской России оно не успело распространиться более или менее широко. И если мы теперь из северо-восточных наших губерний имеем мало свидетельств о том, что слово «русалка» народному языку совершенно чуждо, то это объясняется поздними литературными влияниями: в литературе (особенно драматической) XVIII и начала XIX вв. образы русалок весьма обычны, и теперь, конечно, весьма редко можно встретить на Руси хотя бы и безграмотного человека, который никогда и ничего не слыхал бы о русалках.
Между тем еще даже в 1896 году Е. Якушкин писал: «Во многих местностях Ярославской губ. слово „русалка” вовсе неизвестно»[434], хотя в той же губернии (в гор. Угличе) встретилось даже название народных весенних гуляний: русали, русалки. На моей родине, в Вятской губ., слово „русалка” неграмотным крестьянам б. ч. неизвестно.
Русалка. Художник Ф. А. Моллер, 1841
В большей части Вологодской губ. слово „русалка” неизвестно[435], хотя опять-таки в Тотемском у. этой губ. прежде называли русалкой Семик[436], т. е. праздник в честь русалок. Из местных мифологических образов несколько похожа на русалку т. наз. Белая, якобы она живет у моста через ручей Крутец в Спасской волости Тотемского у., пугает по ночам людей[437].
Есть основания полагать, что в Олонецкой, Архангельской и некоторых других северных губерниях слово „русалка” также неизвестно, но прямых свидетельств о том мы пока не имеем».
По замечанию Снегирева, русалки у великорусов «известны то под именем чертей, водящихся в тихом омуте, то водяных, то леших, то под настоящим именем»[438].
Даже у малорусов, которые вообще знают о русалках гораздо больше, нежели великорусы, в некоторых местах слово «русалка» совсем неизвестно. Так, напр., в Подольской губ. и Ольгопольском у., в Гайсинском, Брацлавском и других уездах Волыни нет слова «русалка»[439].
Ниже мы приводим другие народные названия для русалок, каковы: купалка, водяница или водяная, шутовка, чертовка, хитка, лешачиха, лобаста; почти везде, где отмечены эти названия, слово «русалка» народному языку не свойственно.
Е. А. Ляцкий отметил белорусские (из Минской губ.) названия для русалок; водяницы и купалки[440]. Слово «купалка, купалочка» весьма употребительно в белорусских купальских песнях. Носович в своем словаре поясняет это слово так: «Девица, которую из своей среды избирают девицы же, участница купальных забав, первенствующая или царица плясок, бываемых в ночь перед днем Рождества Иоанна Крестителя»[441]. В песнях:
Сядзиць Купалка на плоде,
Уся яе голоука у злоце,
Да просиць у Бога погоды…
Ходзиць Купалка по вулицы,
Просиць Иллище сабе на игрьще…
Шла Купалка вялом, вялом,
Давала дзеукам чалом, чалом;
Дзеуки Купалки не спознали.
Чалом Купалки не оддавали[442].
В русальских обрядах (см. гл. 6) мы встречаем вполне соответствующую «русалку» – избранную девицу в венке, которая изображает собою русалку и носит это название.
А. Баловым было уже высказано мнение, что «заключительным звеном купальских игрищ являлись в старину русальные проводы»[443]. Конечно, это недоказанная гипотеза; но нам думается, что будущие исследователи купальских обрядов найдут в них гораздо больше связи с русальными обрядами, чем это предполагается теперь (ср. гл. 6). Тогда между «купалкой» приведенных белорусских песен и между «русалкой» рязанского обряда «проводов русалки» найдется, вероятно, полное сходство.
Название «водяница» нужно, конечно, перевести так: «обитающая в воде». Ему вполне соответствует рыбинское (Ярославской губ.) народное название для русалок: водяные[444]. Это, конечно, женский род к слову «водяной» – название общеизвестного представителя нечистой силы, обитающего в водах.
По Снегиреву (IV, 12), великорусы называют русалок водяными. В Новгородской губ. голую бабу, которая, сидя на коряге, расчесывает гребнем мокрые волосы, считают [называют?] водяным[445]. И в Нижегородской губ. часто «смешивают русалок с водяным»[446].
В Архангельской губ. «водяника, (жена водяного) имеет большие отвислые груди и длинные волосы; из воды выходит нагою в полночь и садится на камень: тут она расчесывает свои волосы большим гребнем»[447]. Что русалки – жены водяных, это поверье нужно признать общераспространенным в русском народе.
В Макарьевском у. Костромской губ. русалок называют чертовками[448]. Чертовка собственно означает «жена или дочь черта»; название, как видим, весьма общее. Название это распространено весьма широко, но у нас нет данных к выяснению того, где это слово употребляется в общем значении «жена, дочь черта» и где – в специальном: «русалка». Едва ли, однако же, можно сомневаться в том, что в нижеследующих сообщениях под чертовкой разумеется именно русалка: «Чертовка, по народному поверью (за Байкалом), есть водяная женщина; она может быть красивой или некрасивой, доброй или злой, часто же безразличной. Живет она в воде и только изредка выходит на берег чесать золотым или медным гребнем свои прекрасные, черные как смоль и длинные волосы. В это время можно подкрасться к ней и выхватить гребень, который имеет магическую силу. Иногда чертовка имеет сожительство с охотниками в лесу и беременеет от них, но ребенка, прижитого ею от человека, она разрывает при самом рождении его»[449].
В Пермской губ. «на рассвете можно видеть на берегу чертовку, расчесывающую гребнем длинные густые волосы»[450].
Иные наши источники говорят, что в виде голой бабы, чешущей голову у воды или в воде, является просто-напросто черт[451].
Шутовка – это название для русалок употребительно у уральских казаков[452], во Владимирской губернии[453] и в других местах. Шутовка означает собственно «жена или дочь шута», а шутом называют эвфемистически черта. Таким образом, названия «шутовка» и «чертовка» вполне однозначащи.
Хитка – это название встретилось мне в Сарапульском у. Вятской губ. (с. Мостовая и друг.). Так называют там собственно водяного женского пола, но сходство хитки с русалкой полное. Слово «хитка», по-видимому, в ближайшем родстве с глаголом «лишить, похищать»; название основано, вероятно, на том, что хита топит людей в воде.
Лешачиха – это название означает буквально только «жена лешего». Но следующее свидетельство заставляет предполагать, что лешачихой называют кой-где именно русалку. В Кадниковском у. Вологодской губ. на берегу озера Чудинов омут видели сидевшую на камне лешачиху, которая огромным железным гребнем расчесывала свои волосы[454].
Трудно не узнать в этом образе русалку. Напомним, что и по Снегиреву (IV, 12) великорусы называют русалок лешими.
Замечательно близко к обыкновенному представлению о русалке рисуется у белорусов Минской губ. образ жены лешего, т. н. лешихи: «У леших есть жены, лешихи, имеющие вид обыкновенных женщин с распущенными волосами, в которые вплетены зеленые ветви[455]. Это – души загубленных лешим девушек, которые прокляты были родителями или подняли на них руку. По ночам они „хитаютца”, т. е. качаются на ветвях деревьев, а на день вместе с лешими уходят под землю, где живут в „палаце” – „дворце”». Это сходство минских лесових с русалками для нас вполне понятно. Хотя наблюдатель и не говорит прямо о том, что эти лесовихи – русалки, вышедшие замуж за леших, но из дальнейшего изложения следует именно такой вывод: «Проклятые родителями девушки в той же самой местности считаются русалками» (с. 37). Значит, по мужу они становятся лешихами. Другие русалки делаются женами водяных (с. 37).
Лобаста – это название для русалок известно в Астраханской губ.[456] и на Кавказе[457], а по Далю[458] – также и в Вятской губ. Даль знает его еще в видах «албаста» и «лопаста». Это название, в противоположность предшествующим, не славянского корня, а восточного. У турецких народов и у персов широко распространен мифологический образ албасты, образ далеко не привлекательный, с обыкновенными русалками имеющий мало общего[459].
Особняком стоят среди народных названий русалки: навка или мавка и лоскотуха или лоскотовка, лоскотница, лоскотарка. Это не синонимы слова «русалка», а названия для особых разрядов русалок. Относительно слова мавка (вавка) это несомненно; относительно же слова лоскотуха это еще несколько спорно.