— Все что угодно, синьор Тиббет, все что угодно! О, какое было бы счастье, — выдохнул Россати, — если бы я мог вести дело так, как хочу… без постоянного страха… И получать свой законный доход, — добавил он уже более практичным тоном.
— А теперь, — сказал инспектор, — о том конверте, содержавшем ваше собственноручно подписанное заявление. Вы действительно считаете, что синьор ди Санти украл его?
Видно было, что Россати после недолгих колебаний принял важное решение.
— Синьор Тиббет, — проговорил он не без достоинства, — отныне и впредь я буду говорить вам только правду.
— Это будет приятным разнообразием, — отозвался Генри. — Итак?
— Баронесса и синьор ди Санти — они приятные люди. И хорошие постояльцы. Когда я увидел бедного синьора ди Санти в баре «Шмидт», я мог думать только о том, что сотворил со мной Хозер и как я его ненавижу. И мне было стыдно, что он заставил меня шпионить за ними. Я осмелел. Хозер уехал — и я был готов все отрицать. Я… Я сам отдал конверт синьору ди Санти.
— Великодушный, хотя и недальновидный порыв, — сказал инспектор, — который может стоить ему обвинения в убийстве.
— Откуда мне было знать? — простонал Россати. — Я хотел сделать как лучше. Хотел помочь ему.
— А потом вы попытались помочь, обвинив его в том, что он украл конверт?
Владелец отеля промямлил что-то насчет того, что убийство меняет все.
— Существуют более приличные способы спасти свою шкуру, чем клевета на других людей, — указал Генри. — Откуда мне знать, не убили ли вы Хозера сами? У вас была для этого масса причин.
Это породило со стороны Россати бурю протестов и причитаний насчет наличия алиби.
— Ладно, ладно, — сказал наконец Тиббет, прерывая поток оправданий. — Пока просто добавим вас к списку лиц, которые несказанно обрадовались смерти Хозера. Если вспомните что-то еще, о чем вы нам соврали, дайте мне знать.
Он быстро вышел из гостиной Россати в холл, где увидел Эмми, только что вернувшуюся с лыжной прогулки.
— Дорогой, — воскликнула она, — да ты прямо позеленел! Что здесь произошло?
— Ничего, — ответил Генри. — Просто провел особенно отвратительные полчаса. Ненавижу ломать людей.
Эмми крепко стиснула его ладонь.
— Знаю, — сказала она. — Пойдем, я хочу выпить, угости меня.
Лишь какое-то время спустя Тиббет с благодарностью осознал, что жена даже не спросила, кого он ломал и почему.
В баре Генри имел возможность с интересом наблюдать, какой эффект убийство и его последствия оказали на гостей «Белла Висты».
Миссис Бакфаст, как он отметил с ироничным удивлением, ничуть не изменилась после своего драматического признания. Она величественно вплыла в бар, коротко кивнула в знак приветствия Тиббетам, заказала маленький шерри, отослала его обратно, потому что он показался ей слишком сухим, и сделала выговор Анне за то, что дополнительная подушка, которую она потребовала, до сих пор ей не доставлена, — иными словами, осталась сама собой. Полковник, напротив, казался подавленным откровением о недостойном поведении жены. Он даже внешне постарел лет на десять и, казалось, старался ни с кем не встречаться взглядом. Увидев инспектора, он сначала побагровел, потом побледнел и, пока его жена препиралась с Анной, со смущенным выражением лица прошаркал к барной стойке, у которой сидели Тиббеты.
— Добрый вечер, полковник Бакфаст. Хорошо покатались сегодня? — дружелюбно спросила Эмми.
Несчастный полковник откашлялся и пробормотал нечто, из чего можно было понять, что он весь день не выходил из дому.
— О, как жаль, — сказала Эмми. — Снег сегодня божественный.
Полковник Бакфаст что-то промямлил, запинаясь, и снова прочистил горло. Наконец ему удалось членораздельно произнести:
— Обязан перед вами извиниться, Тиббет… эти махинации моей жены… даже не знаю, как их квалифицировать… постыдны…
— Совсем нетрудно понять, как это произошло, — ответил Генри. — Уверен, что миссис Бакфаст не хотела никому причинить вреда. И конечно, ей делает честь тот факт, что она сама пришла к нам и все чистосердечно рассказала.
— Этому нет оправдания, — пробубнил полковник. — Все так… позорно… — Он помолчал и в еще большем смущении продолжил: — Они… то есть… полиция… как вы думаете?.. Я, конечно, не имею права спрашивать у вас…
— Не знаю, что будет дальше, — с искренним сочувствием отозвался Генри, — но обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы об этом деле забыли.
— Ей-богу, Тиббет… — Полковник старался найти слова, чтобы выразить свою благодарность, но не мог, и, будучи призван повелительным окликом своей нераскаявшейся супруги, лишь слабо улыбнулся.
— Жена… — объяснил он, — требует меня… нуждается в поддержке… в такое трудное время… бедная слабая женщина… Это чертовски великодушно с вашей стороны, Тиббет…
— Артур, твой грог стынет! — зычно крикнула миссис Бакфаст.
— Ах да… грог… прошу меня простить…
Следующими в бар вошли Роджер и Каро. Каро переоделась в восхитительные красные брюки и зеленый свитер, подчеркивающий бледность ее лица и темные круги под глазами. Роджер обнимал девушку за плечи, а на пороге ободряюще прижал к себе и улыбнулся. Каро было устремилась в дальний конец бара, но Стейнз придержал ее и твердо направил туда, где сидели Эмми и Генри.
— Добрый вечер, — сказал он. — Чудесный сегодня выдался денек. Замечательный снег.
Потом, заметив Бакфастов, крикнул:
— Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, полковник? Нам не хватало вас на лыжне.
Полковник что-то неразборчиво проворчал себе в усы, а миссис Бакфаст отчеканила:
— К завтрашнему дню Артур будет в полном порядке, мистер Стейнз. У него просто небольшой приступ этой дурацкой головной боли.
— Бедняга действительно выглядит больным, — заметил Роджер, наклонившись к Эмми. — Что с ним?
— Думаю, просто перекатался, — быстро ответила та. — В конце концов, он уже не так молод.
— Жаль, — сказал Роджер. — Должно быть, в свое время он был отменным лыжником. Ну, что будем пить? Генри? Эмми? Каро?
Тиббеты поблагодарили, указав, что у них бокалы и так полны, а Каро ответила:
— Ничего. Не знаю. Ну ладно, пусть будет бренди.
— Держись, дорогая, — подбодрил ее Роджер и, обращаясь к Генри, добавил: — Девочка страшно переутомилось. Вы ее замучили?
— О, Роджер, не… — начала было Каро, но осеклась.
— Я? — переспросил инспектор. — Что за странная идея. Я никогда не мучаю людей.
— Только свою бедную жену, — вставила Эмми. — Я всю ночь не спала — писала для него противные отчеты.
Она улыбнулась Каро, та слабо улыбнулась ей в ответ.
— Кстати, — продолжал Стейнз с явно деланой непринужденностью, — пришел ли ответ от графологов из Рима?
— Еще нет, — ответил Генри.
— Надеюсь, эта маленькая задачка их позабавит. Отныне у меня не будет никаких секретов от итальянской полиции. В римских архивах, можно будет найти точный список того, сколько пар нижнего белья, модных мужских носков, подтяжек…
— Роджер! — перебила его Каро. — Ты о чем?
— Только о том, что местная полиция конфисковала опись моего багажа в качестве жизненно важной улики, — ответил Стейнз. — Мне казалось, я тебе об этом рассказывал.
— О нет!.. Нет, они не могли…
Бледное лицо Каро позеленело, девушка качнулась вперед на табурете и вцепилась в барную стойку, чтобы не упасть.
Роджер моментально подхватил ее, а Эмми встревожено спросила:
— Каро, что с вами?
— Нет… ничего… простите. Уже все хорошо.
Она встряхнулась, выпрямилась и попросила:
— Роджер, закажи мне двойной бренди. Я сегодня настроена гульнуть.
— Все что пожелаете, мэм, — ответил Роджер. Голос его звучал легко, но Генри заметил, что он пристально и озабоченно наблюдает за подругой. В этот момент в бар вошел Джимми. Завидев друзей, он помедлил в нерешительности, затем направился к Тиббету.
— Простите, — начал он с непривычной серьезностью, — не мог бы я переговорить с вами?
— Разумеется, — кивнул Генри. — Здесь или в другом месте?
— В другом месте, если вы не против. Это… весьма личный разговор.
— Тайны, тайны, — укоризненно произнес Роджер. — А может, ты собираешься признаться? Нет?
Джимми бросил на него короткий взгляд, исполненный неприязни, и обратился к инспектору:
— Не возражаете, если мы на минуту поднимемся ко мне в комнату?
— Конечно, нет. — Генри соскользнул с табурета.
— Присмотрите здесь за моей старушкой? — шутливо обратился он к Роджеру. — Я скоро вернусь.
Джимми молча последовал впереди — через холл, вверх по лестнице, в свою комнату — и лишь тщательно закрыв дверь, проговорил:
— Простите, что причиняю вам беспокойство, но меня очень тревожит Каро. Видите ли, я чувствую себя ответственным за нее.
— Да, я тоже заметил, что она в крайне нервозном состоянии, — согласился Тиббет. — У вас есть соображения — почему?
— Определенно не скажу, но догадываюсь. — Джимми выглядел непривычно угрюмым. — Виноват Роджер.
— Насколько я понимаю, Роджер собирается жениться на Каро?
Джимми хмуро кивнул.
— Она сумасбродная, — медленно произнес он. — Сумасбродная и упрямая как осел. Я знаю ее с тех пор, когда она еще под стол пешком ходила, и уже тогда она была такой. Ее родителям Роджер не нравится, но Каро твердо решила выйти за него, что бы те ни говорили. И не позволяет никому и слова дурного о нем сказать.
— Да, я и это заметил.
— Несколько месяцев тому назад, — продолжал Джимми, — Роджер начал повсюду трезвонить, что открыл способ быстро разбогатеть. Каро была в восторге, но мне это не нравилось так же, как и ее родителям. Поэтому было решено, что я серьезно поговорю с Роджером и попытаюсь выяснить, что он затеял.
— И вам удалось что-нибудь из него вытянуть? — поинтересовался Генри.
— Вряд ли… Он разыграл спектакль, будто безумно любит Каро и хочет сделать нечто ради нее. Я надавил на него как мог, чтобы выяснить, где он собирается взять деньги, но единственное, что он мне сообщил, — что речь идет о некой секретной сделке с континентальной фирмой, детали которой он должен будет уладить во время пребывания здесь. Вот почему я абсолютно уверен, что Роджер каким-то образом