— Тресни меня по башке рукояткой — и сваливайте. Пистолет бросишь в сумку, а потом ее скинете в Яузу. Ну, засранец, действуй!
Эдик размахнулся и ударил по голове. Это у него получилось. Он уже успел возненавидеть этого человека.
Выпрыгнув из фургона на землю, он почувствовал, как сильные руки подхватили его и затащили в машину. УАЗ тут же сорвался с места.
У перекрестка Сироткин затормозил, сам выскочил из машины и убрал треногу со знаком с дороги. Забросив ее в салон, сел за руль и свернул на Астаховский мост. Ветров тем временем сдирал китель с Чайки. Тот напоминал амебу и ничего не понимал.
— Я остановлю у магазина! — почти кричал Сироткин. — Купи минералки и отмой этого трубача. Потом пешком прогуляетесь. У вас еще есть время.
— Что скажешь о наших миллионах? — хрипло спросил Ветров.
— Ничего. Подставили нас, Макс. Теперь поздно кулаками размахивать. Завтра на даче решим.
Машина свернула с бульварного кольца на улицу Обуха и остановилась. Чайка был уже переодет. Форму и черную сумку Коновалова запихнули в рюкзак. Ветров и Эдик вышли из машины и юркнули в подворотню. Машина тут же скрылась за углом.
Ветров не думал, что его напарник на деле окажется такой размазней в прямом и переносном смысле. Он оставил дрожавшего от страха приятеля в скверике детского сада, а сам побежал в магазин.
Ему удалось без очереди взять бутылку водки и пять бутылок нарзана. Четыре ушло на отмывку бывшего гаишника, одной запивали теплую водку. Несмотря на пекло, водка на них не подействовала. Правда, Чайка немного оклемался и встал на ноги, но дар речи к нему не вернулся.
До своей машины они возвращались пешком. Толик успел выспаться, и, когда его растолкали, он повеселел.
— А сколько времени, мужики?
— Без десяти минут час. Поехали в третий парк, Толян.
Шофер оглянулся и глянул на Чайку.
— А чегой-то с ним? Со Светкой поругался?
— Нет. С ее мужем. Вернулся не вовремя. Кто знал, что ее муж бывший боксер.
Толик сочувственно покачал головой.
Машина выехала из двора и медленно поехала в сторону Таганки.
Кассирши третьего парка и метро не очень беспокоились. Дежурный им популярно разъяснил, что поломка на линии — это не трагедия, а лишь небольшая задержка.
Что касается дежурного центральной конторы на Неглинной, то звонок старшего кассира Внешторгбанка поставил его в неловкое положение. Стрелки часов показывали двенадцать десять.
— Машина выехала к вам с небольшим опозданием.
Он положил трубку и задумался. Неопределенные ответы можно давать торговым точкам, но не представителям Внешторгбанка. Старик заволновался. Нет, он, конечно, понимал, что машина с золотом никуда не денется. Какой год ребята возят металл, и никаких погрешностей. Причина может быть одна: Коновалов решил забрать оружие из Чкаловского до заезда во Внешторг. Но это глупо! Делать огромный крюк, понимая ответственность, с какой руководство относится к таким маршрутам. Может получиться скандал. К тому же Центробанк нарушал инструкции в течение многих лет. К перевозкам золота в любых количествах полагалась машина сопровождения с тремя инкассаторами. Но ни машин, ни лишних людей в группе никогда не находилось, чего уж говорить об июле месяце. Все "бывшие" в мае увольнялись и сидели на дачах, а в октябре возвращались на работу. Никому и в голову не приходило занимать штатные единицы почетных энкавэдэшников.
Через пятнадцать минут заместитель управляющего Внешторгбанка перезвонил начальнику группы инкассации и потребовал объяснений. Тот ответил, что перезвонит через пять минут. Курушин спустился к дежурному, и старик объяснил начальнику ситуацию. Курушин тут же перезвонил в Чкаловское отделение. Дежурный подтвердил, что инкассатор Коновалов накануне оставил пояс с оружием, а сегодня утром звонил и сказал, что приедет, но времени не назвал.
Курушин снарядил две машины, одну отправил в Чкаловское, на другой поехал сам по маршруту Внешторгбанка. Поднимать панику никто не хотел. Об ограблении машины никто и думать не мог. Конечно, напряжение не спадало, но худший вариант не рассматривался как один из возможных.
Контрольная машина, выехавшая в Чкаловское отделение, как и полагалось, поехала по Садовому кольцу, но, доехав до места, фургона в пути не обнаружила, о чем тут же доложила начальству.
В тринадцать десять машина дневного маршрута возвращалась в Чкаловское отделение за "подкреплением". Шофер машины заметил стоявшую у обочины набережной "перевозку" и остановился.
— Какого черта? — спросил сидящего рядом инкассатор.
— Конторская машина. В карты режутся. Тебе-то чего?
— Шофер новенький с нашей линии. Может, надо чего?
— Машина-то пустая.
— Я все же гляну.
Когда он встал на подножку кабины, то увидел страшную картину. Водитель "перевозки" лежал на сиденье в огромной луже крови. Мутные глаза тупо смотрели вверх.
Милицию вызывали с телефона дежурного Чкаловского отделения. Родионов слышал, как взволнованный голос шофера говорил о трупах. Он глянул на часы. Тринадцать тридцать одна.
После того как он остался один на один с золотом, его начал пожирать червячок страха. Он ехал через центр Москвы и не мог отделаться от мысли, что за ним следят. Каждая машина ему казалась подозрительной, каждый звук ассоциировался с милицейским свистком.
Роман пытался забыть о золоте, но оно жгло ему спину, будто солнце в пустыне. Руки подрагивали, внимание рассеивалось. До поста ГАИ в конце Варшавского шоссе оставалось полкилометра. Нервы не выдержали, и он остановился. Прижавшись к обочине, Сироткин вышел из машины и сел на бордюр тротуара.
Необходимо унять дрожь и взять себя в руки. Осталось совсем немного. Чуть-чуть, и он выскочит из замкнутого круга. В глазах плавали красные круги.
Прохожих он не видел, но поток машин, рвавшихся за город, походил на очередь в мавзолей. Все словно с ума посходили. Сироткин сжал руками колени и делал глубокие вздохи. Мышцы напряглись, а на лице вздулись жилы, будто он пытался взять вес, превышающий его собственный в несколько раз.
Прямо перед ним остановился милицейский "Москвич". В машине сидело двое мужчин в форме. Из окошка выглянул лейтенант и спросил:
— Помощь нужна?
Сироткин хотел вскочить на ноги и броситься бежать. Но силы покинули его, и он даже не смог ответить на вопрос. Шершавый язык прилип к пересохшему небу, и попытка открыть рот ни к чему не привела.
Он глянул на свою машину и будто впервые увидел надпись "Милиция".
— Тебе плохо, приятель? — не успокаивался лейтенант.
Сироткин тупо смотрел на милиционера и молчал.
Из машины вышел водитель в сержантских погонах и медленно приблизился к сидевшему на тротуаре человеку.
— Перегрелся, дружок?
— Дай сигарету, — выдавил из себя Роман.
— А ты, оказывается, живой... Бывает... Очухаешься. У меня "Беломор".
— Плевать.
Сержант достал из кармана пачку и протянул коллеге. Трясущими руками Сироткин потянулся за папиросой. Видя такую картину, сержант загородил парня собой, а через плечо крикнул:
— Малость упарился мужик.
Достав спички, сержант сам дал прикурить сидевшему и, слегка склонившись, сказал:
— Похмельный синдром. Сочувствую. Будь осторожней, сегодня рейд на трассе. Тебе далеко?
— В Подольск, — автоматически ответил Сироткин.
— Ерунда. Тут рукой подать.
Сержант вернулся в свою машину и сел за руль. Лейтенант продолжал вглядываться в лицо странного парня, но машина тронулась с места и уехала.
Роман докурил папиросу и глянул на часы. Половина второго. Он не мог терять времени. После встречи с патрулем ему стало легче. Страх осадком лег на дно желудка и затих. Сделав над собой усилие, он поднялся на ноги и вернулся за руль. Через пять минут он благополучно миновал пост ГАИ и взял направление на Подольск.
Спустя тридцать минут он выехал к реке, где его ожидал "рафик" с надписью "скорая помощь". То, что он увидел, превзошло все его ожидания. Берег реки был усеян шезлонгами, надувными матрацами, палатками и полуголой публикой в разноцветных купальниках. Возле "рафика" скучало еще десятка два машин. Дети играли в волейбол, по песку бегали собаки, а на траве распивали вино под шашлыки.
— Еще один просчет! — проворчал Сироткин.
О перегрузке не могло быть и речи. Роман развернулся и поехал к себе на дачу. Еще двадцать минут пути. Время просачивалось сквозь пальцы, как вода. Въезжать в дачный поселок на милицейской машине значит собрать толпу любопытных возле своего дома. И что он скажет жене?
Пришлось оставить ее за триста метров в пролеске. Теперь он понимал, как глупо и непродуманно составлялся их план. Он не мог брать на себя ответственность за последний этап операции. Без помощников тут не обойтись. Машина не запиралась. Как он мог уйти и оставить золото? У него даже лопаты не было, чтобы закопать ящики. А если бы они взяли деньги?
Двадцать или тридцать мешков! Сумасшествие. Винить нужно только себя. "Рафик" запирался, но он не там его оставил. А в лесу нужно было подготовить яму, заложить ее досками и прикрыть дерном. Тайник не надежен, но на один день можно оставить.
Ломать голову не приходилось. Нужно действовать. Сироткин бросил машину и побежал через лес к своей даче.
На поляне играли дети. Среди них бегал его десятилетний сын.
— Илюша, пошли со мной, мне нужна твоя помощь.
В сарае, где хранились дрова, он взял тележку на четырех подшипниковых колесиках и разыскал кусок брезента.
— Иди за мной, Илья. Нам предстоит секретная работа.
О времени Роман уже не думал. Он знал, что любое начатое дело нужно доводить до конца.
Машина стояла на месте, и ящики мирно лежали в том же положении, как их установили. Ребенок любил тайны и с любопытством наблюдал, как отец перегружает ящики, очень похожие на те, что он видел в фильмах про войну.