зный период, хотя люди начали пользоваться водой в больших количествах для питья и умывания, но они не умеют как следует ее очищать. Гораздо счастливее, сказал он, мы жили 100 лет назад и будем жить 100 лет спустя. Затем, он резко встряхнул головой и уставился на меня.
— Прошу прощения, — сказал он, кашлянув снова. — Много миль спустя. Много лет спустя.
— Ничего, ничего, — отмахнулся я, как от какой-нибудь чепухи. Но вдруг… вдруг я ощутил ледяное дурное предчувствие. Я наблюдал за ним поверх тарелки с картошкой, думая о его словах. Странное беспокойство не покидало меня. Мне захотелось узнать, что заставило Косова сказать, будто наши странные друзья на пляже заинтересованы в этом непонятном Докторе.
Конечно, он сидел спиной к окнам. Я тщательно это спланировал. Поэтому он не имел ни малейшего понятия, что находилось там, за его спиной. Оно прислушивалось к каждому его слову. Оно наблюдало за ним.
— Скажите мне, — сказал вдруг Смит, кашлянув, — что на самом деле происходит там на берегу?
Я чуть не поперхнулся. Как будто он читает мои мысли, как будто он знает о том, Что там снаружи… Но как он узнал? Я изучил его лицо. Он просто таращился на меня. Большеглазый и невинный как молодой щенок.
— На берегу? — у меня в горле пересохло. Я поспешно глотнул вина, и оно пролилось мимо рта, стекая на подбородок. Прекрати, Блум, ты показываешь ему, как ты напуган. Его взгляд продолжал меня нервировать. Немигающий — как я вдруг подумал, словно у змеи, гипнотизирующей добычу.
— Да, — ответил он. — Берег. Он очень замечательный. И все эти пациенты, которые там сидят.
— Вы видели, как они…? — я сглотнул. Прямота парня встревожила меня. И он, и мистер Понд возвращались на берег — это пугало. Как много они узнали?
— Да, — кивнул он, его улыбка стала шире. — Я бродил там сегодня. Действительно, очень интересно.
— Простое лечение свежим воздухом, — промямлил я утратившим твердость голосом.
— Я бы это так не назвал, — хмыкнул он. Как много он увидел?
Шум. Легкое постукивание. Кто-нибудь другой подумал бы, что это просто ветка скребется в окно. Но я знал, что это не так. Я знал, что это было. Я посмотрел сквозь стекло. Простым сигналом я покончу с этим. Я могу пригласить создание сюда. И с Доктором Смитом будет покончено.
Но стоит ли? Это ли мне нужно? Я облизал губы, пытаясь собраться с мыслями.
Я был спасен, когда открылась дверь, и вошла моя жена. Она была иллюстрацией доброго здоровья, такая красивая, такая добрая, такая заботливая. Я вскочил со стула.
— Мой милый, ты в порядке?
При свете свечей моя жена сияла хрупкой красотой, как бумажный фонарик. Ее волосы были уложены тугими колечками, обрамлявшими ее лицо милыми завитками. Она нежно улыбнулась мне, и элегантно поклонилась Доктору Смиту.
Тот присвистнул. «Кто-то рвется прочь из их лиги», — пробормотал он.
— Что? — спросил я.
Доктор Смит растерялся. «Мадам, я рад, что вы поправились и можете присоединиться к нам», — сказал он, улыбаясь.
— Благодарю вас, — моя дорогая жена пожала руку Доктора Смита, твердо и вежливо. — Добрый вечер, месье. Я рада, что моему мужу составил компанию его соратник по профессии, — она подняла руку, успокаивая мои отчаянные призывы к ней вернуться в постель.
— Нет, пожалуйста, не смотри на меня так, — сказала она мягко. — Это просто головная боль, вот и всё. Мне трудно справляться с повышенным вниманием милого Йохана к моему самочувствию, даже когда у меня простой насморк, — она любовно улыбнулась мне, благослови ее Бог.
— Может, мне принести вам немного сыра? Могу подбросить дров в огонь, — она решительно отмела наши предложения помощи. — Слуги здесь слишком слабые и худые, Доктор Смит. Нам приходится делать все самим зимой. Все очень хорошо относятся к нашему управлению домом, — она осеклась.
Доктор Смит помог ей бросить несколько полешек на тлеющие угли.
— Все, за исключением бедного мистера Невилла? — спросил он, усмехнувшись.
Пердита выпрямилась, стряхнув с рук пыль, прежде чем упереть их в бока: «Однако! Как, ради всего святого, вы практикуете медицину в Англии, если все ваши пациенты так жалуются?»
Доктор Смит посмотрел на нее, и его лицо погрустнело.
— Мне очень жаль, — признался он грустно. — Знаете, что? Я не могу припомнить ни одного случая из моей медицинской практики.
Она, сочувственно кивнув, передала ему сыр. Доктор Смит съел несколько виноградин, выплевывая косточки прямо в огонь, не заботясь о приличиях.
Он попытался вернуться к теме происшествий на берегу, но моя Пердита безжалостно отвергала любые попытки заговорить об этом. Каждое ее слово было хвалебной песнью моим успехам, чудесной местности, кристальной чистоте воздуха, чудесной погоде, ее несказанному удовольствию, когда безнадежные больные уезжали домой полностью здоровыми.
Наконец, после кофе (не очень хорошего, увы — надо бы поговорить с поваром), Доктор Смит встал и поклонился нам обоим, благодаря нас за приятный вечер. Затем он повернулся и посмотрел в окно. Не было ни малейших признаков того, что там что-то было. Он кашлянул, вздохнул и вышел.
После того, как Доктор Смит оставил нас, милая Пердита повернулась ко мне. «Ну, — сказала она, улыбнувшись, — я не думаю, что он пришел из моря, не так ли?» И мы засмеялись.
Что подумал Доктор Смит
Я Доктор.
Я в комнате. Комната очень большая и очень темная. В центре комнаты — маленькая коробочка, которая еще темнее. С надписями мелом: «Открывать здесь», «Пользоваться с осторожностью» и «Не открывать до Рождества»
Еще не время открывать коробочку.
В комнате есть окно. Из него я могу видеть берег и все, что на нем происходит. Я вижу Марию. Я знаю, что она очень важна, но она этого не понимает. Я вижу, Доктор Блум полагает, будто он — самый главный в клинике. Но это не так. Может, главная — его жена? Пердита Блум, такая милая, которая носит удивительные платья. А как насчет сестер Элквитин — особенно той, тихой, которая снова и снова пишет замысловатые математические формулы?
Кто на самом деле управляет этим местом? Что происходит на берегу? Что случилось с Эми?
Есть разница между хорошим соусом чатни и хорошим джемом. Особенная разница. И то и другое получается при варке фруктов с сахаром. Разница в ингредиентах или в способе приготовления? Вы можете оспорить факт, что чатни и джем — одно и то же. Разница хрупка, как тонкий лед. Но в то же время ощутима.
Коробочка в центре комнаты очень черная и очень маленькая. Пока не время открывать ее.
Впервые джем был сварен из чудесных севильских апельсинов. Как ни странно, сейчас как раз то время, когда был изобретен джем — легенда гласит, что Мария Антуанетта была больна и однажды велела приготовить чудесный апельсиновый пирог (она так любила пироги). Ее повариха помешивала кипящую апельсиновую смесь, повторяя «Madame est malade»[3]. Она так волновалась, что испортила начинку для пирога, зато изобрела джем. Так гласит легенда.
Здесь происходит что-то ужасное. Клиника похожа на снежный ком, на лавину, которая готова вот-вот сойти…
Это действительно больница? Только потому что этим людям становится лучше, что значит, что их лечат? Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Джем — чатни, чатни — джем… Как в старом стишке-считалке:
Я знаю старика по имени Майкл Финеган,
Он потолстел, потом похудел снова,
У него было 12 жизней,
Потом он начал все сначала,
Бедный старый Майкл Финеган,
Начни все сначала.
I know an old man called Michael Finnegan,
He grew fat and then grew thin again,
He had twelwe lives,
Then had to begin again
Poor old Michael Finnegan,
Begin again.
Письмо от Марии
Сент-Кристоф,
6 декабря 1783
Милая мамочка!
У меня хорошие новости! Сегодня моей новой подруге Эми значительно лучше, поэтому можешь не волноваться, что мне одиноко. Я решила навестить ее после завтрака и нашла ее сидящей на кровати с хитрым видом, словно у нашей служанки, которая прикарманивала наши чайные ложечки.
— Доброе утро, дитя! — сказала она. — Я подумывала, не поможешь ли ты мне в моей секретной миссии.
Она что-то задумала, было ясно. Но мне не было страшно, так как Эми — большая добрая выдумщица и никогда не причинит никому вреда.
— Что за секрет? — спросила я, надеясь, что он не будет похож на «секрет» Элоизы, собиравшейся сбежать с кучером.
Ее глаза возбужденно заблестели.
— Ну, он вот какой, — сказала она, усаживая меня рядом с собой на кровать. — Доктор Смит…
— Он мне нравится, — сказала я.
— И мне тоже, — призналась она. — И даже очень. Он красивый, тебе не кажется? Ну, он хочет узнать, нет ли здесь каких-нибудь… загадочных пациентов. Может, каких-нибудь знаменитостей или важных персон, скрывающихся в здании. Ничего неприличного или опасного. Просто люди, которых Доктор Блум почему-либо скрывает от нас.
Я задумалась.
— Не припомню ничего такого, — ответила я. — Не думаю, что Доктор Блум будет возражать, если ты будешь искать и расспрашивать. Но мадам Блум… Она очень рассердится, если увидит тебя там, где тебе быть нельзя, — я помолчала. — Или, может быть, это касается только меня…
— Ну давай, расскажи мне, Мария, — попросила она. — Куда тебе не разрешают ходить?
Я задумчиво уставилась на пол. Я решила, что должна ей сказать. Но только не надо слишком уж настойчиво.
— Ладно, — сказала я. — В комнаты князя Бориса.
Эми весело рассмеялась.
— Князя Бориса? — она восторженно хлопнула в ладоши.
— Он очень красивый, — вздохнула я, — и русский.
Эми встрепала мне волосы. «Горячий русский парень с холодными глазами киллера? Это интересно!» — она была заинтригована.