Гослинг застегнул молнию входа.
С широко распахнутыми от ужаса глазами, они ждали первого удара.
15
Кук не сводил с Сакса глаз.
Крайчек сошел с ума, от Фабрини следовало ждать неприятностей, как и от слабохарактерного Менхауса, но Сакс — это совсем другое дело. Кук понимал, что, в отличие от его отца, у которого время от времени случались хорошие дни и находились добрые слова, Сакс не пытался даже притворяться добряком. Он был тираном до мозга костей, а им необходимо было держаться вместе, чтобы выжить. Жуткое море было их общим врагом.
Кук не был экспертом по выживанию, но даже он понимал это, и величайшей угрозой их единству был Сакс, а не то, что скрывалось в тумане, не гипотетический дьявол Крайчека. Сакс, эгоистичный ублюдок, строящий из себя мачо, мог погубить выживших гораздо быстрее. Такой скормит акулам собственную мать, если это поможет ему выиграть еще немного времени.
Если остальные объединятся, чтобы покончить с ним, Кук с радостью к ним присоединится, но в ближайшее время это вряд ли произойдет, разве что в будущем, если им улыбнется удача.
Кук был готов потерпеть. Он знал, что дни Сакса сочтены.
16
— Я хочу пить, — продолжал ныть Сольц. — Мне нужна вода.
— С тобой все в порядке, постарайся думать о чем-нибудь другом, — сказал Кушинг, внимательно всматриваясь в туман ярко-голубыми глазами и пытаясь уловить хотя бы маленький лучик надежды, потому что дела их были крайне плохи.
Кушинг не считал себя пессимистом, но всему есть предел. Они плыли одни на проклятой крышке люка по странному, бесконечному морю. Каковы были шансы на спасение? Смерть могла настигнуть с любой стороны. Если их не съест морская фауна — он слышал достаточно звуков, чтобы быть уверенным, что вокруг рыщет множество крайне неприятных тварей, — то что их тогда ждет? Обезвоживание? Истощение?
Перспективы были совсем не радужные.
Кушинг не мог вспомнить, когда спал в последний раз, он знал, лишь что это было в каюте, на корабле. Всякий раз, когда его веки тяжелели и глаза закрывались, он резко просыпался с жуткой уверенностью, что что-то приближается из тумана, тянется к нему. Впрочем, ощущение не исчезало, даже когда он бодрствовал.
«Чувствует ли Сольц то же самое?» — гадал он, но не решался спросить: у ипохондрика и без того было достаточно тревог.
— За нами никто не приплывет, — вздохнул Сольц. — Сюда, в Саргассово море.
— Я же сказал тебе: это миф. Я просто подшучивал над тобой.
— Думаю, мы оба все прекрасно понимаем.
Кушинг пожал плечами и решил, что с него хватит предосторожностей, он больше не будет взывать к разуму этого человека, даже если тот будет пороть полную чушь. Пусть Сольц верит, что они потерялись в ином измерении, провалились в Треугольник Дьявола.
Почему нет? Может, так оно и есть.
— Что это там? — вдруг взволнованно воскликнул Сольц. — Смотри! Что это? Акула? Или кит?
Кушинг посмотрел, но ничего не увидел.
— Где?
— Там! — Сольц указал пальцем на воду.
Кушинг увидел проплывающую под ними гигантскую тень. Дрожа и раскрыв от ужаса рот, Сольц переместился к центру крышки люка. Кушинг подполз к самому краю, пытаясь разглядеть существо. Это была огромная рыба, футов сорок в длину. Когда буро-зеленое тело, испещренное белыми пятнами и темными поперечными полосами, проплывало мимо, Кушинг заметил, что голова заканчивалась заостренным хоботом, светящимся, как рождественская елка. Существо, казалось, вращалось в воде, как штопор.
Странная рыба уплыла и больше не возвращалась.
— Думаю, это какая-то разновидность китов, — сказал Кушинг, не до конца понимая, что он должен испытывать, думая о существе такого размера: облегчение или беспокойство. — По-моему, безобидная.
— Думаешь? Мне он не показался безобидным.
— Он уплыл, не беспокойся.
Сольц продолжал вглядываться в воду сквозь толстые стекла очков.
— Ты так много знаешь о природе, о море и его обитателях. Откуда бухгалтеру знать подобные вещи?
— Я несостоявшийся натуралист, — признался Кушинг. — Читаю книги на разные темы, в том числе про подводную жизнь.
— А у меня из-за глаз с чтением одни проблемы. Голова начинает болеть. Я рассказывал о своих головных болях?
Кушинг понял, что теперь узнает о них все.
17
— Держись, — сказал Гослинг зловеще. Джордж промолчал.
Никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным. Джордж, напряженный до предела, вцепился себе в колени так сильно, что пальцы побелели. Сердце бешено колотилось в груди, в горле пересохло, и ему с трудом удалось прохрипеть:
— Мне страшно. Господи, как мне страшно.
— Сохраняй спокойствие.
Ожидание было хуже всего. Джордж много думал о Лизе, о сыне Джейкобе и славных воскресных деньках. Больше всего его ужасала мысль о том, что он уже никогда не увидит семью и не доживет до еще одного прекрасного воскресного дня.
«Просто сохраняй спокойствие, как говорит Гослинг, — крутилась у него в голове мысль. — Вот что ты должен делать. Сохранять спокойствие.»
Чушь собачья.
— Почти, — раздался голос Гослинга.
Но откуда он знает, если вход закрыт? Возможно, он просто чувствует это, как и Джордж, — давление, медленно нарастающее в море. Джордж был уверен, что сквозь прорезиненный пол он ощущает движение, словно под ними проносится поезд.
Сохранять спокойствие было просто невозможно, даже Гослинг выглядел встревоженным. Он побледнел, несмотря на загар, его взгляд метался из стороны в сторону. Старший помощник изо всех сил вцепился в обшивку.
Существа проплыли под ними на такой скорости, что плот подбросило вверх на несколько дюймов. Море бурлило.
— Они под нами, — сказал Гослинг.
Десятки, если не сотни светящихся рыб плыли у самой поверхности, то и дело задевая плот. Исходящий от них свет — пульсирующий бледно-зеленый — будто рентгеном просветил днище плота: стали видны очертания воздушных камер, швов и стежков.
Ни у Джорджа, ни у Гослинга не было возможности адекватно оценить удивительный феномен, потому что плот подбрасывало, как на американских горках. Море бурлило, удары следовали один за другим. Джордж изо всех сил стиснул зубы, ожидая, что камеры вот-вот лопнут и они с Гослингом пойдут ко дну.
Но ничего не случилось: плот разрабатывали с учетом бурных штормов, поэтому у него было несколько воздушных камер — никакая тряска не смогла бы его потопить.
Гослинг не раз объяснял это Джорджу, но у того все вылетело из головы, пока от дикой качки его бросало из стороны в сторону и перед глазами у него маячило странное свечение и старший помощник, на которого он то и дело натыкался.
Удары прекратились, и сияние исчезло, как будто кто-то погасил лампу.
Пару минут спустя Гослинг подошел к входу и расстегнул молнию. Снаружи снова не было ничего, кроме моря и тумана, двигающихся в унисон.
— Они уплыли, — сказал он. — А мы еще здесь.
18
— Я хочу есть, — сказал Сакс после долгого молчания. — Что, парни, скажете, если мы прирежем Фабрини и перекусим?
Менхаус издал низкий, сухой смешок, Кук промолчал, а Крайчек просто смотрел прямо перед собой. Фабрини сжимал и разжимал кулаки.
— Имею в виду, что рано или поздно нам придется кого-нибудь съесть, — не унимался Сакс, — и я выбираю Фабрини. Скажем прямо, он самый ненужный.
— Нет, ты ошибаешься, Сакс, — сказал Фабрини. — Я слишком тощий. Нам нужна жирная задница, как у тебя, например. Ты здоровенное, толстое трепло. Будет у нас жирный баклан, приготовленный в собственном соку.
Сакс фыркнул:
— Ты слышал, Менхаус? Он хочет моего сочку. Только и думает о моем члене.
Кук, казалось, не замечал остальных. Он то смотрел на туман, то следил за Крайчеком, но в основном наблюдал за Саксом. Тирада матроса о ждущем в тумане дьяволе не прошла для него даром. Казалось, он нутром ощущал чужое присутствие, но все же эта проблема была из разряда фантомных. Существовала гораздо более явная и актуальная опасность — Сакс.
— Мне есть не хочется, — проворчал Менхаус. — Я б не отказался от холодного пива.
— Заткнись, — сказал Фабрини.
— Только душу бередить, — заметил Кук. — Нужно быть реалистами.
Сакс в удивлении вскинул руки:
— Черт, да ты ли это, Кук? Какая муха тебя укусила? Тише, парни, пусть говорит.
Кук прищурил глаза:
— Я только сказал, что нужно быть реалистами. Нет смысла говорить о пиве. Нам придется довольствоваться аварийным пайком, пока… пока не появиться что-то другое.
— Смотрите-ка, — издевался Сакс, — мистер Реализм заговорил.
— О, да заткнись уже, — сказал Фабрини.
— Почему бы тебе не пойти и не трахнуть свою мамочку, Фабрини? — прорычал Сакс.
Фабрини поднялся на ноги — лодка качнулась.
— Я сыт тобой по горло, Сакс. Ты нарываешься.
Сакс невесело ухмыльнулся и медленно встал: он давно этого ждал. С тех пор, как корабль пошел ко дну, он неустанно провоцировал Фабрини и теперь, конечно, с удовольствием осознал, что долгожданный момент настал. Сакс любил манипулировать, жать на кнопки, чтобы люди вели себя так, как ему было нужно. Случай с Фабрини не был исключением: горячими головами проще всего управлять.
— Прекратите, — сказал Кук. — Нельзя драться в лодке.
Он перебирал в уме причины. Потому что это неправильно? Потому что это по-детски? Потому что они могут опрокинуть лодку? Но настоящая причина заключалась в чем-то более значительном и важном: они не могли драться, потому что были людьми, а это чего-то да стоило. В том мире люди были редкостью, и если там действительно верховодил дьявол, зловещий кукловод, им стоило держаться вместе.
Возможно, это звучало немного идеалистично и пафосно, но Кук понимал, что это важно. Им нельзя становиться марионетками, игрушками в руках злобного, безжалостного существа. Распри и склоки лишь ослабят их, а его сделают сильнее.