— Пожалуйста, — взмолился он, — прекратите. Разве вы не видите, что делаете?
Сакс и Фабрини проигнорировали его. Колкости становились все менее смешными.
— Вы должны послушать Кука, — сказал Крайчек. — Может, некоторые из вас не знают, но Кук… О да, он знает, что там такое, что нас ждет. «Разделяй и властвуй» — вот что оно делает. Питается страхом, отчаянием и тревогой, агрессией и злостью, и вы его кормите. Да, именно вы. Наполняете его чрево скверной, делаете его сильным.
Крайчек разразился очередной безумной проповедью о мифическом существе, наблюдающем, ждущем, слушающем и радующемся их стычкам, назвал Сакса и Фабрини идиотами и объяснил это тем, что на самом деле они не хотят драться и ими манипулирует тварь из тумана: это она посеяла в их умах семена раздора. Крайчек сказал, что они должны сопротивляться, гнать тварь прочь из своего сознания. Разве они не понимают? Разве не видят?
Кук знал, что Крайчек обезумел, но это не означало, что он говорил неправильные вещи: Кук сам мыслил в том же направлении. Что, если ими манипулируют, склоняют к конфликту? Конечно, они оба идиоты, раз дошли до этого, утонули в собственном тестостероне, но что, если Крайчек прав?
«В этом есть смысл, — подумал Кук. — Эта тварь, или дьявол, выбирает тех, кто слаб духом, на кого легче всего повлиять. Может, физически Сакс и Фабрини сильны, но духовно, как все подобные люди, слабы и недалеки. Они видят мир черно-белым, а такие умы проще всего использовать. Так людей заставляют воевать друг против друга — указывая, кто друг, а кто враг. Тварь знает это, чувствует психологически слабые звенья, управляет мыслями».
— Вы оба, прекратите, — Кук предпринял очередную попытку остановить драку.
Фабрини и Сакс, не обращая на него внимания, медленно приближались друг к другу.
Менхаус открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал. Он проскользнул мимо Фабрини в нос шлюпки и сел рядом с Куком.
— Это безумие, — сказал Кук. — Вроде взрослые мужики, а ведут себя как малые дети! Мы находимся между жизнью и смертью, а…
— Пусть выпустят пар, — перебил Менхаус, явно наслаждаясь ситуацией. Он словно был в предвкушении боксерского поединка или футбольного матча. Сакс и Фабрини были для него своеобразной отдушиной: через их склоку он избавлялся от собственного напряжения и тревоги.
Когда расстояние между ними сократилось до пары футов, Сакс перестал ухмыляться.
— Ладно, мелкий говнюк, покажи, на что ты способен.
Едва эти слова слетели с его губ, Фабрини бросился в атаку. Он ударил наотмашь, и Сакс с легкостью уклонился, а потом подскочил и нанес Фабрини два жестких, коротких удара в лицо. Но Фабрини не унимался. Несмотря на хлещущую из носа кровь, он ринулся, спотыкаясь, вперед и вцепился в Сакса. Они повалились на корму, бешено раскачивая лодку. Сакс отразил два удара, но третий и четвертый пришлись ему в лицо. Фабрини махал кулаками как одержимый, и некоторые из его ударов, которые достигли намеченной цели, имели сокрушительный эффект. Саксу досталось по полной. Вдруг он изловчился и что было силы двинул Фабрини ногой в пах. Фабрини вскрикнул и, взмахнув руками, рухнул за борт.
Кук и Менхаус бросились на помощь. Сакс вытер кровь с лица.
— Бросьте этого ублюдка! — проревел он, но Кук и Менхаус уже втягивали того в шлюпку.
— Его кровь попала в воду, — лихорадочно тараторил Кук. — Его кровь… попала в воду.
Смысл его слов, видимо, не доходил до Сакса.
— Да, я ему еще не всю выпустил, — сказал он, надвигаясь на них. В руке у него был нож, тот самый, который он вытащил из сапога Хаппа. Прежде чем кто-либо успел среагировать, он взмахнул им и отсек Фабрини кусочек левого уха.
Кто-то — Кук или Менхаус — закричал.
Фабрини, казалось, не понимал, что происходит. Его лицо на мгновение исказила ярость, которая сменилась недоумением и, наконец, болью. Он поднес руку к уху — между растопыренными пальцами ручьем полилась кровь, — увидел нож, почувствовал теплую, стекающую по шее влагу и закричал, ползком передвигаясь к носу шлюпки.
Менхаус споткнулся об одно из сидений, пытаясь увернуться от сверкающего серебром лезвия.
— Вот дерьмо! — задыхаясь, воскликнул он. — О боже!
Вероятно, даже для Менхауса это было слишком, но Кук не дрогнул: в его глазах блестела сталь.
— Отдай нож, Сакс, — сказал он тихим, жестким голосом. — Отдай мне этот гребаный нож.
Сакс фыркнул — из разбитой губы на подбородок стекала кровь.
— Хочешь нож, урод? Хочешь этот гребаный нож?
Кук понимал, что находится в опасном положении. Он видел в глазах у Сакса животную ярость, огонь и ржавый металл. Никогда прежде он не встречал человека, настолько близкого к буйному помешательству. Кроме своего отца.
Сакс взмахнул ножом, оттесняя его назад.
— Веди себя хорошо, ублюдок, веди себя очень хорошо, — задыхаясь, рычал он. — Вали к своим дружками, или, клянусь богом, я выпущу тебе кишки.
Кук медленно пятился назад, успокаивающе выставив перед собой руки.
— Конечно, конечно, Сакс. Мы не хотим неприятностей. Просто успокойся и не горячись.
— О, я буду спокоен, говнюк, не волнуйся. — Сакс продолжал скалиться, и его лицо напоминало голый череп, иссушенный солнцем пустыни. — Пока будешь делать, что я скажу. Иначе, хе-хе, там есть твари… голодные твари. Понимаешь, о чем я?
В носовой части шлюпки Кук нашел Фабрини, который плескал воду на ухо. Смешанная с кровью вода стекала по его шее прямо в море.
— Ты кретин! — воскликнул Кук. — Перестань!
— Что?
— Смывать кровь.
— Почему?
— Кровь, — Кук на мгновение затаил дыхание, — акулы чуют ее в воде.
Он мог не продолжать. Никто не беспокоился об акулах всерьез, но должны были быть и другие твари, гораздо хуже. Голодные твари, как сказал Сакс.
— Думаю, ты прав, — Менхаус облизнул пересохшие губы.
Кук решил сменить тему:
— К тому же эта вода кажется мне не особенно чистой. Ты можешь подхватить инфекцию.
Он вытащил аптечку и перевязал Фабрини ухо, обработав его антисептиком. Фабрини скулил, но в меру, и Кук понял, что еще не все потеряно. Тот факт, что Фабрини не схватил, например, весло и не кинулся на Сакса, доказывал, что он еще не утратил человеческой сути.
Сакс же, напротив, зашел слишком далеко.
19
— Там, — указал Джордж. — Разве не видишь? Вон там.
Гослинг присел рядом у входа и тоже увидел что-то ярко-оранжевое, запутавшееся в водорослях и похожее на пенопласт. Ему показалось, что это радиомаяк, оторвавшийся от корабля или шлюпки.
— Что думаешь? — спросил Джордж.
Гослинг решил, что стоит проверить.
— Помоги полог отстегнуть.
Они принялись снимать полог, пристегнутый к накачанным воздухом сводам плота.
«Возможно, это рискованно, — подумал Гослинг, — но как же приятно снова глотнуть воздуха, даже если он пропитан запахом болотной гнили.»
Гослинг передал Джорджу весла, и они стали грести, ощущая тягу плавучего якоря. Скопления водорослей попадались все чаще, и ни одно из них не ускользнуло от внимания Гослинга. Раньше встречались маленькие дрейфующие заросли и редкие островки, но теперь островов стало гораздо больше, и их приходилось раздвигать.
Когда до цели оставалось футов шесть, Гослинг понял, что не ошибся.
— Просто радиомаяк, — сказал он. — У нас уже два таких.
— К черту. Давай просто грести. Это лучше, чем ничего не делать.
Гослинг согласился. К тому же, возможно, обилие водорослей указывало на близость суши. Они поплыли дальше, разглядывая водоросли, поднимающиеся над водой щупальца пара и тяжелый, мерцающий туман. Приятно было поработать мускулами.
Внезапно Джордж воскликнул:
— Что за черт?!
Он выдернул свое весло из воды, осмотрел его конец и стал грести снова. Гослинг решил, что Джордж зацепился за водоросли, и не придал этому значения, но тут что-то крепко схватило его весло.
— Я за что-то зацепился, — сказал он, изо всех сил пытаясь освободить весло. Ему удалось вытащить его из темной жижи на несколько дюймов, но оно снова нырнуло вниз. Это определенно были не водоросли.
В днище плота что-то ударило, затем удар повторился. От царапающего звука у Гослинга зашевелились волосы на затылке: он слышал его раньше. Затем снова последовал удар, такой сильный, что плот накренился влево.
— Боже! — воскликнул Джордж.
К тому моменту они уже вытащили весла из воды: больше их ничто не удерживало. Мужчины молча сидели и смотрели на море, зная, что что-то должно случиться, и то и дело обмениваясь взглядами.
Слева от них, со стороны Джорджа, по воде пошла рябь, затем то же самое произошло справа. Джордж ахнул, и в следующий момент его окатило водой, словно на пляже.
Гослинг мельком увидел нечто крупное, темное и блестящее, как промасленная резина.
— Что за черт?! — воскликнул Джордж, перемещаясь к центру плота. Он чувствовал, что встреча с существом не сулит ничего хорошего.
Гослинг думал об оружии, о чем-то более серьезном, чем мокрое весло, когда на плот обрушилась очередная порция брызг. Джордж вскрикнул, и что-то гигантское и змеевидное взвилось из воды. Оно было толстым, как бревно, бурым и кожистым, с огромной безглазой головой, покрытой чем-то вроде костяных пластин.
Джордж пригнулся, когда тварь метнулась в его сторону, словно питон, ловящий крысу. В ее пасть легко бы вошла человеческая голова.
Гослинг несколько раз ударил чудовище веслом. Тварь отпрянула, скользнула под воду, а затем снова поднялась на поверхность. Она бросилась в сторону, но промахнулась, потому что была слепа, как глубоководные хищники, созданные бороздить в поисках жертвы черные морские глубины. Тварь походила на гигантскую мурену, ее невероятно длинное бескостное туловище в воде скручивалось кольцами и извивалось, как штопор. Гослинг прикинул, что в длину она футов пятнадцать — двадцать. У нее были плавники, как у угря, а у головы виднелись ярко-желтые жаберные щели. Тварь вслепую билась о плот, и всякий раз, когда она раскрывала пасть, Гослинга обдавало горячим, соленым дыханием.