— Похоже, Крайчек постепенно возвращается в реальность. Я не хочу травмировать его записями в журнале. Возможно, это полная чушь, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.
Фабрини кивнул:
— И все-таки, что ты об этом думаешь? Обо всем том дерьме, которое описывал Форбс, думаешь, это чистая правда?
— Да. Думаю, что правда.
Теперь Кук был лидером — эта роль его пока совсем не вдохновляла, — и он сомневался, что признавать свою веру в безумные слова из старого судового журнала хорошая идея. Любое руководство для начинающих лидеров учит, что нужно заботиться о моральном состоянии людей, но и лгать Кук считал неприемлемым, особенно Фабрини, который читал журнал и был рядом, когда Кука коснулся дух умершего Форбса или то, чем он стал, — отпечаток, отражение.
— И что нам делать? — спокойно спросил Фабрини.
— Если б я только знал. — Кук, сев на койку, не отрывал взгляда от своих коленей. — Думаю, мы должны признать, что застряли в страшном месте и здесь происходят страшные вещи.
Боже, а как же моральное состояние?
— Я размышлял над тем, что Форбс рассказывал про тот, другой корабль, — сказал Фабрини. — И думаю, что здесь таких должно быть много. Ты же слышал все то дерьмо про Треугольник Дьявола? Даже если половина историй — правда, здесь должно быть настоящее кладбище кораблей.
— И самолетов.
— Именно. Может, после того как приведем мозги в порядок, продолжим осмотр? Кто знает, что еще тут можно найти?
«Нет, — подумал Кук, — ты просто не понимаешь, что здесь можно найти или что может найти тебя».
Тем не менее в предложении Фабрини было здравое зерно. «Циклоп» являлся одним из сотен — или тысяч — узников Треугольника Дьявола. Корабли и самолеты исчезали в этой мертвой зоне с незапамятных времен, и «Мара Кордэй», несомненно, была не последней. Возможно, где-то рядом находятся другие суда. И пусть даже на них нет людей, но, возможно, есть еда и вода или, чем черт не шутит, моторные лодки, топливо, оружие и тому подобное.
— Мне нравится ход твоих мыслей, Фабрини. Если рядом есть другие корабли, мы сможем найти кое-какие припасы. У нас все получится.
Больше всего Куку нравилась даже не жажда исследования, проснувшаяся в Фабрини, а его неожиданно проявившийся позитивный настрой. Кук понимал, что до этого Фабрини был сильно напуган — а кто из них не боялся и не боится до сих пор? — но переборол страх и был полон решимости, что пришлось как нельзя кстати, потому что в этом месте собственный разум мог уничтожить тебя так же быстро, как и затаившееся в тумане нечто.
Фабрини спросил, выждав пару секунд:
— Почему бы тебе просто не рассказать, что у тебя на уме, Кук? Я к тому, что мне-то это уже не навредит.
— А кто сказал, что у меня что-то на уме?
— Никто.
Кук кивнул:
— Ладно. Все это, конечно, хреново, но небольшие преимущества у нас есть.
Он встал, подошел к иллюминатору и, выглянув наружу, окинул взглядом туман и плывущие мимо водоросли.
— Ты же читал, что написал Форбс. Про белое желе в мертвых телах и в других местах… Что он там писал? Оно испускало странное свечение, доктор обжег руки, прикоснувшись к нему, и ожоги на трупах напоминали те, что остаются от радия. Понимаешь, к чему я клоню?
Фабрини покачал головой:
— Кук, я бросил школу в десятом классе. Растолкуй как следует.
Губы Кука растянулись в ухмылке, но всего на мгновение.
— Радиация.
— Вот дерьмо.
— Да, и ожоги, и то недомогание, которое испытывал экипаж после прогулки по «Корсунду», — все это похоже на радиационное облучение, верно? Лучевая болезнь. В тысяча девятьсот восемнадцатом Форбс ничего не знал о радиации, а доктор Аспер если и знал, то совсем немного. Но все сходится, не так ли?
Фабрини побледнел:
— То, о чем писал Форбс, что убило, по его мнению, экипаж «Корсунда», а потом и его людей… Черт, думаешь, корабль заражен? Мы, наверное, уже светимся в темноте.
— Если мы подверглись воздействию радиации, то уже слишком поздно. Возможно, мы облучены, но не забывай: я просто размышляю, только и всего. К тому же радиационное заражение не всегда держится так же долго, как после взрыва бомбы. Я читал, что большая часть радиоактивного материала имеет период полураспада, который длится несколько дней или недель. Что-то в этом роде. Так что, думаю, спустя почти девяносто лет нам ничего не грозит.
— Пока тварь не вернется.
— Да.
Кук знал, что ходит по тонкому льду, но что-то ему подсказывало, что испускать радиацию для этого существа так же естественно, как для людей — выдыхать углекислый газ. Возможно, это вообще была не радиоактивность в их понимании, а нечто другое, очень на нее похожее.
— Если это нечто придет за нами, — сказал Фабрини, — я хочу, чтобы оно быстрее изжарило нам мозги. Пусть подавится.
— А если оно все еще здесь?
Фабрини покачал головой:
— О, оно определенно здесь. Может, Крайчек и сумасшедший, но это не значит, что он не прав.
9
Они делали для Сольца все, что могли, но этого было недостаточно.
Гослинг, использовав все свои знания по оказанию первой помощи, сделал все возможное при данных обстоятельствах: перевязал раны и остановил кровотечение, дал обезболивающее, промыл глаз стерильным раствором и наложил повязку. Они накрыли Сольца водонепроницаемым одеялом и стали надеяться на лучшее.
— Он не выкарабкается, верно? — спросил Кушинг.
Гослинг пожал плечами:
— Не знаю. Просто не знаю.
Сольц впал в состояние, похожее на кому, время от времени стонал и сильно дрожал: его лихорадило. Он был весь в поту и источал неприятный сладковатый запах паленого мяса.
Джордж посмотрел на мертвую «летучую мышь», туша которой плавала среди водорослей. Он не знал, что именно ее убило: тварь умерла спустя двадцать или тридцать минут после того, как упала в воду. Джордж сомневался, что существо умерло из-за повреждений сенсорного аппарата. Кушинг предположил, что она задохнулась, ведь у нее были жабры и она слишком долго находилась в воздухе. Но это не объясняло того, почему из пасти существа текла желтая жижа, словно ее тошнило собственными внутренностями.
Джордж решил, что это произошло из-за перепада давления: когда глубоководных рыб поднимают в траловой сети, иногда они «взрываются».
— Не знаю, — засомневался Кушинг. — Эта тварь показалась мне довольно живучей, Джордж. Глубоководные существа на поверхности обычно вялые, если вообще выживают.
«Летучая мышь» зависла на некоторое время рядом с плотом. Если она задыхалась, что мешало ей просто нырнуть в воду? Вряд ли это было простое любопытство и она решила утолить его даже ценой собственной жизни. Животные могут быть любопытны, но лишь до определенной степени.
«Возможно, она была больна, — подумал Джордж, ткнув труп веслом. — Может, в этом было дело».
Когда он бросил взгляд на Сольца, ему показалось, что он разгадал загадку.
Сольц умирал либо был к этому близок. Гослинг сказал, что раны у него серьезные, но не опасные для жизни, и все же он, дрожа от озноба или жара, был в состоянии, похожем на кому, словно заразился тропической лихорадкой или его организм выедали паразиты, а может быть, и то и другое. Слюна «летучей мыши» обожгла его, проникла в раны, и кто знает, каких паразитов и что за бактерии она переносила? Это могли быть микроорганизмы, фатальные для человека, патоген, с которым не способна бороться наша иммунная система. Если так, то микробы существа убивали Сольца, а его — убили существо.
Джордж поделился с Кушингом своей теорией.
— Звучит разумно. Ты ученый и даже не подозреваешь об этом! — Кушингу понравилась его идея.
— Да, это, конечно, здорово, но, если Сольц чем-то заразился, мы все в опасности.
— Тебя это беспокоит? — спросил Гослинг.
— Да, — он кивнул.
— Альтернативы?
Джордж знал ответ:
— Ни одной.
Жизнь на плоту, в непосредственной близости друг от друга, без больничных палат, исключала возможность установки карантина. Сольц был одним из них: инфицирован он или нет, заботиться о нем придется даже под угрозой заражения. Они не могли его бросить, в противном случае чем бы они тогда отличались от типов вроде Сакса?
— Ты прав, альтернатив у нас нет. Поэтому?
Джордж пожал плечами:
— Поэтому, думаю, беспокоиться не о чем.
— Знал, что ты так скажешь.
Старый добрый Гослинг, великий прагматик, почти на все смотрел с практической точки зрения.
С помощью ремонтного комплекта он залатал порезы в борту плота и подкачал его ручным насосом. Плот набрал немного воды, но причин для беспокойства не было, разве что надувные дуги сильно пострадали.
Джордж уже начал клевать носом, когда вдруг заметил еще одну тень перед плотом, на этот раз гораздо крупнее манты. Нечто достигало в ширину добрых двадцати футов и, казалось, с каждой секундой увеличивалось в размерах.
Это могло быть подводное скопление водорослей или что-то похуже.
Джордж собирался позвать Гослинга, но тут очнулся Сольц: между судорожными вздохами он лепетал что-то о ржавой цепи велосипеда. Кушинг вытер у него со лба пот, а Гослинг проверил пульс.
— Как он? — спросил Джордж. Гослинг в ответ лишь покачал головой.
Все было понятно без слов. Сольц угасал, и им ничего не оставалось, кроме как просто сидеть и смотреть, как он умирает, — одна мысль об этом казалась кощунственной.
Тем временем тень приближалась и была уже в каких-то десяти футах от плота. Одно из двух: либо они плыли ей навстречу, либо она плыла к ним.
— Видишь? — спросил Джордж Кушинга.
— Да, вижу.
Гослинг тоже заметил тень, хотя был занят, пытаясь поудобнее уложить Сольца. Похоже, у него получилось, потому что Сольц снова вернулся в страну грез, что было самым подходящим из доступных им вариантов: если ему предстояло умереть, то было бы лучше, случись это во сне.
Тусклый свет местного дня вкупе с лучом фонаря пробивал толщу желеобразной воды на пять-шесть дюймов. Джорджу казалось, что тень как раз должна быть на этой глубине, может чуть выше, но они смогли разглядеть лишь черный контур.