Джордж не надеялся пережить это прикосновение. Он представлял себя попавшим в паутину и ожидающим, когда паук впрыснет в него желудочный сок и его мозг начнет растворяться.
Щупальца распутывались, словно клубок пробуждающихся змей.
Шли минуты.
Джордж слушал скрип, с которым щупальца скользили по бортам — ищущие, изучающие. Одно из них поднялось и зависло над головой Сольца — все на плоту затаили дыхание, — прошло в двух-трех дюймах от его лица, нащупало борт и, постучав по нему, удалилось.
Но это был еще не конец.
Щупальца пришли в движение. Казалось, будто студенистая масса была до определенной степени разумна, потому что продолжала ощупывать плот, словно пытаясь выяснить, что он собой представляет. Одно из щупалец скользнуло вверх по борту и, забравшись внутрь, стало трогать вещи: одеяло на ногах Сольца, весло, отсеки со спасательным оборудованием. Наткнувшись на химический фонарь, оно отпрянуло назад, словно ему что-то не понравилось, а потом скользнуло обратно в воду. Четыре или пять других щупалец стали осторожно пробираться вдоль края плота, словно что-то искали.
Одно из них, бледно-желтое, как тыква, оказалось в опасной близости от Джорджа.
Волнистое эластичное щупальце, похожее на гигантского любопытного слепого червя, слегка задело его ботинок, не обратив на это никакого внимания.
«Какого черта оно хочет? — лихорадочно думал Джордж, чувствуя, что теряет над собой контроль. — Что ищет?»
Другие щупальца скользнули в опасной близости от Гослинга и Кушинга: последнему даже пришлось убрать руку, чтобы они его не задели.
Кушингу было что рассказать об этом существе. Оно напоминало скорее гидрозой, чем обычную медузу, — колониальный организм или колонию адаптированных клеток. Медузы так себя не ведут, они не способны прощупывать окружающее пространство и хватать вещи. А если это все-таки медуза, то ее щупальца должны быть покрыты жалящими клетками.
У существа было не больше пары десятков щупалец, и это успокаивало, пока мужчины не пригляделись повнимательнее: сквозь воду просматривались сотни отростков толщиной с волос.
Медуза, после долгих часов любознательного прощупывания, рано или поздно погрузилась бы обратно в воду от скуки или обезвоживания, если бы не Сольц. Он проснулся в бреду, сел, застонал, облизывая губы и тяжело дыша, и стал озираться здоровым глазом, но взгляд его был отрешенным и затуманенным. Сольц отбросил одеяло в сторону, и огромные щупальца тут же зашевелились, скручиваясь и извиваясь.
— Что?! — воскликнул он, задыхаясь. — Что это?! Что… что… что?!
Медуза немедленно отреагировала на голос: серо-фиолетовый сменился бледно-желтым, ярко-оранжевым и, наконец, огненно-красным, как закат.
— Сольц… — прошептал Гослинг, но это не помогло.
Два щупальца поднялись по борту, словно змеи. Сольц не сразу их заметил. Отброшенное одеяло задело их, отчего они стали извиваться, как земляные черви под солнечными лучами.
— Цвета, — пробормотал Сольц, — посмотрите на эти жуткие цвета…
Щупальца налились красным и оранжевым, пузыри вокруг купола стремительно раздувались и сдувались, купол била мелкая дрожь. Еще три или четыре щупальца пробрались, извиваясь, на плот. Сольц схватил весло и замахнулся на них. Они были не настолько сильными, чтобы утащить человека за борт, поэтому, когда весло ударило одно из них, поднявшееся в воздух на манер гремучей змеи, щупальце тут же превратилось в кашу и разлетелось в стороны, как желе. Купол стал ярко-красным, и в сторону Сольца метнулась дюжина щупалец. Несколько ему удалось разбить, но он был недостаточно проворен.
Два или три других обвились вокруг него, и Сольц тут же выронил весло, крича и отбиваясь. Нематоцисты — жалящие клетки — впрыснули в жертву порцию токсинов, и Сольц выпрямился и замер на мгновение, как столб. Дюжина других щупалец обхватила его, и он упал, яростно перебирая руками и ногами, прямо в извивающийся в воде живой лес.
Кушинг закричал и бросился вперед, но Гослинг его удержал.
Сольцу уже нельзя было помочь.
— Ради бога, сделайте что-нибудь! — закричал Джордж. — Мы не можем вот так его бросить!
— У нас нет другого выбора, — сказал Гослинг, еле держась на ногах. — Здесь ничего уже не поделаешь, не смотрите туда.
Джордж не мог заставить себя отвернуться. Это было все равно что смотреть на человека, упавшего под поезд в метро: то, что ты увидишь, возможно, будет менее страшным, чем то, что нарисует тебе воображение, если ты отвернешься.
Сольц был не в себе, когда напал на щупальца. Для него происходящее было сном, и он руководствовался логикой сна. Когда щупальца его коснулись, он тут же почувствовал, как жгучая боль распространяется по оголенным рукам и лицу, будто в кожу впились раскаленные докрасна иглы, — из глаз брызнули слезы, и Сольц закричал.
А потом он оказался в воде. Сольц барахтался среди чего-то похожего на извивающиеся водоросли, и они, облепив его лицо, обвившись вокруг рук, обжигали кожу. Многие порвались и свисали с него клочьями блестящей пленки. Купол, налившись красным, пульсировал и содрогался. Сольц пытался кричать, хотя его рот был забит студенистым полипом, а жалящие клетки накачивали его нейротоксинами.
Кто-то звал его, но голос шел откуда-то издалека, был глухим и неестественным. Сольц пытался освободиться, но тщетно: он буквально увяз в медузе. Волны конвульсивной боли нахлынули на его ноги, живот, а потом и на руки и плечи, но Сольц все еще продолжал царапаться и отбиваться, пытаясь выбраться.
— А-а-а-а-а! — Он вдохнул и тут же поперхнулся водой. — Помогите мне! Помогите мне-е-е!
Сольц рвал плавательные пузыри и царапал купол медузы, отбивался от извивающихся ядовитых кнутов, но запутывался еще сильнее. Тело пронзала ослепляющая боль, в голове гудело. Он слышал какие-то крики, вопли, визги, но разобрать их было сложно из-за его собственных криков, слабеющих и отдающихся эхом, как в пустой комнате. Боль затмила собой все, словно Сольц оказался в застенках пыточной камеры, и он продолжал тонуть, объятый щупальцами, со ртом, полным жгучей слизи, от которой распух язык.
Сольц погружался в воду, и очень медленно все вокруг становилось серым. Он не видел ничего, кроме щупалец, купола и клочьев существа, кружащихся в потоке пузырьков. А затем все стихло. Замерло. Не было ни звука, ни движения, только успокаивающая, уютная серость, поглотившая все и вся.
На мгновение Сольц вырвался на поверхность, а затем окончательно ушел под воду, в пустоту.
Люди на плоту наблюдали, оцепенев от ужаса. Джордж увидел, как Сольц в последний раз появился на поверхности: повязка с поврежденного, блестящего, налитого кровью глаза исчезла. Казалось, Сольц смотрел, не отрываясь, прямо на него, а затем, опутанный алыми жгутами, скрылся в пенящейся, грязной воде, словно умирающее солнце.
Больше Сольца они не видели.
10
Когда Сакс вернулся, Фабрини уже спал на своей койке, но Кук бодрствовал. Он сидел в каюте, пытаясь собраться с мыслями, что давалось ему нелегко. Лицо Сакса было измазано грязью, как будто он ползал в машинном отделении.
— Крайчек вернулся? — спросил Кук.
Сакс покачал головой:
— Я его не видел. Менхаус пошел его искать.
— Думаю, он найдет его.
Кук ждал от Сакса типичного ответа с гомосексуальным подтекстом, но его не последовало. Ни про мать, развлекающую футбольные команды, ни про отца, трахающего свинью, — ничего подобного, Сакс стоял молча, и взгляд у него был немного странный.
— Нашел что-нибудь? — спросил Кук.
— Ничего особенного. Там повсюду этот грибок. Нашел внизу несколько скелетов, но их владельцы давно мертвы.
Сакс добавил, что обнаружил камбуз. Столовые приборы были грязными, но пригодными для использования. Продукты давно сгнили, мешки с мукой и сахаром заросли грибком, та же участь постигла бочки с водой и хлеб, но он нашел несколько запечатанных контейнеров с соленой свининой.
— Думаешь, она еще съедобна? — спросил Кук.
— Вполне возможно. Только я не уверен, хочу ли класть ее в рот.
— Что еще?
— Крысы.
— Крысы?
Сакс кивнул:
— Я их не видел, но слышал, как они скребутся в переборках.
Сакс ушел к себе в каюту, все с тем же странным выражением глаз, и Кук понял, что что-то стряслось: либо он что-то видел, либо что-то сделал, либо собирался сделать. В любом случае, Кука это не особо волновало.
Когда Сакс ушел, он запер дверь каюты, свернулся калачиком на своей койке, предварительно найдя более-менее чистый матрас, укрылся водонепроницаемым одеялом со шлюпки и почти сразу же уснул, думая о шорохах в стенах и крысах. Ему снились призраки.
11
В течение получаса после гибели Сольца никто не проронил ни слова. Возможно, они не могли говорить из-за увиденного, а может, боялись собственных слов и того, к кому бы они были обращены, кого бы они обвинили. Поэтому молчание было лучшим вариантом.
Медуза на время исчезла вместе с Сольцем, но вскоре вернулась.
Она была уже не так близко от плота и плыла чуть впереди, в том же направлении, что и они. Купол почти полностью находился под водой, но то и дело на время поднимался над поверхностью. Даже на таком расстоянии — футов сто, насколько позволял туман, — было видно, что вода кишит щупальцами: извиваясь, они тянулись к плоту, скользили вокруг, под днищем и лошадиной гривой вились позади. Люди оказались в ловушке: осознавать это было так же болезненно, как наблюдать за гибелью Сольца в объятиях морского чудовища.
Почти.
— И что теперь? — услышал Джордж собственный голос, хотя собирался лишь мысленно задаться вопросом, как обычно бывало с ним в последнее время.
Гослинг, прищурившись, посмотрел на медузу. Она походила на гигантский пластиковый мешок для мусора, только уже не гладкий и упругий, а сдувшийся и сморщенный. Существо не отреагировало на голос Джорджа.
— Да, — произнес Кушинг, — что теперь?