— Будем ждать, — ответил Гослинг.
— Я устал ждать. Больше не могу, — сказал Джордж, осознавая, что Мертвое море скоро доведет его до крайности и он окончательно лишится рассудка. — Я больше не могу. Может, врежем по этой твари из ракетницы? Посмотрим, чувствительна ли она к боли.
— Зачем? Чтобы ее разозлить?
— А почему нет?
— Почему нет? Разве не видел, что она сделала с Сольцем, когда он ее разозлил? Хочешь прожечь в ней дыру, чтобы она взбесилась? Ладно, я с тобой. Только скажи, что мы будем делать, когда она бросится на нас и атакует плот? Скажи мне, умник.
Джордж почувствовал, что у него покраснели щеки.
— Значит, вы хотите трусливо сидеть и ждать, когда эта тварь выберет удобный момент, чтобы нас прикончить?
— Заткнись, кретин чертов! — рявкнул на него Гослинг.
— Послушайте, вы двое, — сказал Кушинг. — Вот это ни к чему.
— Заткни хлебало, — огрызнулся Джордж. — Наш господин и повелитель хочет, чтобы мы сидели и ждали, когда гребаное морское чудовище снова проголодается. Я ждать не собираюсь. Если нам суждено умереть, так давайте умрем как мужчины. Покажем этой твари, где раки зимуют.
Гослинг покачал головой:
— Джордж, не будь дураком. Злить ее нет никакого смысла. Посмотрите на нее! Похоже, она сдохла. Может, Сольц ее ранил.
— Ага, а может, она просто тянет время, ждет подходящего момента, чтобы прыгнуть на нас.
— Ты ее переоцениваешь, Джордж. Это всего лишь гребаная медуза, а ты относишься к ней как к городскому хулигану. Это просто животное, существо, не способное ни думать, ни строить планы, низшая форма жизни, которая может только реагировать. Верно, Кушинг?
Кушинг кивнул:
— Вот-вот. Она просто реагирует на внешние раздражители. Не могу представить, что это разумное существо. Даже мышь, наверное, умнее.
Джордж понимал, что ведет себя нелепо, что внезапно стал самым слабым звеном, но отступать не хотел. Особенно сейчас.
— Откуда ты знаешь, Кушинг? Правда, откуда ты можешь это знать? Эта медуза не из тех, что живут у нас дома. Она развивалась по-другому. Возможно, она умеет думать и строить планы. Что тогда?
— Тогда мы в заднице, Джордж, — сказал Гослинг. — Еще вопросы есть?
— Давайте успокоимся. — Кушинг перевел взгляд с одного на другого. — Расслабьтесь. Наделять медузу интеллектом довольно смело, Джордж. Думаю, такое возможно, хотя вряд ли. Кто ее знает, может, как сказал Гослинг, эта тварь умирает и у нее не осталось сил на то, чтобы драться… и жить, коли на то пошло. Хотя медузы устроены совершенно иначе, чем мы, и для них травмы — это не то же самое, что для нас.
Джордж вздохнул. Они были правы. Конечно, правы.
— Черт… просто ожидание у меня уже в печенках.
— А нам больше ничего не остается делать, — сказал Гослинг. — Кто его знает, может, она просто уплывет.
— А я так не думаю, — возразил Кушинг и показал в сторону медузы.
Они увидели, что медуза резко надулась, как воздушный шар, поднялась из воды, украшенная венцом из водорослей. Окружающие ее пузыри тоже раздулись и стали похожи на пульсирующее ожерелье. Из воды появилось несколько мясистых извивающихся щупалец, которые заскользили по скоплениям водорослей.
Выглядела она вполне здоровой.
Раздувшийся купол стал круглым и упругим. Он поблескивал от грязной воды и издали напоминал мокрый винил. Затем, словно услышав разговор мужчин, купол стал вспыхивать разными цветами: сперва окрасился в темно-фиолетовый, словно сочная слива, потом порозовел, а затем стал пурпурного цвета и на этом не остановился. Кроваво-красный цвет портвейна сменился коралловым, а потом ослепительным неоново-желтым.
Джордж в изумлении смотрел на игру цветов. При других обстоятельствах эту медузу можно было бы назвать чудом природы и показывать за деньги в огромном аквариуме. Но здесь и сейчас коварная и смертоносная тварь угрожала им и ему очень хотелось, чтобы ее раздавила какая-нибудь гигантская нога, чего, собственно, и заслуживали все подобные твари.
Но эти цвета… Джордж, конечно, не был специалистом по беспозвоночным, и его знания о поведенческих механизмах низших видов уместились бы в наперстке, но все же он был уверен, что в этих цветах скрыто нечто большее, чем простая химическая реакция. Он не мог избавиться от мысли, что тварь пытается общаться с ними совершенно чуждым им способом.
Можно ли рассматривать цветовую игру как язык? Смешно, конечно, по крайней мере с точки зрения людей, для которых язык неотрывно связан с устной или письменной формой, знаками и символами. Но разве эта мысль настолько абсурдна? Разве язык — это не организованное, систематизированное расположение звуков, букв или изображений, как в пиктографических алфавитах? Медуза умела воспроизводить все основные цвета и сотни, если не тысячи, оттенков. Разве не мог каждый отдельный цвет отвечать за конкретную мысль, точно так же, как нарисованные на бумаге символы?
Джордж посмотрел на медузу совершенно новыми глазами.
Он открыл себя для нее полностью, хотя понятия не имел, что делает, позволил цветам проникнуть в свой разум и почти подсознательно начал отождествлять определенные цвета с определенными мыслями. Язык цвета — чуждая, безумная идея, но почему нет? Джордж наблюдал за цветами и чувствовал, что они тоже за ним наблюдают, и, получая сообщения, посылал свои. Переводил собственные мысли в сверкающие полосы ярких цветов: «Просто уплыви, ты должна уплыть. Конечно, ты не хочешь причинять нам вред. Ты всего лишь защищалась от Сольца. Но ты опасна для нас, для нашего вида. Поэтому, пожалуйста, просто уплыви».
— Она погружается, — сказал Кушинг.
Медуза ушла под воду. Они видели ее у самой поверхности — маслянистую массу, вытягивающуюся в ширину и пульсирующую. И вдруг она очень быстро направилась к плоту.
— Черт! — воскликнул Гослинг.
Они сгрудились в центре плота. Гигантская, жуткая медуза неслась на них сквозь студенистую воду, оставляя за собой медленную рябь, но удара не последовало. В последний момент тварь нырнула и исчезла во тьме моря. Плот качнулся от вызванных ею волн, а затем успокоился.
Какое-то время никто не шевелился.
Все ждали, что медуза атакует их снизу, наполнит плот жалящими щупальцами. Прошло пять минут, десять. Она так и не вернулась. Плот продолжал плыть, пробиваясь сквозь островки водорослей, скользя по поверхности протоплазменного моря.
— Надеюсь, гадина уже далеко, — произнес Кушинг.
На что Гослинг ответил:
— Давайте не будем сидеть и ждать, когда она вернется. Давайте хотя бы грести. Это пойдет нам на пользу
Кушинг и Гослинг взялись за весла, и плот двинулся дальше по темным каналам, петлявшим между наносов водорослей.
Джордж гадал, было ли исчезновение медузы чистым совпадением или результатом чего-то гораздо более важного.
12
— Нет, мы все пойдем, — сказал Кук. — Все до одного. Мы собираемся осмотреть корабль, и сделаем это вместе.
Они стояли у своих кают, вдыхая смрад судна и ощущая на себе его зловещую тяжесть. Кук вызвал всех в коридор и заявил, что бродить по кораблю в одиночку не лучшая идея.
— Корабль — старая развалина. Многие палубы прогнили. Провалитесь — и никто об этом не узнает, — объяснил он, хотя гнилые палубы пугали его меньше всего. — Поэтому, если хотите размять ноги, обязательно берите кого-нибудь с собой.
Фабрини с Менхаусом не возражали, Крайчек пожал плечами, но у Сакса предложение, конечно же, вызвало ухмылку:
— Хочешь быть большим боссом, Кук, валяй. Но командовать мной ты не будешь.
— Господи, Сакс, — сказал Фабрини. — Делай, что тебе говорят.
— Тебя кто спрашивает, Фабрини? Я разговариваю с Куком, большим боссом. Поэтому, будь добр, иди на хрен. — Он снова повернулся к Куку. — Я буду делать то, что ты говоришь, только если захочу. Если ты решил, что я пленник, то подумай еще раз.
Менхаус покачал головой:
— Снова начинаешь, Сакс? Мы поверили тебе и развязали, а ты снова начинаешь?
— Заткнись, толстяк, — огрызнулся Сакс. — Я буду делать что хочу. Вот и все. К тому же, когда меня не будет рядом, у вас с Фабрини появится время, чтобы пососаться.
— Членосос! — взревел Фабрини и двинулся на Сакса.
Но не успел он подойти, как тот отступил назад и вытащил нож. Семидюймовое лезвие выглядело острым, будто Сакс его наточил.
— Не заставляй меня делать глупости, Фабрини, потому что я не хочу.
Фабрини вытащил свой нож, и они встали друг напротив друга, сверкая глазами.
Менхаус побледнел. Крайчек улыбнулся, полагая, что драка неизбежна.
Кук, единственный не утративший трезвости ума, встал между двумя дебоширами. Браунинг был под рукой, но Кук не спешил его доставать.
— Эй, вы двое, хватит. Уберите ножи. — Он перевел взгляд с Фабрини на Сакса, барабаня пальцами по рукоятке пистолета. — Я серьезно.
Оба поняли намек и отступили назад. Ножи исчезли.
— Знаешь, Сакс, у нас здесь достаточно проблем и без твоего дерьма. Хочешь гулять по этой рухляди и свернуть себе шею? Валяй. Не велика потеря. Но если еще раз наставишь на кого-нибудь нож, богом клянусь, я завалю тебя, как бешеного пса. А если думаешь, что я шучу, блефую, давай, проверь прямо сейчас.
Сакс облизнул губы. Было видно, что он хочет вытащить нож и показать этим придуркам, из чего сделан, но он отступил. Парни вроде него так не поступают, они никогда не планируют отступлений. Ему пришлось сдаться, и это наполнило его ядом: что ж, он прибережет его до момента, когда сможет им воспользоваться. Сакс понял, что Кук не блефовал и убил бы его.
— Ладно, — сказал Сакс, — теперь, когда мы знаем, кто главный, давайте пройдемся и посмотрим, что к чему.
Крайчек продолжал улыбаться.
— Да, ничего я так не люблю, как корабли-призраки. — Он покачал головой. — Что вы хотите найти?
— Не знаю, — ответил Менхаус. — Людей, например. Может быть.
Крайчек рассмеялся:
— Людей? Людей? Здесь никого не осталось. Нет никого уже многие годы. Что-то… что-то плохое забрало этих людей, просочилось из темных глубин и забрало их…