Это место — чистилище или лимб, пограничная область на окраине ада. Возможно, это Бог наказывает нас, не знаю почему. Мы с Робертом были хорошими людьми, не делали ничего плохого. Мы не заслуживаем того, чтобы нас бросили в этом ужасном месте.
Боже милостивый, почему? За что?
Что мы сделали?
Роберт очень болен. Мне кажется, он умирает. Его лихорадит, он бредит и думает, что я его мать. Я уже сама не знаю, кто я. Мой разум словно блуждает где-то, и я не знаю, где сон, а где явь.
Прошлой ночью, а может, несколько дней назад — не знаю точно, — я ходила по палубе и увидела нечто похожее на огромную блестящую змею. Когда я подошла ближе, она пошевелилась и уползла за борт. Наверное, это было щупальце какого-то морского чудовища. В тумане скрываются ужасные вещи. Странные звери и другие, более опасные существа, которые пытаются залезть мне в голову. Но я не пущу их.
О Боже, слышу звуки. Звуки на корабле. Но я не должна их слышать. Наверное, они у меня в голове.
Я так напугана.
Так напугана.
Если Роберт умрет, я останусь одна.
О Боже, дай мне силы лишить себя жизни. Пожалуйста!
27 (?) Января 1955
Я не одна здесь.
Есть еще кто-то.
Женщина.
Я слышала ее ночью.
Она что-то напевала в коридоре.
Напевала, напевала, напевала.
29 (?) января
Роберт мертв. Думаю, что мертв. Он не двигается и очень холодный. Все перепуталось. Жизнь превратилась в лабиринт, в арабеску, и я не могу найти из нее выход.
Я не могу спать.
Когда закрываю глаза, слышу, как Роберт зовет меня. Почему он зовет меня, если он умер? Иногда мне кажется, что он шевелится, но мертвые не могут шевелиться, и мне уже начинает казаться, что я тоже умерла. Возможно ли такое? Потому что я не уверена, что жива.
Нет, я не могу спать.
Вчера ночью или сегодня, не знаю точно, я очнулась, почувствовав горячее дыхание у уха. Пахло так, будто что-то гниющее наклонилось ко мне. Я не видела, что именно, но что-то там было. Оно говорило мне ужасные вещи, хотело, чтобы я совершила самоубийство. Я слышу его ночью, слышу, как оно шепчет в коридоре. Я крепко запираю дверь и прижимаюсь к Роберту, но оно видит меня сквозь дверь, и я чувствую, как оно мне улыбается.
Кажется, это женщина.
Да, как я и думала.
Мне кажется, это все-таки женщина.
Возможно, она сумасшедшая и тоже заперта здесь. Но она опасна. Она безумна. Она пряталась в черных, зловонных недрах корабля. Думаю, она ест крыс. Наверняка. О Боже, как же она должна выглядеть после всех этих лет? Есть крыс, жить как гриб, во влажной тьме…
Она не может быть человеком. Таким, как я.
А голоса? Как давно я слышу те голоса?
5 (?) февраля
Теперь я боюсь постоянно.
Эта женщина не оставляет меня в покое, даже днем… Если здесь есть такое понятие, как день. Она преследует меня, гоняется за мной по всему кораблю. Сегодня я едва смогла вернуться назад, а потом она скреблась в мою дверь. Она знает, как меня зовут. Откуда-то знает мое имя.
Еды становится все меньше. Что я буду потом есть? Я не буду есть то, что она мне предлагает.
Роберт открыл глаза и заговорил со мной. Он сказал: «Если проголодаешься, ты что угодно съешь, моя прекрасная крошка».
Нет, нет, нет. Я не буду записывать это. Ничего не буду записывать.
Роберт мертв, мертв, мертв. Я не должна забывать, что он мертв, а мертвые не разговаривают.
Мне это не нравится.
Мне это не нравится.
Мне это не нравится.
10 (?) февраля
Да, я боюсь все время.
Как долго нужно бояться, чтобы суметь наконец избавиться от страха?
Осталось лишь немного заплесневелого хлеба. Плесень я тоже съем. Да, съем. Смотрите, как я ем плесень. Она зеленая и на вкус как дрожжи. От нее меня выворачивает наизнанку.
Я убила крысу.
Вкусно.
11 (?) февраля
Я уже не боюсь эту женщину.
Она хочет быть моей подругой, она так и сказала.
Вчера или сегодня ночью, а может, на прошлой неделе, я слышала, как она напевала в коридоре. Это непрекращающееся, безумное пение. Я взяла нож. Нож и свечу. Я остановлю это пение, или оно сведет меня с ума.
Я видела ее.
Уродливое, карликовое существо в лохмотьях. Лицо белое, как у трупа. Желтые глаза. Она ждала меня в темной каюте. Я хотела ее убить. Она не разговаривала со мной, только напевала. У нее есть кукла. Я видела. Маленькая кукла на проволоках, которые заставляют ее танцевать. Боже милостивый, это не кукла, это мумия ребенка. У нее тоже желтые глаза. Она улыбается мне и начинает пускать слюни. Она завернута в грязное одеяло, и я видела, как под ним что-то шевелится. У куклы-ребенка слишком много ног.
Я заперлась у себя в каюте.
Что-то объело труп Роберта. Крысы. Должно быть, они приходили, пока меня не было. Пришли и объели его.
Ужас.
15 (?) февраля
Эта женщина мне не подруга. Она мне не нравится.
Она уже не поет. Она сидит у двери каюты и свистит. Ее свист мелодичный, но жуткий. Ей нравится свистеть, когда я ужинаю. Этот свист заставляет меня думать всякое и делать всякое, чего я потом не помню.
Почему она меня мучает? Чего она хочет?
Почему продолжает скрестись в дверь? Возиться с задвижкой?
Я не впущу ее.
Она хочет мою еду, но я не буду с ней делиться.
Она и ее кукла-ребенок голодны. Пусть едят крыс.
Роберт говорит, что нашей едой нельзя делиться.
Это наша еда. Наша секретная еда.
Пусть голодают.
Голодают.
Голодают.
Голодают.
На этом месте Кук прервал чтение. Это было ужасно, все равно что заглядывать сквозь грязное окно в сумасшедший дом или принимать участие в экскурсионном туре по сознанию сходящей с ума женщины. Кук нервничал: Лидия умалчивала обо многих жутких вещах, например о том, что именно она ела. Кук догадывался, что это могло быть.
— Зачем мне это читать?
— Увидишь. Читай дальше.
— Это бессмысленно.
— Вовсе нет. Ты все поймешь, когда дочитаешь. — Лицо Сакса было искажено гримасой, глаза выпучены от страха. — Тебе не нравится, верно? Что ж, мне тоже не понравилось. Знаешь, каково мне было это читать? Здесь, внизу, одному читать это безумное дерьмо? Конечно, я слышал звуки, странные звуки. Сейчас я хотя бы не один.
Кук вздохнул и продолжил чтение.
21 (?) февраля
Я слышу по ночам звуки, а может, они у меня в голове.
Разные звуки, как будто за дверью ползают змеи. Откуда там столько змей? И почему они свистят? А может, это та безумная женщина? Или это я?
Я в замешательстве.
Я не знаю.
Стены сводят меня с ума. В переборках есть заклепки, только это не заклепки. Я знаю, что это не настоящие заклепки. Да, это крошечные желтые глаза, они мигают и смотрят на меня. Им нравится наблюдать за мной. Теперь я не одна, больше никогда не буду одна. Эти глаза хотят узнать секреты, которые я заперла у себя в голове, но ключ к ним есть только у меня. Глаза только смотрят, но не могут меня коснуться и чего-то ждут. Ждут, чтобы я что-то сделала.
Но что именно?
Я вырезала ножом у себя на ладонях улыбающиеся рты.
Эти рты будят меня.
Им нравится кричать.
25 (?) февраля
Безумная женщина по-прежнему бродит по коридору.
О, она думает, я не знаю, чего она хочет, но я знаю, потому что легко читаю ее мысли, как свои. Ха, ха, ха. Такого она не ожидала.
И все же она продолжает ползать в коридоре. Это она издает те звуки. Тук, тук, тик, тик, тик. Чтобы издавать такие звуки, нужно обладать дюжиной ног.
А еще шуршание.
Жуткое шуршание.
Даже сейчас оно эхом отдается у меня в голове.
26 (?) февраля
Я проснулась опутанная паутиной.
Должно быть, женщина приходила, когда я спала. Она умеет ползать очень незаметно. Я вся в нитях паутины. Я их не вижу, но чувствую: они липкие, клейкие и влажные от паучьей слизи. Вся паутина словно усыпана жемчугом — наверное, это яйца. Яйца «кукольных» пауков. Хе, хе. Какая странная картина! Но я знаю, что это происходит на самом деле, действительно происходит. Они там ползают, перебирают ножками.
Неужели они думают, что я не знаю?
Да, я проснулась вся в паутине.
Когда я ходила по каюте, паутина была повсюду. Представьте, каково натыкаться на паутину лицом, а тут миллиарды нитей.
Тише. Они там… женщина и «кукольный» ребенок. Слышите, как они ползут? У них тысячи ног.
Я знаю, что они затевают.
Знаю, что она затевает.
Подползают и смотрят сквозь дыры в стенах.
Думает, я не слышу, как она шепчет богохульства?
Март
«Кукольный» паучок плачет.
Плачет в коридоре и ползает на своих длинных черных ногах. Он голоден. Он хочет молока. Он сосет молоко из тех штук, закутанных в паутину под потолком.
Я слышу, как он кормится по ночам.
Он хочет покормиться мной, этот маленький «кукольный» паучок. Я увидела его сквозь дыру в стене, а он увидел меня. У него много глаз, и они все черные.
Ему нужно кормиться.
Я дам ему покормиться мной, этому сладенькому злому «кукольному» паучку. Да, да, да. Он царапает мой голый живот. Этот паучок весь волосатый, пухленький, и он гукает. Я дам ему покормиться моей грудью. У него во рту, полном слизи, очень острые зубы.
Сосет и сосет.
Прикосновение его языка заставляет меня кричать. Мне нравится кричать.
Март (?)
Крадется в коридоре.
Даже сейчас я слышу, как она ползает в коридоре.
У нее уже не один ребенок, и у всех много ног. Тысячи ползучих ног.
У меня всего две.
Но у меня десять пальцев.
Я могу заставить их ползать.
Вижу, как они ползают.
По стенам, по лицам.
Мои любимые паучьи ножки, я вижу, как они ползают.
27 марта
Я ползаю по стенам.
Роберту это не нравится.
Не нравится, что я опутана паутиной.
В паутине есть вкусные штучки.
У меня много ног, с помощью которых я ползаю по стенам, по полу и под шкафами.
Это очень весело.