8
В рулевой рубке Айверсон забыл про свой «Хастлер», сиськи, задницы и все остальное. Он клевал носом, когда вошел Гослинг, мечтал, чтобы быстрее наступило утро, поглощая кофе в невероятных количествах.
Теперь сна не было ни в одном глазу. И кофеин тут был ни при чем.
Радио не работало, спутниковая связь тоже. Компас сошел с ума. Айверсон был современным моряком: он полностью доверял технике, и, когда она вышла из строя, был вынужден вернуться к астрономической обсервации, навигационному счислению, бумажным картам и секстантам. Назад в джунгли. Как в старые времена, когда корабль в море был все равно что на другой планете: один в неизвестности.
Айверсон отхлебнул кофе.
Он смотрел на экран радара. Последний час тот был пуст, но теперь показывал что-то большое, простирающееся, казалось, на многие мили, похожее на густой туман. Только Айверсон никогда не видел такого тумана. Даже радарный компьютер не мог точно определить, что это было: нечто определенно не твердое, а газообразное, как туман, только гораздо плотнее. И «Мара Кордэй» на всех парах неслась прямо в него.
Уже дважды Айверсон порывался позвонить старику, но колебался. Что он ему скажет? Густой туман? «Господи Иисусе! — воскликнул бы капитан, — Айверсон, ты позвал меня взглянуть на туман?» Нет, он не мог вызвать его по этому поводу, к тому же дежурным на корабле был Гослинг, и Айверсон не хотел лезть через его голову. Гослинг был из тех типов, которых лучше не злить. Помощник капитана первым увидел надвигающийся туман и указал Айверсону, как тот разрастается и с какой невиданной скоростью двигается — в шестьдесят узлов. Им было его не обойти. Чем бы он ни был, он настиг их и держал крепко, ей-богу.
— К тому же, — заметил Гослинг, — что, черт побери, я скажу капитану? Что мы отклонились на двадцать миль от курса, чтобы избежать столкновения с гребаным туманом?
Конечно, логика в его словах была, но легче от этого Айверсону не стало. Рулевой видел, что туман почти настиг их, видел, как он заполняет экран радара и разверзается, словно пасть гигантского зверя, готового их проглотить.
Айверсон начал тихо молиться.
9
Джордж Райан и Кушинг стояли в носовой части и смотрели, как корабль взрезает блестящую водную гладь.
— Не так уж и плохо, — сказал Джордж. — В таком море можно и поплавать.
Кушинг улыбнулся:
— Не радуйся раньше времени. Это ненадолго. Всего лишь аномальный штиль.
Джордж внезапно прищурил глаза и всмотрелся в ночь.
— Смотри, — сказал он. — Видишь?
Вдали словно кто-то натянул трепещущий белый брезент. С каждой секундой он увеличивался, как огромное пятно, пожирая темноту и море фут за футом.
— Туман, — неуверенно сказал Кушинг.
Джордж не видел ничего подобного. Это было огромное, вздымающееся покрывало бледно-желтого тумана, сияющее и искрящееся. У Джорджа перехватило дыхание, почти минуту он не мог оторвать от тумана взгляд — словно облака спустились с неба и поглощали все на своем пути.
— Вот это зрелище, а?
Джордж и Кушинг повернулись. Позади них стоял, скрестив на груди руки, Гослинг. Изо рта у него торчала трубка. Вид у помощника капитана был напряженный.
— Вы когда-нибудь видели такой туман? — спросил Джордж.
— Конечно, много раз. Здесь они часто бывают, — ответил Гослинг.
У Джорджа почему-то появилось странное чувство, что его обманывают.
— Мы обойдем его? — поинтересовался Кушинг.
— О чем ты?
И тут они поняли, что он имел в виду: туман был повсюду, приближался к ним, казалось, со всех сторон, и избежать его, не повернув назад, было невозможно. Но он двигался с такой скоростью, что они никогда бы не ушли от него.
— А что, туманы всегда так светятся? — спросил Джордж.
Гослинг едва заметно улыбнулся.
— Конечно. — Он выбил трубку, постучав ею по перилам. — Минут через двадцать здесь будет настоящий гороховый суп, так что лучше спускайтесь вниз.
Они ушли, а Гослинг остался: он испытывал странное, непреодолимое желание встретить туман.
Он с трепетом принялся ждать.
10
Джордж не мог заснуть.
Он лежал, ощущая под собой еле заметную вибрацию судна, но она его совсем не волновала. Спустя какое-то время тело привыкает ко всему. Настоящая проблема скрывалась у него в черепной коробке: его мучила паранойя. Раньше это было просто неприятное чувство, вроде тревоги, которую человек испытывает перед походом к дантисту или подачей налоговой декларации. Вполне нормально.
Но эта паранойя была другого рода.
Он знал, что ее причина не в россказнях Сакса про хищников из джунглей. Такие вещи ожидаемы в подобных местах.
Это было что-то другое.
Черный, безжалостный страх, терзавший нервы, как кошка мышь, не отпускал его. Стоило Джорджу закрыть глаза, он тут же испуганно их открывал, задыхаясь, словно его душили. Это было предчувствие надвигающейся беды, почти стопроцентная уверенность, что в ближайшее время случится что-то страшное.
Над ним словно сгущались тучи.
Джордж лежал, ожидая самого худшего, задаваясь вопросом, какую форму это нечто примет и когда. Ему казалось, что он скоро сойдет с ума, но Джордж понимал, что это будет меньшим из зол: туман мог настичь их в любой момент, если уже не настиг. Он тщетно пытался избавиться от мысли, что Гослинг нервничал из-за приближающегося тумана. Джордж мало знал о туманах, особенно морских, но в этом определенно было что-то необычное, и он ни секунды не верил, что туман может так светиться.
Это было противоестественно.
Что ему сказала в гавани Лиза?
«Берегись больших крокодилов, Джордж. И берегись моря. В море случаются странные вещи. Мой отец был моряком, и он всегда так говорил. В море случаются странные вещи».
Джорджа передернуло.
Ее слова становились пророческими.
11
Кушинг не ложился дольше остальных.
Фабрини и Менхаус уже дремали, стряхнув тревожные мысли. Джордж и тот поддался сну, Сакс и Сольц разошлись по каютам, но Кушинг бодрствовал еще долгое время, терзаемый смутными предчувствиями.
Он отличался от остальных. И не потому, что считал себя лучше других, не имевших, в отличие от него, образования. Кушинг не был лучше, он был просто другим. Он не был ни водителем грейдера, ни бульдозеристом, как остальные, и пришел как офис-менеджер, клерк, посредник между командой Сакса и людьми с рудника. Его работой было следить, чтобы у команды было все необходимое и вовремя.
И это была правда, в определенной степени.
Он был единственным из команды, кто знал Франклина Фиска лично. Сакс имел дело с ним и его людьми во время работы над некоторыми проектами в Южной Америке, но это были строго деловые контакты. Кушинг, напротив, знал Фиска очень хорошо, работал у него почти десять лет. Он сыграл важную роль в реализации многомиллионной маркетинговой стратегии выхода Фикса на зарубежный рынок. Так получилось, что Фиск был женат на сестре Кушинга. Никто из команды не знал об этом. И никто никогда не узнает.
Никто не узнает правды.
А правда заключалась в том, что Кушинг был шпионом: Фиск лично выбрал его для того, чтобы он присматривал за Саксом. Ходили слухи, что Сакс тот еще мерзавец. Он делал свое дело, проекты завершал в рамках установленных бюджета и графика, но ходили слухи, что он алкоголик, пьет дни и ночи напролет в своей палатке, пока другие работают без передышки, склонен к рукоприкладству и часто обращается с местными рабочими как с рабами. Во время работы над последним проектом Сакс был обвинен в изнасиловании деревенской девушки, а также должен был понести ответственность за гибель трех местных во время взрывных работ. Сакс, предположительно, установил заряды, чтобы расчистить дорогу от перегородившего ее обломка скалы, но забыл проинформировать об этом рабочих.
Это был человек, который мог нанести удар по репутации «Фиск Текнолоджис» и ее головной компании, «Фиск Интернэшнл». И все же Фиск использовал его: Сакс всегда предлагал самую низкую цену. Но в этот раз к нему приставили Кушинга.
Кушингу это не нравилось, но он был обязан Фиску всем, поэтому решил смотреть во все глаза.
Конечно, если Сакс узнает об этом, а слухи окажутся правдой, Кушинг труп. Крокодилов и змей ему придется опасаться в последнюю очередь.
Он лежал и думал о смерти, чувствовал, как она тянет к нему свои пальцы.
12
Корабль полностью затянуло туманом, даже ходовые огни прорезали его клубящуюся массу всего на несколько футов. Гослинг стоял и смотрел на туман, ощущал и познавал его. Никогда прежде он не видел ничего подобного: туман был неестественно желтым, светящимся, искрился, словно заряженный электричеством, будто в нем скрывалась пульсирующая, спящая сила, и казался аномально холодным, как воздух из морозильной камеры, и оставлял на коже влажный, липкий осадок. Он был каким-то неправильным, этот туман, это овеществленное безумие, и Гослинг нутром чуял, что он не несет ничего хорошего. Помощник капитана знал, что именно туман вывел из строя радио, свел с ума компас и парализовал систему навигации. Один вид бесцельно вращающейся стрелки компаса приводил Гослинга в глубокую тревогу, природу которой он еще не мог до конца постичь.
Помощник закурил трубку и внимательнее всмотрелся в туман. Казалось, тот не просто проносится мимо, увлекаемый невидимыми ветрами, а принимает перед носом судна форму гриба, закручивается по спирали, словно некий ужасный вихрь, и неумолимо затягивает корабль.
И запах.
Что это был за жуткий запах? Интенсивный, влажный, напоминающий о времени прилива, когда море исторгает на берег гниющих жертв своего коварства, смрад все усиливался, и Гослинг прислонился к рулевой рубке, с трудом сдерживая рвотные спазмы.
А потом стало еще хуже: появился едкий, приторный химический запах метана, аммиака и сероводорода. Задыхаясь, Гослинг опустился на колени. Его легкие отчаянно жаждали воздуха, но тот был непригоден для дыхания: все равно что дышать ртом, набитым заплесневелыми водорослями. Воздух стал то ли слишком тяжелым, то ли слишком разреженным. Он был влажным и одновременно сухим.