Голова у Гослинга кружилась от безумных огней и визжащего белого шума. В черепе эхом отдавалось хлопанье тысячи крыльев. Звук все нарастал, и Гослинг чувствовал, что голова может в любой момент взорваться.
А потом помощник капитана снова начал дышать, жадно ловя ртом воздух. Зловоние осталось в памяти. Он лежал у двери рубки, пока стук в голове не утих.
Гослинг не знал, что произошло, но мысленно назвал это наихудшим сценарием.
13
— Что за дерьмо? — выругался Сакс, выбравшись на палубу несколько минут спустя. Он пару секунд смотрел на туман, затем схватил Гослинга за плечо и развернул к себе.
— Эй, ты. Я с тобой разговариваю, мистер. Что это за дерьмо?
Гослинг сбросил его руку с плеча:
— Не знаю.
— Что значит не знаешь? Что-то не в порядке с системой вентиляции. У меня там внизу парни отрубаются и блюют.
— Это все туман, — сказал Гослинг, а потом, словно поняв, как абсурдно это звучит, добавил: — Я проверю.
— Уж проверь, черт побери.
Когда Гослинг ушел, Сакс уставился на клубящийся туман, спрашивая себя, что за идиоты завели их в это месиво. Туман был таким густым, что на корабле уже в трех футах ничего не было видно, и он был повсюду — плотная облачная бледно-желтая масса. Никогда в жизни Сакс не видел ничего подобного. Туман можно было буквально черпать рукой и складывать в банку. Но хуже всего было то, что он выглядел каким-то пустым, эфемерным, словно они застряли посреди небытия, потерялись в статическом шуме телеэкрана. Даже корабль, казалось, не двигался, хотя было слышно, как работают двигатели и нос рассекает воду.
«Ну и что это за матросы такие — как будто первый раз в море, черт возьми», — выругался про себя Сакс.
Все больше людей стекалось на палубу. К команде Сакса присоединился экипаж корабля. У всех был нездоровый вид. Некоторых вели под руки товарищи, один из машинистов не выдержал, и его вырвало на палубу. Творился полный бардак. Из открытых люков исходил удушливый, едкий запах.
— Сакс, — сказал Фабрини, вытирая руки о джинсы, словно они были в чем-то липком. — Что это? Что стряслось?
— Не знаю. Может, система вентиляции накрылась или двигатели засорились чем-то.
Один из матросов покачал головой:
— Это невозможно, мистер. От турбин так не пахнет.
Другой матрос вытер тряпкой желтое лицо:
— Он прав.
— Ладно, Эйнштейн, — сказал Сакс. — Что тогда?
Никто не ответил.
— Что-то тут не так, — сказал, поеживаясь, Менхаус. — Это не от двигателей, и вы все это знаете. Понюхайте: туман пахнет… пахнет чем-то мертвым. Что-то с ним не так.
— Тебя кто-то спрашивал? — рявкнул Сакс.
Именно в этот момент кто-то закричал.
Все тут же замолчали.
Крик доносился с кормы, из лабиринта машин и контейнеров, привязанных к спардеку, но из-за тумана очень сложно было сказать, откуда именно. Мужчины повернулись, словно приготовившись пойти разобраться, в чем дело, но намерением все и ограничилось: никто не шелохнулся. Побледнев и поджав губы, они хотели знать, что происходит, но никто не горел желанием первым броситься в туман. Может, дело было в характере крика, который напоминал визг медленно поджариваемого на углях человека. Такого громкого и пронзительного звука они никогда раньше не слышали: так мог кричать только сумасшедший.
— Господи, — проговорил Сакс, — лучше мы…
Крик перешел в болезненные поскуливания, и из мрака внезапно появился издававший их парень, один из палубных матросов. Он был мокрый, в спавших до бедер резиновых вейдерсах. Его джинсовый фартук был залит чем-то красным и блестящим, и матрос отчаянно царапал его ногтями. Лицо парня превратилось в жуткую серую маску, и остальные отшатывались, освобождая ему дорогу.
— Уберите это с меня, уберите это с меня, уберите это с меня! — выл он, судорожно продвигаясь по палубе и оставляя за собой кровавый след. — О боже, боже, бо-о-о-оже, оно во мне, а-а-а-а!..
Прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, он подбежал к перилам. В тумане матрос походил на расплывчатое, исходящее конвульсиями пятно. В следующую секунду он бросился за борт.
— Сукин сын! — выругался Сакс, нарушив молчание. — Человек за бортом! Человек за бортом, вашу мать!
Но никто не пошевелился.
Все стояли, не зная, что делать. Никто не осмелился даже на дюйм приблизиться к тому месту, откуда спрыгнул матрос. Они хотели помочь, но крики, кровь, кошмарная абсурдность ситуации парализовали их, к тому же всем показалось, будто что-то утянуло матроса за борт против его воли. И всплеск, который услышали мужчины, был оглушительным, будто в море сбросили автомобиль: человек не мог произвести столько шума.
На какое-то время наступила полная тишина.
Время словно остановилось, все вокруг замерло. Слышно было плеск воды, далекий вой ветра, тихий гул двигателей — и больше ничего.
— Человек за бортом, — прошептал один из матросов. — Человек за бортом. Человек за бортом.
Но это, казалось, никого не волновало.
Потрясенные люди медленно приходили в себя.
— Его больше нет, — произнес Сакс. — Даже если мы развернем это корыто, его уже не найти. Не в этом тумане.
— Боже милостивый, — воскликнул Менхаус. — Вот бедняга.
Один из матросов убежал, и несколько секунд спустя завыла сирена, пронзительная, как сигнал воздушной тревоги. Звук словно поднимался по позвоночнику, заполнял голову, заставляя зажмуривать глаза и стискивать зубы.
Несмотря на шум, все вдруг одновременно заговорили, но вполголоса, словно не желая, чтобы другие услышали.
Фабрини по-своему справлялся с шоком после встречи с неизведанным: он разозлился.
— Дерьмо все это, — ругался он, ходя по кругу. — Гребаное дерьмо. Нужно поворачивать, слышите? Поворачивать. Я не хочу подыхать вот так.
— Как «вот так»? — спросил Сакс.
— Точно, — сказал Менхаус. — Мы даже не знаем, что случилось.
Фабрини понял, что все на него смотрят. Его смуглое лицо стало неестественно бледным.
— Вы слышали того парня! Все слышали, что он говорил! «Уберите это с меня, уберите это с меня!» Он истекал кровью, как будто его ударили ножом! Что-то схватило его, верно? Похоже, его что-то укусило!
Сакс закатил глаза:
— Ради бога, Фабрини. Этот парень съехал с катушек. Наверное, перерезал себе вены или что-то вроде того.
Никто не стал спорить. Гипотеза была четкой, крепкой и бесспорной. И за нее можно было зацепиться. Она была гораздо лучше любой альтернативы, никто не хотел даже думать иначе, по крайней мере в открытую и прямо сейчас.
Сакс осторожно огляделся. Ему все это не нравилось. Он сталкивался с подобными ситуациями на войне: тогда опасность поджидала со всех сторон, а напряжение было таким сильным, что чувствовалось, как оно, пульсируя, переходит от человека к человеку. В такие моменты некоторые не выдерживали и ломались. В голову лезло всякое безумное дерьмо, и если это не пресекали, некоторые слетали с катушек. Особенно когда придурок вроде Фабрини начинал бегать и пугать всех, озвучивая безумные, опасные вещи, которые и так были у каждого на уме. И когда это случалось, наступала массовая истерия и страдали люди.
Он уже видел, что мужчины стали собираться группами по двое-трое человек, параноидально не доверяя ближним. Конфликтное мышление, господи боже. Саксу не нравилось это дерьмо. Во Французской Гвиане необходимо было выполнить работу, а для этого ему требовались эти недоумки. На кону стояла куча денег, и Сакс не собирался терять их из-за кого-то безумца. Потом пусть хоть перережут друг друга, ему было плевать, но не сейчас и не здесь.
— Ладно, парни, — громко и твердо гаркнул он. По-другому он и не умел. — Хватит вести себя как кучка школьниц. Вы же мужчины, особенно это касается тебя, Фабрини. Если хочешь сосать член и носить платье, делай это дома, в свободное время, но сейчас ты работаешь на меня. Всё в порядке.
Раздался недоверчивый ропот.
— В порядке? — воскликнул один из матросов. — В порядке? Парень, которого я знал три года, только что спятил и прыгнул за борт. И ты говоришь «всё в порядке»?!
— Нужно убираться отсюда, — добавил его приятель. — Знаете, у меня жена и дети. Мне нельзя это делать, нельзя в это впутываться.
Сакс хотел спросить его, что именно делать и во что впутываться, потому что никто не знал, что к чему. По его мнению, они просто потерялись в тумане, но он не стал заходить так далеко, не стал задавать вопросов, потому что у всех на уме было одно и то же. Все думали, что случилось что-то очень плохое, только никто не понимал как и почему.
Все казалось нереальным, знакомый мир вышел из-под контроля и устремился в темную бездну, грозившую поглотить их и заполнить легкие черным илом, а сквозь туман продолжала завывать сирена, словно предупреждающий крик доисторической птицы, кружащей над своим гнездом.
Лицо матроса напоминало каучуковую маску.
— Вы знаете, что у меня есть дети, и я не понимаю, что все это значит. Мне это не нравится, совсем не нравится: люди сходят с ума, нас тут почти всех перетравили. Как сейчас управлять этим гребаным кораблем? Я… Я должен убираться отсюда. Это все неправильно, и я не знаю почему. Но мои жена и дети… Вы же не будете просто стоять и смотреть… Господи, да что это за чертовщина? — Он оглянулся вокруг и понял, что все смотрят на него как на сумасшедшего. Но они заблуждались: с ним все было в порядке, это они утратили связь с реальностью.
— Вы все собираетесь просто стоять здесь или что? — закричал он на них. — Давайте уберемся отсюда!
Сакс рассмеялся:
— Хочешь домой?
— Да, черт возьми.
— Что ж, сегодня твой счастливый день, потому что у меня в заднице совершенно случайно застрял вертолет. Притащи мне жирную ложку, и я вытащу его специально для тебя, ты, жалкое отродье.
Его тирада вызвала несколько смешков, чем немного разрядила обстановку, а этого, собственно, и добивался Сакс. Но он понимал, что это ненадолго.