Мне было больно говорить так об Ивель, но я решил, что лучше говорит и принимать правду, чем застилать себе глаза рассветным туманом, а потом платить за глупость чужими жизнями. При всём, что между нами было, Ивель останется подданной Царства, даже если родит мне наследника, который обеспечит хоть какой-то мир с царём и упрочит моё положение в Горвене.
– Почему мы думаем о том, как князю-получеловеку прогнать врагов? – возмутился Гранадуб. – Это не наше дело, Смарагдель! С меня довольно!
Гранадуб махнул рукой, и вокруг него завьюжил такой сильный ветер, что языки костра пригнулись к земле, ощерились искрами. Поднялся страшный гвалт: Перлива тут же поддержал Гранадуба, стал громко и властно выкрикивать согласия, Тинень, бросив на Трегора будто бы извиняющийся взгляд, тоже выразил недовольство. Смарагдель, к моему удивлению, молчал, недобро сверкая изумрудами глаз из-под чёрных бровей. Я-то ждал, что он будет отстаивать свой замысел, что пойдёт наперекор братьям-лесовым, но он просто ждал, когда буря стихнет. Ольшайка смущался совсем как человек: жевал губу и вскидывал брови, явно переживая из-за того, что отцовское предложение не встретило должного воодушевления. Я устало подмигнул ему, чтобы не терялся так.
Мне хотелось встать и уйти отсюда – бессмысленной и страшной виделась мне ссора нечистецей. Я ощущал себя так, как ребёнок, стравивший вдруг своих родителей – беспомощным и виноватым, хотя умом понимал: моей вины нет в том, что Смарагдель задумал пойти против всех. С чего он взял, что его поддержат? Да, Княжества принадлежат лесовым даже больше, чем людям, но разве должен князь убирать помои, разлитые чернавкой? Не-ет, я во всеуслышание заявил, что справлюсь сам, чего бы мне то ни стоило.
Я не сразу заметил, как на моё плечо опустился светлячок.
Нечистецы резко замолчали, стоило на кромке поляны появиться невысокой фигуре в сверкающем кафтане. Я медленно поднялся на ноги, отряхнул одежду и поклонился Господину Дорог. Тот пока молчал, осматривая собравшихся с выражением величайшего разочарования на лице, казавшемся то старым, то молодым. Трегор тоже отвесил поклон, положив руку на грудь, но ни лесовые, ни водяные не удостоили Господина Дорог почтением. Нелюдские судьбы не свяжешь золотой ниткой, не сплетёшь из них кружево, значит, нечистецам нет смысла лебезить перед властителем земных путей.
– Очень хочется думать, что вы просто забыли меня пригласить, – печально произнёс Господин Дорог. – Не могу поверить, будто вы пытались решить что-то важное без моей помощи.
Первым ухмыльнулся Смарагдель – где-где, а тут нечистецы сходились: Господин Дорог виделся им не соратником, не врагом, а соперником, которого каждому хотелось, да не моглось перехитрить.
– Что тебя приглашать? Ты сам явишься, – произнёс мой отец. – Наверняка уже выплел свои кренделя, да такие, что мы не сможем ничего изменить, сколько не будем тут ссориться и голосить.
Господин Дорог медленно обошёл вокруг костра. Я всё смотрел на него, словно заворожённый: видел его всего-то пару раз в жизни, и сейчас никак не мог отвести взгляда. Маленький, неказистый, с этим его странным переменчивым лицом, а всё-таки он завораживал. Блики костра плясали на кафтане, щедро отделанном золотым кружевом и неровными речными жемчужинками. Седые пряди в волосах серебрились, словно и правда были выкованы из металла, а в походке сквозила такая непринуждённая лёгкость, словно Господин Дорог не шагал, а просто… плыл? парил? Я потряс головой.
Он сунул ладони прямо в костёр и даже не поморщился, только удовлетворённо улыбнулся.
– Вы играете в важные решения. Вам нравится чувствовать себя властными, умелыми, всемогущими. Но мир не повернётся по воле нечистецей и их смертных сыновей. Вы ничего не меняете, как бы громко ни спорили – только блуждаете по своим тропкам, а приходите всё равно только туда, куда я приведу.
– Ты не властен над нечистецами, – заявил Гранадуб, складывая руки на груди. Его голова из человеческой сделалась бычьей, а глаза засверкали пуще прежнего. – Хватит чесать языком, Дорожник. Ты уже свил какой-то гадкий путь для всех Княжеств, верно?
– Тебя же не слишком волновала судьба Княжеств, только своя собственная, – шикнул Смарагдель.
Господин Дорог вскинул обе руки вверх, и в воздух взмыла целая стайка светляков вместе с искрами костра.
– Я плету судьбы не по своей прихоти. Мне нельзя иначе. Золотой Отец и Серебряная Мать поручили мне заботиться о судьбах живых – и в Княжествах, и в Царстве. Поэтому… – он склонил голову набок, с любопытством оглядывая собравшихся, – я забочусь, но так, как считаю нужным. Люди способны учиться – в этом их лучшая особенность. Вы пытаетесь помешать им учиться, и это меня огорчает.
– Смерть – не обучение! – возмутился я. – Чего ты хочешь? Чтобы нас растерзали с разных сторон? Чему обучатся мёртвые?
– Лерис… – предостерегающе буркнул Трегор, но я только отмахнулся и продолжил с вызовом смотреть на Господина Дорог.
– Мёртвые ничему не обучатся. Зато обучатся те, кто будет жить после них. Я готовлю почву для будущих всходов. И, повторюсь, вы пытаетесь сделать то, чего не должно быть. Вы со всем справитесь. Княжества со всем справятся. И Милосердная поможет сразу и вам, и Царству.
Я заскрежетал зубами.
– Это ты надоумил царя напасть на нас?
Господин Дорог беззаботно улыбнулся. Светляки сели ему на голову и плечи, бросая на лицо резкие жёлтые блики, совсем не похожие на отсветы костра. Я заметил, что нечистецы держались от него на расстоянии и старались не поворачивать головы в его сторону, зато водяной из Сырокаменского буквально пожирал Господина Дорог взглядом.
– Да, Лерис Гарх, это я нашептал Сезарусу такие мысли. Вернее, не нашептал, а сказал прямо: уж не сочтите за грубость, но я принимаю облик других людей гораздо проще и чище, чем Великолесские лесовые. Но даже в Царстве кое-кто знает моё настоящее лицо…
Он подошёл к нам с Трегором, вглядываясь снизу вверх сначала в скоморошьего князя, а потом в меня. Я ощутил, как воздух вдруг напрягся и задрожал, словно слишком туго натянутая тетива. Так должно было быть.
– Не трогай моего сына, – предостерёг Тинень, на что Господин Дорог ухмыльнулся не оборачиваясь.
– Я не трону ни его, ни вас, ни кого-либо ещё. Всё произойдёт само, хотите вы того или нет. Вас слишком много. – Он достал прямо из воздуха целую кудель искрящихся золотых нитей и поднял так, чтобы их было видно с любого угла поляны. – И всё давно уже решено.
Господин Дорог связал все нити в один тугой узел, а потом дёрнул сильнее, и нити развалились у него в руках. Я ахнул; Гранадуб сердито взревел; мой отец бросился к Господину Дорог, словно хотел поймать его, но тот отступил в тень и исчез, оставив вместо себя лишь пару светляков.
Я проснулась со странными мыслями. Непривычно было видеть вокруг обставленную комнату – непривычно и радостно. Я потянулась в постели, наслаждаясь теплом и удобством. Ни Лериса, ни Огарька, ни Трегора не было. Сперва мне стало неприятно от вернувшегося одиночества, но я быстро поняла, что так даже лучше. Я села, прислонившись спиной к стене, и стала задумчиво заплетать косу.
Ночью мне удалось повести навей за собой. Они послушались меня – а может, просто оставались привязанными ко мне и потянулись, как нитка за иголкой. Я прислушалась к себе: где та сила, что спит сейчас, днём? Почему она просыпается? Моё тело было таким же, как всегда: те же напряжённые плечи, жилистые руки, пальцы с коротко остриженными ногтями. Во мне ничего не переменилось – или незримо переменилось слишком многое, стоило ступить на княжеские земли?
Одно я знала точно: я правда опасна. То, что казалось мне простым видением, пугающим шумом, теперь виделось как нечто убийственное.
В глазах у меня защипало, словно песку насыпали. Когда я последний раз плакала? Давно, очень давно. Даже думала, что зачерствела, стала твёрдой, как дубовая доска, не в пример другим дочерям знатных родов, которые не прочь использовать слёзы для достижения своих целей. Я зло шмыгнула носом. Что же вышло? Хотела помочь, но навредила. Должна была стать Милосердной, но призвала что-то неверное. Может, и права была Владычица Яви, когда говорила, что мне лучше не жить?
Лерис просил меня отвести навей к Перешейку, туда, где могут оставаться царские армии. Сезарус, конечно, не мог бросить всё как есть и, я была уверена, уже отправил новые войска – царь не из тех, кто отступит после первого поражения. Я понятия не имела, что с Раве и остальными, но надеялась, что совсем скоро к ним прибудет подмога. Быть может, уже пришла.
Нави не убивали людей – по крайней мере, я такого не видела. Но, как успела убедиться сегодня ночью, отлично отвлекали и помогали нападающим. Если я приду к Перешейку, воины Царства будут в замешательстве, когда ночь наполнится страшным навьим гомоном. Это поможет войскам Княжеств нанести удар. Лерис не просил меня убивать, да и, по сути, вообще не просил ничего, что мне сложно было бы выполнить – от меня требовалось просто прийти. Прийти и привести.
Как я могла заманить навей к своим людям? К тем, кто так же, как я, был рождён в цветущем и шумном Царстве? К тем, кто клялся служить моему брату, командующему Лагре Лариме? Я предала князя – выходит, предам ещё и Царство. Хорошая же из меня Милосердная, ничего не скажешь…
Но, кажется, и правда могла. Князь Лерис Гарх зачаровал меня – иначе не скажешь. Похлеще нечистецей – а может, и так же, как они – воспользовался своей нелюдской кровью и окутал ворожбой мой разум. Он предложил мне выгодную сделку – предательство в обмен на жизнь. Сложно ли предавать во второй раз? Кажется, должно быть легче, чем в первый. Но в первый раз я предавала одного человека, а сейчас – целую страну. Свою страну. И я не могла понять, что в моём решении сыграет главную роль: сделка, чары князя или моя увлечённость им.
Я зажмурилась. Я не стану никого убивать. И нави тоже не будут. Разве это настолько чудовищный поступок? Разве я стану…