Игнат слышал, что они пока оставались на месте, потом первый медленно пошел обратно на свой пост. И тут Игната осенило. Он мгновенно проскользнул эти тридцать метров до места засады врага и затаился за деревом в нескольких шагах от куста, где прежде лежал тот. Игнат понял, что возвращение противника создает удобные условия для нападения. Теперь он его уже видел вблизи. Это был то ли власовец, то ли ОУНовец (* Украинские националисты.). Хотя Игнату, как разведчику, все это объясняли, но он не очень-то разбирался в разновидностях изменников Родины. Предатели и все...
Этот тип был одет в темную, почти черную куртку, в такого же цвета кепку, с козырьком и отворотами на застежках.
Перед тем как залечь, человек в черной кепке, держа автомат наизготовку, прислушался и на миг повернулся к Игнату спиной...
Прыжок разведчика был быстр и точен, как прыжок волка. Игнат ударил врага ножом в спину, под левую лопатку, привычно зажав ему рот ладонью, чтоб не успел крикнуть. Оттащил тяжелое, грузное тело в сторону, спрятал в кустах. Чуть поодаль запрятал его автомат — немецкий «шмайссер», МП-41,— чтобы потом забрать с собой. У него было достаточно своего оружия, но он не привык бросать и трофейное.
За вторым противником Игнат наблюдал около двух часов. Тот не шевелился. Но вот раздался негромкий свист и второй встал и, уже не таясь, пошел на свист. Игнат мгновенно сообразил: кто-то из них обнаружил исчезновение своего. Надо срочно что-то делать...
Судьба сама пошла навстречу Игнату. Второй, пройдя на свист три шага, вдруг повернул и быстро направился в сторону Игната, затаившегося за елью. То ли полицай хотел обойти свои посты, то ли еще что-то надумал. Игнат убрал его также быстро и тихо, как первого. Теперь врагов оставалось только двое.
Не теряя времени, разведчик быстро двинулся туда, где с полминуты назад прозвучал свист, и вскоре увидел их.
Оба почти шепотом переговаривались, осматривая кусты. Они искали того, первого. И ждали, что к ним подойдет второй — тот, которого подзывали свистом.
Между ними и Игнатом оставалось около двадцати шагов, да и кусты мешали срезать их одной очередью.
Игнат подобрался ближе, до одного уже оставалось метров пятнадцать. Разведчик присел за толстой березой, держа наготове автомат. И в этот момент оба противника зашли за кусты. Он кинулся туда, где скрылся ближний, намереваясь последние метры пройти крадучись, но просчитался... Человек в черной форме внезапно вернулся, и они столкнулись, что называется, нос к носу. Игнат, целясь в голову, обрушил приклад, но удара не получилось. Тот подставил свой автомат, и приклад игнатовского ППШ скользнул мимо головы врага, выкрикнувшего несколько слов. Все было так стремительно, что Игнат уловил только что сказано по-русски. «Гад»,— подумал он и резко ударил врага ногой в живот. Тот крякнул и осел, а Игнат, остро чувствуя спиной опасность, в тот же миг бросил свое тренированное тело в сторону-вниз и, одновременно повернувшись назад и, падая на спину, вскинул автомат.
Две очереди прозвучали одновременно. Враг стрелял с пятнадцати метров, но разведчика спасла быстрота, с которой он упал в сторону. Пули из «шмайссера» рубанули по кустам и ушли в глубь леса.
Зато Игнат не промахнулся. Предатель рухнул лицом в густую траву, не выпуская из рук теперь уже ненужного ему автомата.
Игнат обернулся и увидел, как последний из четверых, получивший удар в живот, поднимает ствол своего оружия. Разведчик снова выстрелил короткой очередью.
Мокрый от пота, в прилипшей к телу пятнистой куртке, Игнат бросился к березовому молодняку, где должна была находиться радистка.
Она лежала на боку, связанная по рукам и ногам. Во рту ее был кляп, а в глазах ужас. Отчаянный дикий ужас не перед гибелью, нет, а перед чем-то неизвестным, но еще более страшным, чем гибель.
Когда он разрезал веревки и освободил ее, она обхватила его за шею и стала целовать его глаза, лоб, губы, потом долго рыдала, прижавшись к его груди. Ее всю трясло в какой-то чудовищной лихорадке. Он видел, как ходуном ходили ее лопатки, худые, остро выпирающие сквозь тонкую, пятнистую летнюю куртку от немецкого маскировочного костюма. Ее трясло и трясло, и он никак не мог ее успокоить.
Уже потом, когда прошел у Ирины жуткий озноб, Игнат разглядел, что лицо ее, опухшее от побоев, все в кровоподтеках, руки в синяках и кровавых ссадинах. Прежде чем устроить засаду, ее избивали торопливо и жестоко. Но радистка ничего немецким прихвостням не сказала.
2. СЕРЖАНТ ИРИНА
Игнат стянул тела убитых в яму, в углубление от пересохшей болотной канавы, закидал ветками так, что даже и вблизи их не сразу можно было обнаружить. Лошадь с телегой, на которой приехали эти предатели, он нашел прямо на дороге. Оттуда полицаи совершенно случайно заметили повисшее на ели полотно парашюта. И это совпадение едва не обернулось бедой.
Игнат распряг лошадь, предварительно загнав телегу в лес, стеганул коня и отпустил: его нельзя было использовать без риска обнаружить себя. Взвалил на одно плечо рацию, на другое — Ирину и двинулся в путь.
Не прошло и двадцати минут после этого короткого жестокого боя, как Игнат уже покинул место схватки. Здесь нельзя было оставаться ни минуты больше.
А радистка, пока он нес ее, все время молчала. Идти она не могла совсем.
Игнат несколько раз отдыхал, прежде чем добрался до места. Это была хорошо замаскированная землянка в глубине лесной чащи. Он нашел ее быстро, потому что она точно была обозначена на карте, по которой он готовился к операции. Как и предполагалось, здесь он обнаружил запас продуктов и патронов, но главное — запасные батареи для рации.
Прежде чем войти внутрь своей лесной базы, разведчик должен был проверить: не был ли здесь кто, не обнаружили ли землянку немцы? Он оставил девушку в ста метрах от землянки и осторожно подобрался один, понаблюдал, потом осмотрел подходы. Следов не было. И, главное, проверил контрольку — конский волос, натянутый в траве у входа. Если бы кто входил в землянку, то обязательно контролька была бы нарушена.
Только убедившись, что все в порядке, Игнат втащил туда девушку, развернул рацию, накинул проволочную антенну на небольшую березку, и Ирина отстучала ключом кодированную радиограмму: «Добрались до места. Приступаем к выполнению задания. Серый».
Так уж повелось в службе Игната, что командование определяло для него волчьи псевдонимы. Сначала — еще в отряде — «Брат волка», а теперь и позывной для радиосвязи дали волчий — «Серый», да он и не возражал. Пожалуй, этот позывной даже нравился ему: он не считал этот дикий волчий народ чужим для себя. Вслух об этом не говорил, но в глубине души чувствовал какую-то связь с ними, скрытую, внутреннюю, может быть, древнее родство, которое живет в наших генах, родство со всем живым на земле, потому что все мы, наверно, происходим от одной первой живой земной клетки... Это родство забыто нами, но оно дремлет в тайных глубинах нашего мозга, нашей души. И в особых обстоятельствах, таких, например, как у Игната, оно пробуждается и говорит о себе во весь голос...
Он устроил радистку в землянке, осмотрел ее ногу и наложил тугую повязку, как она ему и посоветовала, и приказал отдыхать. По-видимому, просто сильное растяжение, через несколько дней Ирина сможет уже ходить. А радистка есть радистка — она может и из землянки выходить в эфир. Только радировать надо коротко и редко, по необходимости. Немцы и здесь могут засечь рацию. Правда, в лесной чащобе, в сорока километрах от ближайшего города, это не так просто сделать. Однако и пеленгаторы у них на машинах, и у карателей бронетранспортеры всегда наготове. Так что крайняя осторожность необходима.
Ирина вела себя с командиром — а Игнат здесь ее командир — официально и сухо. Она стыдилась и своей слабости в недавних событиях на месте приземления, и своей ошибки, из-за которой чуть не погибла, стыдилась порыва нежности и благодарности к этому умелому, ловкому и бесстрашному разведчику. Хотя, несмотря на истязания, она так ничего и не сказала врагам, но все равно перед Игнатом Ирина чувствовала себя неловко и старалась избегать его взгляда. Игнат понимал состояние радистки, но не подавал виду, был с нею спокоен и в меру мягок.
Стояла глубокая ночь, когда Игнат проснулся, повинуясь выработанному на фронте чувству разведчика, и посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Он лежал внутри землянки у самого входа в нее и даже во сне слышал все звуки, всё, что происходило снаружи: шелест ветра в траве, листьях, шорохи ночных зверюшек... Яркое зеленоватое свечение излучала часовая стрелка и цифры. Ровно час ночи. Самое время. Около двух он уже должен быть вблизи немецких частей, разбросанных в лесу в пяти-шести километрах отсюда, южнее по карте. Он помнил карту местности наизусть.
Ирина спала в дальнем углу землянки, свернувшись клубком, по-детски посапывая, одетая в теплый свитер, укрывшись курткой. У Игната и радистки были немецкие серо-зеленые пилотки вместе с пятнистым немецким костюмом армейского образца. Сейчас свою пилотку она подложила под голову, черные волосы ее спутались, и во сне она выглядела почти ребенком. Но Игнат знал, что. это впечатление обманчиво, хотя с ней он попал на задание впервые, но ему было известно, что эта девушка — бывалая, как говорится, стреляная разведчица, уже выполнившая немало тяжелых и ответственных заданий. Он знал, что она мгновенно проснется от малейшего шороха и сумеет тотчас же выхватить пистолет, который у нее всегда под рукой... И он сам тогда был удивлен этой ее минутной слабостью, ее слезами, хотя вполне понимал ее.
Ночь была лунной, и проникающий в землянку сумеречный отблеск лунного света позволял Игнату отчетливо видеть лицо спящей радистки, ее красиво, по-восточному, выдающиеся скулы, длинные ресницы сомкнутых раскосых глаз. Судьба Ирины сложилась необычно. Родившись среди бескрайних и суровых казахских степей, в юрте кочевников, она получила от отца русское имя. И еще она унаследовала от отца желание и стремление к борьбе со злом, за свободу своего народа и великой Советской России. Старый казах, воевавший с басмачами и первый в округе надевший красную звезду на свою шапку, считал единственным спасением для своего народа от голода, притеснений, усобиц и нашествий — Россию и советскую власть. Может быть, поэтому он и дал дочери русское имя — Ирина.