Л.: – Ну, вы скажете тоже!.. Порадовало…А порадовало бы вас, если бы вас живьём запихнули в вонючий и тесный плавучий гроб, и крышку заколотили?! Наши все так и говорили об этом…
Это раньше, ну, там, в сорок первом, втором, может, и было – оно, конечно, престижно. Льготы, опять же, усиленные пайки… Честь, заслуги перед Отечеством, и всякое такое… А как стали самолёты с радарами, да суда из охранения, сторожевые, с новыми-то глубинными бомбами, топить-то нас, так и допёрли всё, что трупам пайки не нужны – хоть усиленные, хоть обычные!..
Одно уж мы точно поняли, ещё в учебке: живыми нам, подводникам, эту войну не закончить, как бы оно там у кого другого не сложилось. Тут уж никакое чудо-оружие не поможет – хоть бы лодка была золотая…
К.: – Чем же отличалась ваша лодка от стандартных?
Л.: – Да уж отличалась… Хм. Честно вам скажу: на обычной-то лодке я никогда и не бывал! А наша… Ну, это, как это… Считалось она очень… Передовой. Сверхбыстрой. С новейшим оборудованием. Секретной. Навороченная, короче. Этой, как её… ХХIII серии…
Ну, там, быстрее и дальше ходила под водой, более мощный движок, шнорхель с антирадарным покрытием… Конечно, для нас, простых матросов, ни хрена не изменилось: как было от койки до койки два фута – чтоб, значит, лбом не биться, когда вскакиваешь по тревоге – так всё и осталось… По двенадцать человек на четырёх квадратных метрах… Насчёт вооружения – да, правда, торпедных аппаратов было больше. Собственно, нам-то, простым матросам на эти самые аппараты было глубоко… (хрипит, кашляет, сплёвывает прямо на пол).
Короче, я вам так скажу – для рядового состава лодка эта ничем не отличалась от плавучего гроба напополам с помойкой: вонища, теснота, всё стучит, скрипит и протекает!..
Воду всё никак откачать не могли: вечно сальники гребного вала текли. Видать, вал-то у нас попался бракованный. Наверное, последний завалялся на складе. Это его ещё на верфи – вот спасибо им большое! – постарались, вставили. Да и вообще: слатали всё явно кое-как, и из последних запчастей… Нет, всё понятно: они-то ослушаться приказа не могли – чтоб больше, значит, лодок собрать. Там-то, наверху, думали, наверное, что если лодок будет больше, мы так сразу и победим (смеётся, затем снова кашляет). Да и строили-то их – сопляки, как и я, и наши все, из той же учебки… Мастеров-то, старых, кто хоть что-то соображал, почти и не осталось – забрали их, забрали… Нет, я был не рад, что туда попал!
К.: – С какого периода вы заступили на вашей… э-э… Ю-1097 на боевые дежурства, и сколько судов, и в каких районах, потопили?
Л.: – Дежурства – ну вы даёте!.. Да мы… Мы в боевых действиях, и на дежурствах и побывать-то не успели. Да, собственно, и слава Богу, что не успели. Кроме старпома и штурмана у нас и офицеры-то… Никто в боевых походах не участвовал. А команда рядовых так и вообще – все, как я: салабоны только-только из учебки. Сперва-то мы ждали, на базе-то нашей, когда придёт боевой Приказ…
Почти весь апрель ждали. Скучно-то, правда, не было: всё дыры латали, да воду откачивали, да чинили всё, что только можно было: и это – сразу после верфи!
А потом, как он пришёл, Приказ-то, как рванули, как угорелые, словно за нами черти гнались – через всю Атлантику, да на полном ходу!
Ну и вот – приплыли…
К.: – Расскажите подробней: что за приказ, когда вы его получили?
Л.: – Ну… Что за Приказ, я, конечно, знать не могу… Помню вот что: когда двадцать седьмого… Да, это было двадцать седьмого. Приехал этот, как его назвали-то… Личный курьер рейхсмаршала.
Они с капитаном Швайнштайгером сразу заперлись в его, ну, то есть, капитана, каюте… А потом он выходит оттуда, капитан-то, и давай орать: сразу видно – сильно его накрутил этот-то… курьер.
И пошло-поехало: сразу все по боевым постам, отдать швартовы, задраить люки, полный вперёд! Самый полный вперёд!.. Короче, лодка у нас и впрямь оказалась шустрая: на то, чтобы обогнуть эту вашу чёртову Англию с севера, ушло всего четыре дня. Да ещё два на то, чтобы добраться до её южной оконечности…
За всё это время мы ни разу не останавливались, перископ был всё время поднят, но корабли мы не атаковали… Днём шли максимальным ходом, всё время под шнорхелем, а ночью – тоже, иногда даже на поверхности, если рядом никого не было, хотя в этом было и много риска… А если замечали дым, хоть каравана, хоть отдельного торговца – всё равно, уходили в сторону, и под воду… Малейшая точка на горизонте, похожая на самолёт – и мы уже под водой. Топить-то уж точно мы никого не собирались!..
Все ребята сразу поняли – особое задание.
Ну ещё бы не понять – мы даже не забрали из лазарета на берегу троих наших, которых угораздило в эти дни подцепить пищевое отравление – сами представляете, чего приходилось жрать-то на берегу в те дни… А мы уж так спешили отдать швартовы, так спешили…
Ребята стали перешучиваться между собой: дескать, задание у нас – точно особое: добраться живыми аж до самой Аргентины… И там научиться танго танцевать. Ха-ха…
Зря смеялись – похоже, задание примерно таким и было, но уж не все бы добрались-то… Ну, это мы уж потом… Узнали.
К.: – А что было… Потом? Как вы оказались в шлюпке?
Л.: – Э-э… погодите, дайте дорассказать… (потерпевший вздыхает, молчит секунд двадцать, мнёт одеяло).
Короче, полным ходом мы шли аж почти до самого экватора. В конце, по ночам, уже когда опасность что нас засекут, стала поменьше, шли в надводном положении целыми ночами, только бы добраться быстрее… Ну, куда там надо было добраться. Так. И вот, девятого… Дайте-ка сообразить… Да, это было девятого. Девятого мая у нас случилось… Ну как – случилось: полетел основной внешний подшипник гребного вала.
Я, как Старший по механизмам хода и аппаратам кормовых отсеков, ещё седьмого доложил старпому честь по чести: так, мол, и так – вал сильно люфтит, бьёт, коробит, необходим ремонт – пока совсем не выбило подшипники-то, и сальники…
Вал-то, конечно, поменять не смогли бы, но уж отцентровать-то смогли бы кое-как…
Ну, старпом – я уже говорил – опытный подводник. Ждать не стал – сразу пошёл к капитану: так, мол, и так: если не хотим загорать посреди Атлантики до Рождества, нужен срочный ремонт. Двое суток как минимум. В надводном положении. Потому что работать пришлось бы снаружи – у винта. А как раз погода была хорошая – спокойно всё сделали бы…
Правда, конечно, если бы нас засекли – тут бы нам и п…ец… Без гребного вала-то.
Короче, капитан отказал. Причём категорически. Вот так и получилось, что девятого, ближе к полуночи, ка-а-ак гро-о-охнуло! Это вал-то, значит, выбил подшипники, ударил по туннелю, и сам, значит, из него вылетел!..
Повело его, значит, из-за подшипника-то. Я так думаю, ролики-то от люфта разбили своё гнездо, да и повыскакивали из обоймы на …ер! А я им тогда ещё, д…бам таким, сказал, …ть ваш …, и … на …! (допрашиваемый долго ругается)
Ну, вот об эти самые ролики на полном ходу вал и дёрнуло – да так, что он на две ладони вылетел в свой туннель, да ещё и силовую муфту от дизеля сорвал… Конечно, подшипники вала оба накрылись. Вода из туннеля так и попёрла!
Ещё бы ей не попереть-то, через такую дыру-то… Хорошо хоть – напор оказался невелик! А случись такое на глубине – тут бы нам всем и каюк!
Ну, мы с Генриком воду из туннеля давай останавливать – минут за пять кое-как позатыкали: даром, что ли, в учебке это дело нам втюхивали… Да и сами, небось, не идиоты – понимали, что если не остановим – кранты нам: все здесь же, посреди океана, на дно и пойдём…
Вымокли, помню, как крысы, воды набралось по колено, хорошо хоть – не ледяной, как бывало на Балтике-то… Вот и заткнули… Только одно плохо – заткнуть-то мы заткнули, а вот ремонту это дело в полевых условиях уже не подлежало: подшипники-то ставятся навечно, и только на верфи… Да уж, отремонтировать мы теперь точно ничего бы не смогли – это уж когда всплыли полностью, да осмотрели всё снаружи…
Я сам и осматривал, со старшиной мотористов Робертом Лепски. Эх, толковый был парень – Царствие ему, бедняге, Небесное…
Доложил я лично капитану – так, мол, и так: ремонт своими силами невозможен. Только в доке. И – только новый вал.
Капитан вначале побледнел, потом позеленел… Орал, как резаный, ругался… Уж больно он у нас это… как это… Амбициозный был, капитан-то наш.
А что толку-то – ругаться! Сам и виноват – слушать специалистов надо. Машины – они не люди, они за «идею» жилы из своей ж… рвать не будут!..
Короче, мне вкатили по полной… Но поскольку заменить меня было некем, хоть не расстреляли. И на том спасибо – просидел в карцере три дня без пищи и воды… В темноте.
Боцман наш мне потом рассказал: он слышал, как на капитана-то нашего, орал этот, значит, рейхсмаршальский-то… Как на мальчишку!
Да, собственно, он и был – мальчишка. Ему, наверное, и двадцати пяти не было.
Зато, наверное, наверху связи какие-то были – вот и дали-то сразу капитана ему, а не старпому Шмидту, хотя тот и служил два года на подлодке, и соображал в тысячу раз лучше того… Хотя…
Соображать-то он соображал, да как-то всё не туда. Так что может, и правильно не дали ему лодку-то.
Короче, после этого… этой аварии, мы только и могли – что воду всё время откачивать из кормовых отсеков. Хорошо, хоть аккумуляторы успели зарядить, и насосы работали… Вот так и плавали – куда течением понесёт… Ох, и долго же, как нам казалось, мы так плавали!..
Ребята все извелись, никто не знал, что же с нами будет, и спасёмся ли… Согласны были уже и на плен! Так испеклись в чёртовых тропиках – вот когда я понял, что если спасусь, в сауну меня никто, никогда, и никакими пирогами не заманит!..
К.: – Понятно. Значит, экипаж был… возбуждён? (допрашиваемый кивает.) Расскажите теперь подробней: как возник мятеж, и кто был зачинщиком?
Л.: – Зачинщиком?! Ну так а я вам что говорю-то всё это время?! Шмидт и был!
Соображал, говорю, в свою пользу – как бы живым выбраться с чёртовой подлодки-то! Это он нам и рассказал о совете у капитана, когда они – ну, в смысле, офицеры наши – соображали, как быть-то… Судьбу нашу, короче, решали.