Все доведено до автоматизма. Мозг молниеносно просчитывает варианты и выдает решения. Вектор сил, движения противника, оптимальное воздействие, рациональное применение силы. Сознание же бойца существует в иной плоскости. Оно как бы со стороны фиксирует происходящее.
И вот абрек ощущает, как дубинка в его руках не находит цели, а потом и сам он скользит куда-то вперед. Его тело как бы еще подчиняется ему, но это только иллюзия. Ураган влечет его за собой, все усилия приводят к противоположным результатам. Он пытается ухватить свободной рукой противника, но лишь соскальзывает куда-то вниз. Искры из глаз — это лицо встречается с землей. А потом сверху — удар, от которого меркнет сознание…
Один готов, но радоваться этому у Глеба не было времени. Волна несла его вперед. Он ушел с линии атаки и очутился в стороне от коротко стриженного, обтек «гиббона» и, закрутив, сшиб с ног. Стриженый обернулся и с гиканьем выбросил вперед ногу, целясь носком ботинка в горло. Глеб вновь без труда ушел с линии атаки, сблизился со стриженым и нанес коронный тройной удар, выполняемый одним движением — кулак скользит в солнечное сплетение, идущий следом локоть поражает шею, а на возвратном движении расслабленная ладонь сравнивает все выступы на физиономии противника. Так и произошло. Стриженый упал на колени, скорчился.
«Гиббон» встал было в каратистскую стойку, но потом, прикинув шансы, кинулся прочь, к забору. Глеб без труда настиг его и отключил ударом «медвежья лапа».
Со стороны громилы Глеб опасности пока не ощущал. Но тут запульсировал сигнал тревоги. Он понял, < что громила сейчас ринется в бой, и сам скользнул ему навстречу, остановился в трех шагах, готовый к броску.
— Думаешь, шустряк, спасся? — голос у громилы оказался неожиданно тонко-сипящим. Его рука нырнула под куртку.
«Пистолет», — подумал Глеб. Он был готов и к этому.
Но верзила вытащил пустую руку. И резко, слишком резво для своего веса, ринулся навстречу.
Он относился к «ломовикам», которые практически всегда выходят победителями в боях без правил. Каратисты и боксеры наскакивают на них, нанося удары по телу, покрытому мощными мышцами, или по голове, как по чугунному котелку. И без всякого видимого эффекта. «Ломовика» прошибить трудно. А сами они настигают противника неожиданно резким рывком, сграбастывают его стальными лапами, а потом завязывают узлом. Громила был уверен, что голыми руками «сделает» этого свалившегося неизвестно откуда типа, как бы ловок и удал тот ни был.
Глеб ушел в сторону и нанес пробный удар в челюсть. Не боксерский — всем весом, в русском стиле: по руке будто идет волна, заканчивающаяся кулаком. Кулак при этом бьет как хлыст. А известно, что конец хлыста летит со скоростью выше скорости звука, потому и рождается знаменитый щелчок.
— У, тварь, — верзила качнулся от неожиданно мощного удара и на миг потерял ориентацию. Но тут же пришел в себя. Взревел и бросился в атаку, как разогнавшийся на всех парах асфальтовый каток.
Тут для него все пошло совсем плохо. Глеб бросился не в сторону от него, а сблизился с ним и будто прилип сбоку. Верзила попытался, развернувшись, ухватить его руками и окончательно потерял власть над своим телом. Теперь все его мощные усилия, которые ничто не могло сдержать, оборачивались против него. Как подстреленный слон, он ухнул на землю, а Глеб отступил на шаг, слегка подровняв легким движением руки лицо противника.
— А-а, — заорал верзила, пытаясь подняться на колено и шаря рукой по пояснице, там, за поясом был заткнут пистолет.
Глеб снова сблизился с ним и нанес сложенными тремя пальцами два размашистых удара в активные точки.
Громила хрюкнул и потерял сознание. Затем Глеб еще подработал стриженого, который пытался стереть с лица кровь и встать на ноги. Огляделся — больше ждать опасности неоткуда. Положил за пазуху выпавший из руки громилы «вадьтер», зашвырнул подальше ножи и кастет. Пробежал руками по одежде бандитов. У одного за поясом нашел восьмизарядный американский револьвер и тоже, размахнувшись, забросил его подальше. Потом наклонился над жертвой.
Это был тщедушный мужичонка лет сорока с обвислыми, как у запорожцев, усами. По его футболке расплывалось кровавое пятно — похоже, саданули-таки финкой в бок. Лицо его прилично подпортили, так что оно утратило очертания. Он хрипел, зажимая рану на боку.
Глеб порвал рубашку, показавшуюся ему достаточно чистой, на пребывающем в нирване «гиббоне» и перевязал рану.
— Оклемаюсь, — тяжело дыша, прошептал вислоусый.
— Оклемаешься, конечно. Держись за меня. Вставай.
Вислоусый оперся на руку, встал. Держался он нормально. Возможно, лезвие не затронуло жизненно важных органов. Небольшой жирок у вислоусого на боках присутствовал, надо надеяться, что он и принял на себя удар ножа.
Обняв вислоусого, как раненого на поле боя, Глеб, решив плюнуть на бандитов, потащил его к проходящей метрах в двухстах отсюда дороге. Там он прислонил своего спутника к забору и отправился ловить машину.
Водители меньше всего хотели останавливаться на этом глухом участке. Наконец старый «Форд» притормозил, и мордатый, привычно нахальный извозчик спросил, распахивая дверь:
— Куда, командир?
— До восьмой больницы.
— Сколько?
Глеб вытащил последние деньги и продемонстрировал водителю.
— Годится, — кивнул тот.
— Вон, у меня раненый.
— Кровь идет… Не, он мне сиденья запачкает. Пока.
— Он умрет.
— А мне какое дело?
— Тогда поедем без тебя.
— Это пожалуйста, — водитель попытался захлопнуть дверцу, но Глеб придержал ее, наклонился над ним и прошипел:
— На твоей машине.
— Ты не очень-то. А то монтировкой…
Глеб вдавил пальцем болевую точку на локтевом сгибе, и рука водителя обвисла. Потом выдернул ключ зажигания. Помог вислоусому устроиться на заднем сиденье. Протянул ключи водителю:
— Гони быстрее…
В восьмой больнице врачи закрутились вокруг раненого. Глеб уже намеревался раскланяться, но тут к нему подошел дежурный оперативник из Местного отделения милиции.
— Вы его привезли? Ж спросил он.
— Я, — кивнул Глеб.
— Где нашли?
— На обходный путях у Конноармейской.
— Пройдемте в отделение. Необходимые формальности, — виновато развел, оперативник руками.
В отделении он провел Глеба в кабинет заместителя начальника по уголовному розыску, о чем-то пошептался со своим шефом и удалился.
— Давай говори правду, — нахмурился худой, похожий на бобра, со злым угрюмым лицом зам по розыску.
— А чего рассказывать? Шел домой, увидел раненого. Подобрал.
— Подобрал? Шел и подобрал. Благородный?
— Учили не оставлять людей в беде.
Он решил не распространяться, как все произошло на самом деле — мало ли что.
— Ха. Приводит подрезанного Муравьеда и заявляет, что просто так шел.
— Какого Муравьеда?
— Ты дуру-то не гони, — зам по розыску пролистнул паспорт. — Действительно на Конноармейской живешь. Работаешь?
— Работал. В фирме «Рюйтель». Ныне безработный.
— Понятно. Все вы — безработные. Ничего, так дальше пойдет, работа в мафии будет в трудовой стаж засчитываться.
— В мафии?.. Слушай, майор, есть еще вопросы? У меня времени нет.
— В камере его скоротаешь, — хмыкнул зам по розыску. — Муравьеда-то давно знаешь?
— Сорок лет. В ГУЛАГе еще вместе сиживали.
— Хохмач, — недобро прищурился зам по розыску. — Сейчас мы…
Тут дверь отворилась, и кабинет моментально стал тесен.
— Здорово, — двухметровый, с литыми плечами посетитель — габаритами он не много уступал тому, кого проучил сегодня Глеб, стиснул ладонь зама по розыску. — В трудах праведных, Леха? Хвалю.
— Вон кореша Муравьедова додавливаю.
— Кореша?! — возмутился Глеб.
— Гигант повернулся к Глебу и одним движением сдернул его со стула, зажал, как в кузнечном прессе.
— Глеб, чертяка! — гигант похлопал Глеба по плечам. — Сколько я о тебе вспоминал!
⠀⠀ ⠀⠀*⠀⠀ *⠀⠀ *
Дни проходили за днями, сливаясь в серую бесконечную череду. Дважды Настю водили на обследование. Там Менгель и двое его подручных в белых халатах пропускали ее через различную диагностическую аппаратуру и, похоже, остались весьма довольны. Кормили неплохо. Приготовлена пища была не ахти как, но в ней имелось все необходимое, давали даже фрукты и шоколад. Иногда заставляли принимать какие-то таблетки, за этим строго следил Кувалда. После таблеток навеивалась сонливость, но других последствий от них не ощущалось.
Развлечений, понятно, никаких не было. Инга из соседней клетки была не очень-то разговорчива и первое время откровенно цинична. Она не врала насчет того, что баловалась наркотиками. И сейчас страдала без них. Настя как могла пыталась ободрить ее, пробиться через стену отчуждения, и порой ей это удавалось. Через несколько дней привели еще одну соседку — девчонку лет пятнадцати в короткой, поблескивающей стеклянными бляшками куртке и штанах из кожзаменителя. Голова ее была с одного бока выбрита наголо, на другом взметнулась крашенная зеленой и красной красками прическа. Девчонка относилась к числу фанаток нового направления в музыке — стеклорока. Она все время плакала, повторяя со всхлипываниями:
— Мама…
Кроме мамы, она звала Бармалея — своего пса-овчарку, и какого-то Колю.
— Как тебя зовут? — спросила Настя.
— Л-л… Ленка…
— Леночка, — кивнула Настя. — Ты красивая.
Лена всхлипнула. Настя протянула ей руку через решетку, взяла ее узкую шершавую ладонь.
— Не плачь. Все еще образуется.
Лена всхлипнула.
— Я боюсь.
— Не бойся, Леночка. Все будет нормально.
Она погладила девчонку по голове, и та прижала ее ладонь к своей щеке. Лена явственно ощущала тепло, надежду и спокойствие, исходящие от этой ладони.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
…Менгель рассматривал свои пальцы с видимым удовольствием. Тонкие, крючковатые, неровные, как ветки, вместе с тем они являлись совершенными в своем роде. Они могли творить чудеса, обладали невероятной чувствительностью. У Менгеля было немного странное увлечение — он любил мастерить скрипки, помещающиеся в спичечный коробок. Это были настоящие скрипки, все как положено — со струнами, колками, со смычком. На них, возможно, мог бы играть какой-нибудь мальчик с пальчик. Менгель в целом оставался довольным собой, притом оценка его была далека от спесивого самолюбования. Это, — объективная реальность. Редкое со-четание мощного разума и таких тонких пальцев — много ли людей на земле могут похвастаться таким подарком свыше. Да и судьба благоволила профессору. Все складывалось так, как должно было. Впрочем, — в природе каждый занимает отведенное ему место. Свое место Менгель занимал по праву. По праву сильного и умного.