Он оторвался от созерцания своих пальцев и посмотрел на экран монитора, на котором светилось изображение пятого уровня.
Какие нежности, — покачал головой Кувалда.
— Они надеются. Это хорошо, — одобрил Менгель.
— Нам-то что?
— Стресс ухудшает качество материала.
В помещении находился еще один человек — главный ассистент Парфентий Кутепов — сухощавый, с гладко зачесанными волосами, в сильных очках, лет тридцати пяти на вид. При словах Менгеля его передернуло. Он опять ощутил себя ничтожным и ни на что не годным, как тогда, в девяносто первом. Он постоянно с содроганием возвращался мыслями к тому моменту, когда в лабораторию вррвались вооруженные люди. Когда пули дырявили его коллег. Он вспоминал без всякой радости и благодарности, как Менгель подарил ему жизнь, и этим подарком сделал рабом. «Теперь начнется настоящая работа», — пообещал тогда Менгель. И началась. Работа с материалом, который тебе не дадут ни в одном НИИ. Кутепов вздохнул и поймал на себе насмешливый взгляд Менгеля.
— Коллега, вы мне все больше напоминаете рыцаря печального образа. К чему эта тоска в глазах? — улыбнулся Менгель.
— А что, нет причины для нее?
— Оставьте. Исследования продолжаются. На обед нас ждет бутылочка доброго вина. Сегодня у нас красное «Божоле-сюперьор». Из благодатных виноградников южной Франции — долины реки Соны. Как вам?
— Попробуем.
Распечатывание и дегустация новой бутылочки вина давно стало каждодневным ритуалом. Менгель пристрастил к этому своему, второму после изготовления микроскопических музыкальных инструментов, хобби и Кутепова. Надо отметить, подобные обеды сильно скрашивали жизнь.
— Профессор, долго еще нам на этих шлюхиных детей любоваться? — с неожиданно прорвавшейся злобой встрял в разговор Кувалда, хорошо помнивший чувство, владевшее им, когда его отрывали от той девчонки.
— Пока не пустим третью линию.
— И не достанем «синий лед», — сказал Кутепов.
— И не достанем террапирин, — согласился Менгель.
— Ничего, сучки недотраханные, недолго вам осталось… — прошептал под нос Кувалда, выходя из комнаты…
⠀⠀ ⠀⠀*⠀⠀ *⠀⠀ *
Бывают люди, которых притягивает друг к другу. Энергия их судеб влечет их, как магнитное поле. Между ними возникают невидимые связи. Эти люди встречаются вновь и вновь, опровергая теорию вероятностей, по которой возможность подобных встреч ничтожно мала. Вот так энергия судьбы влекла друг к другу Глеба Кондратьева и Олега Артемьева.
Такая уж работа была у Артемьева — бывать в тех местах, где гремит стрельба, кипит злоба и ненависть, горят войны — малые и средние. А находиться там, значит, играть со смертью, собирая по крупицам информацию, пытаясь воздействовать на ход событий. Такая служба — не жалеть живота ради своего Отечества, ради интересов государства, которому присягнул служить однажды и навсегда.
Афганистан, Приднестровье, Югославия, Чечня, Азербайджан — ^.куда только ни приводили его извилистые дорожки. Он видел пришествие хаоса туда, где давно царил, казалось незыблемый, порядок, и только бессильно сжимал кулаки, понимая, что не в состоянии ничего изменить.
Дубоссары — горячие денечки пережил там Артемьев! Он сидел, сжимая автомат с последними восемью патронами и «лимонку», в полуразрушенном знании. Рядом стонал, умирая, русский казак и безмолвно ждали своей участи двое спасавшихся от карателей девушек, которых вывели из настоящего ада. Бойцы молдавского отряда полиции особого назначения еще не знали, что в этом доме из защитников остался всего один воин с восемью патронами и одной гранатой. К штурму они готовились по всем правилам. Русские части пробиться в эту часть города пока не могли. ОПОН мародерствовал тут всласть и предпочитал добивать пленных.
— Ну, ребятки, давайте, — произнес Артемьев, беря на изготовку автомат и подложив под руку гранату таким образом, чтобы в любом случае успеть рвануть ее и, унести с собой на тот свет хоть парочку врагов. Он знал, что опоновцы сейчас пойдут в наступление. Он всегда чувствовал подобные моменты.
И они действительно пошли. Артемьев мягко вдавил спусковой крючок, жахнуло два одиночных выстрела, и черный силуэт исчез за развалинами. Но остальные подбирались все ближе. Спасения ждать было неоткуда… Но все же оно пришло. Пришло в виде спецгруппы батальона «Днестровский» из пяти рижских омоновцев под предводительством бородатого богатыря. По настоящим именам называть друг друга там было не принято. Глеба Кондратьева называли — Славянин, и в этом была своя военная правда, было признание.
Артемьев имел за плечами несколько лет работы в «Стяге» — спецгруппе внешней разведки КГБ, пожалуй, лучшем в мире спецподразделении. Он мог оценить, что сработали Славянин и его ребята безукоризненно.
— Класс, — одобрил Артемьев, когда они выбрались из опасной зоны. — Какая школа? Спецназ ГРУ?
— Не, — сказал Глеб. — Химик-аналитик я.
— Ну, химик, ты даешь… Свидимся еще?
— Как бог войны рассудит.
Бог войны рассудил по-своему. В следующий раз встретились они в самом пекле — в разгар мусульманско-христианской бойни в Югославии. Там Глеб руководил специальным подразделением по уничтожению диверсионных групп противника. Его все так же звали Славянином, и о нем ходили легенды. Мусульмане боялись его как огня.
Глеба назначили сопровождать представителя одной могущественной организации из Москвы в самый центр боевых действий. Как раз захватили одну из террористических мусульманских групп, и Артемьеву хотелось задать им несколько вопросов.
— Пройдем дотуда? — спросил Артемьев.
— Пройдем.
И они прошли. Выкрутились из нескольких тяжелых ситуаций, не потеряв ни одного человека. Глеб потрясающе чувствовал присутствие опасности, и это не раз спасало всю группу. Все мировое сообщество практически воевало на стороне мусульман. За красивыми словами скрывалась биологическая ненависть к славянской православной цивилизации, небрежно маскируемая заклинаниями о правах человека. Дряблая, лишенная воли, тянущая руку за подаянием, разграбляемая мировыми стервятниками всех мастей Россия уже ничем не могла помочь своим славянским братьям. И Артемьев, выбивая из плененных зеленоповязочников, из Иордании и Египта подробности провокаций, терактов, знал, что и эти сведения вряд ли помогут что-либо изменить в общем ходе событий.
— Два раза встречались. Третьему разу не миновать, — сказал Глеб.
Артемьев крепко пожал ему руку.
— Ну, не поминай лихом.
Артемьев ушел с ребятами из спецподразделения в сторону сербских позиций, а Глеб с пулеметом и коробками патронов остался прикрывать отход — ведь у них на хвосте висели самые отборные мусульманские головорезы с инструкторами-добровольцами из Соединенных Штатов.
Не верилось, что они действительно встретятся в третий раз. Те, кто оставался прикрывать* отход товарищей, по правилам войны были обречены. Но…
После событий девяносто третьего года, когда Артемьев и его коллеги наотрез отказались участвовать в мероприятиях типа штурма «Белого дома», с работой в спецслужбах пришлось расстаться. Но хорошие люди не пропадают. Артемьева пригрели в МВД — так он стал подполковником милиции, старшим оперуполномоченным по особо важным делам, а затем и заместителем начальника отдела в Управлении по борьбе с бандитизмом при ГУВД Москвы.
В Чечне Артемьева вместе с бойцами тактических спецотрядов МВД и морских пехотинцев хорошенько прижали в горах. Какой-то самонадеянный дурак кинул их в прорыв, и засевшие на высотке чечены вышибали их одного за другим, отрезав пути к отступлению. Артиллерия и авиация, как всегда запаздывали.
Боевая группа добровольческого казацкого полка появилась как раз вовремя. Они умудрились перевалить через хребет, и свалились сверху на чеченцев как кара Аллаха. Рукопашная. Ствол на ствол. Нож на нож. Кулак на кулак. Верх кошмара, и отчаяния в любой войне. Казаки противников не щадили. Пусть чеченцев и было втрое больше, но вскоре они сами бросались вниз с горы, на верную смерть, в последнем порыве, в диком страхе пытаясь уйти от врагов.
— Ну вот и встретились, браток, — сказал Глеб, трогая плечо; которое ему вскользь зацепили ножом — лезвие оставило лишь легкую царапину.
— Славянин, — ошарашенно произнес Артемьев.
— А кто же тебя еще выручит?
— Как ты говорил? Как бог войны рассудит?
— Именно…
И вот теперь новая встреча. В тесном кабинете злого на весь мир майора милиции.
— Друган, что ли? — подозрительно воззрился на друзей зам по розыску.
— Еще какой! — улыбнулся Артемьев.
— Но…
— Под всем, что он скажет, я подпишусь, — отмахнулся Артемьев от зама по розыску как от назойливой мухи. — Глеб у нас не врет. Я его забираю. Потолковать, Глеб, надо.
Зам по розыску хотел что-то возразить, но тут зазвонил телефон. Майор поднял трубку и несколько минут молча слушал.
— Что?.. Как?.. Во дает! — Он хлопнул трубкой об аппарат. — Муравьед из больницы сбежал.
— Он же кровью истекал, — удивился Глеб.
— На нем как на кошке заживет, — устало вздохнул майор.
Друзья покинули кабинет, провожаемые пристальным, полным подозрений взором зама по розыску…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Артемьев вывел с запруженного машинами двора отделения милиции свои красные «Жигули».
— Давай где-нибудь посидим, — предложил он. Выпьем.
— Нет. Если только пива.
— Пива так пива. Поехали в одно местечко… До одной уютной хаты.
— Домой к тебе?
— Нет. В более надежное место.
С полчаса Артемьев крутился по самым безлюдным московским улицам.
— Hy, не чуешь чужих глаз? — спросил он наконец Глеба.
— Да вроде нет.
— Значит, не присматривают. Путь открыт.
Вскоре они сидели в трехкомнатной квартире на четырнадцатом этаже шестнадцатиэтажного дома в Медведкове. Артемьев засунул в морозилку несколько бутылок пива. Они присели за стол.
Квартира не представляла собой ничего особенного. Стандартная скромная мебель — стенка, кресла, стол, стулья. В кабинете мощный компьютер и видеоаппаратура. Но некоторые особенности в этом жилище не бросались в глаза. Например, не скажешь, что стекла здесь пуленепробиваемые, плотные шторы прикрывают от всех видов оптического контроля, да еще полно всяких технических поделок, исключающих любое прослушивание. Это была конспиративная квартира «Легиона» — КК-10.