— Вот дурочка, — вслух обругала себя Надя и попыталась втиснуть свой «ФИАТ» между бензовозом и длинным «Линкольном».
Все, решено. Сегодня она поедет в подвальчик к Алику и надерется там виски с черной этикеткой. Обожает это виски. И подвальчик Алика обожает, хоть там и собирается, поговаривают, армянская мафия. Алик — старый знакомый. И в его ресторанчике она чувствует себя в безопасности.
…Мир вокруг качался.
— Баксами возьмешь? — пьяно спросила Надя таксиста.
— Ладно, давай. Тоже деньги, — кивнул усатый пожилой водитель.
«ФИАТ» Надя оставила на стоянке у подвальчика — завтра днем надо, будет отпроситься с работы и забрать его. Сколько там времени? Ух ты — далеко за полночь.
— Сдачи и-не надо, — икнула Надя.
Она хлопнула дверцей, покачнулась, едва не выронив из рук новую сумочку, но тут же выпрямилась и крепко вцепилась в ремешок. Да, немножко перебрала виски. И еще смешала с каким-то безумно дорогим вином. Алик угостил.
Асфальт слегка качнулся-под ногами, и фонари ушли в сторону. Но Надя совладала с земным притяжением и устремилась прямым курсом к подъезду. Поднялась на лифте на четырнадцатый этаж. Остановилась перед своей дверью. Вытащила ключи. Уронила их на пол. Подняла и вставила ключ в замочную скважину.
— Пришли, — прошептала она, толкая дверь.
Жесткая ладонь зажала ей рот. Ее втолкнули в прихожую.
— Не шуми, Надюша. И не бойся. У нас впереди хорошая ночь.
Хмель мгновенно улетучился. Надя узнала голос того незнакомца, который был сегодня в офисе «Общего Дела»…
⠀⠀ ⠀⠀*⠀⠀ *⠀⠀ *
Очнулся Слон в комнате, через всю стену которой шло огромное зеркало. Он сидел на хирургическом кресле, руки его были прикреплены широкими кожаными ремнями к подлокотникам — не порвешь, как ни старайся. Рядом стоял столик с ящичком, похожим на аппарат для снятия электрокардиограммы, с ампулами и шприцами и несколькими инструментами, вызывавшими в воображении живые картинки, увязанные с ампутациями, вивисекцией и прочими подобными «радостями». На стуле с высокой спинкой-сидел мужчина в белом халате. За креслом стоял тот самый здоровяк, угостивший Слона дозой из шприца. Это был куратор трех оперативных пятерок Муромец.
Муромец обошел кресло и нагнулся над Слоном.
— За что Артиста подвесил? — спросил он.
— Кого? — откашлявшись, спросил Слон.
— С тобой и Доходягой в камере сидел.
— А, который по налогам? Сам повесился.
«Белый халат» неторопливо начал перебирать инструменты. Взял какую-то штуковину, напоминающую садовые ножницы. Попробовал лезвие пальцем:
— Ты чего, в поряде крезанутый? — заерзал на сиденье Слон.
«Белый халат» придвинулся к нему, легонько проведя лезвием по руке.
— Тебе лучше сразу все сказать. Все равно скажешь. — посоветовал Муромец.
— Да пошел ты, козел! Педрила! Козел!!! А-а! — Слон извернулся и рванул руки так, что ремни, казалось, переломят кости. Потом дернулся еще раз.
«Белый халат» обернулся к Муромцу и пожал плёп чами.
— Психопат. Замкнет в голове — ничего из него тогда не выжмешь.
— Сыворотка?
— Сердце слабое.
— На сколько его хватит?
— На двадцать минут должно хватить.
— Работаем.
Слон снова дернулся, начал биться в корчах. Но его тут же зажали сильные руки. В предплечье впился инъектор. С минуту ничего не происходило. А потом на Слона будто дохнуло из раскаленной печи. По телу прокатился жар. Сердце забарабанило в груди тяжелым пулеметом. Все вокруг стало куда-то уплывать, а потом, наоборот, приобрело ледяную четкость, так что казалось, слова падали стеклянными шариками в тонкие хрустальные бокалы. Потом Слона потянуло куда-то мощное течение — оно корежило, вертело его, лишало воли. Затем полились слова. Никогда Слону не хотелось болтать так, как сейчас. Никогда ему не было так смешно и радостно, как сейчас. Некоторое время он еще пытался сдерживаться. Ему это удавалось.
— Ты смотри, прищелкнул языком «белый халат». — Крепок.
— А еще вкатить?
— Попробуем.
Еще одна доза… И Слон сломался.
— Кто приказал убрать Артиста?
— Артист? Убрать? Убрали Артиста… Убрали… Артиста убрали… Болтался так смешно, ха-ха, ножками-то сучил… Смешно-то… Приказал?… Ага… Приказал.
— Кто?
— Я палач, ха-ха… Палач…. Приказали… И Доходяга палач. Мы палачи, ха-ха!..
— Кто приказал?
— Кукольник… Ха-ха…
— Зачем?
— Ха-ха… Ему тоже кто-то, ха-ха, приказал… Ха-ха.
Через минуту Слон обмяк.
— Готов, — кивнул «белый халат». — Сердце. Хорошо держался.
Муромец вышел из комнаты и прошел в соседнее помещение, из которого через зеркало наблюдал за происходящим генерал-лейтенант госбезопасности Сергей Бородин, известный так же как Зевс.
— Кто такой Кукольник? — спросил Зевс.
— Один из московских законников, — ответил Муромец. — Из нового поколения. Авторитетен.
— Он может входить в организацию?
— Может. А может и нет. Возможно, просто выполнял чей-то заказ.
— Три твои пятерки на задержание Кукольника, — приказал Зевс.
— Есть… Теперь надо ждать ответных ударов.
— Как они будут действовать?
— Так же, как и мы. Если решат, что за исчезновением Слона стоим мы, начнут выяснять, кто изменил ему меру пресечения. Примутся за прокурора.
— А мы?
— А мы будем их ждать… Из Амстердама какие вести?
— Пока никаких.
— Интересно, они справятся?
— Трудно в это поверить, — сказал Муромец. — Но мне кажется, что справятся…
⠀⠀ ⠀⠀*⠀⠀ *⠀⠀ *
Все действительно будто было списано со сценариев гангстерских американских боевиков. В заброшенном складском помещении стояли друг против друга двое. Атлетически сложенный белобрысый немец в неброском, скромном костюме, но на его руке приютились невзрачные часы на кожаном ремешке стоимостью в одиннадцать тысяч долларов — это был представитель покупателей. Он назвался Фрицем, но с таким же успехом мог бы отрекомендоваться и каким-нибудь Мумбу-Лумбу или Сидором Сидоровичем, имя было явно вымышленное, но настоящие имена здесь мало кого интересовали. Руку стоящего напротив него приземистого, одетого в ярко-малиновый костюм «неандертальца» оттягивал золотой хронометр, тоже тянущий тысяч на десять, а на толстом, как кусок шланга, указательном пальце приютился перстень с большим бриллиантом голландской огранки. «Неандерталец» назвался просто — Николаем. На самом деле это был Автоматчик — один из главных функционеров «Синдиката» в Европе. За спинами главарей маячили телохранители — их руки как бы невзначай шарили где-то под пиджаками, и нетрудно было догадаться, что они готовы при малейшей опасности или повинуясь знаку своего босса немедленно открыть огонь. Но, естественно, стрелять никто не намеревался. Здесь собрались честные деловые люди, заботящиеся о своей репутации, а кроме того, посредники гарантировали взаимную безопасность и отвечали за эти гарантии головой.
Автоматчик щелкнул пальцами, и один из телохранителей вышел вперед с металлическим чемоданчиком. Щелкнули замки. Внутри, утопленные в пластике, лежали четыре металлических цилиндра. Чемоданчик этот был устроен так, что его можно было сбрасывать с десятого этажа — внутри не пострадал бы даже хрустальный бокал. Предосторожность нелишняя, если принять во внимание стоимость его содержимого.
— Ваше слово, — на ломаном немецком произнес Автоматчик, обнажив зубы в своей самой обворожительной улыбке. Улыбался он в исключительных случаях и не подозревал, что подобные гримасы лучше подошли бы не для деловых переговоров, а для съемок фильмов ужасов.
— Сначала проверка качества. — Немец, улыбнувшись, изрек фразу на ломаном русском, как бы выказывая уважение к партнеру.
_- Качество высшее. Российское — значит отличное. Поговорка.
— Доверяй, но проверяй. Поговорка, — улыбнулся немец.
Молодой человек из его свиты взял одну из ампул, открыл большой чемодан, заполненный аппаратурой, начал колдовать над ней.
— О’кей, — он сжал пальцы колечком, мол, все в порядке.
— Теперь деньги, — расплылся в еще более безрадостной улыбке Автоматчик.
— Вот.
На пол лег чемодан, набитый тугими пачками долларов. Фриц взял радиотелефон, нащелкал номер и произнес по-немецки:
— Тридцать восемь. Перевод.
Кодовая цифра и слова означали, что сделка состоялась.
Потом пришла очередь Автоматчика. Он набрал номер:
— Ну чего там? В поряде? Гуд бай, браток…
Миллион долларов лежал в чемодане. Еще восемь были переведены на счет в одном из банков в Дании. Девять миллионов долларов стоили ампулы в чемоданчике. А еще они стоили два десятка человеческих жизней — именно столько молодых здоровых людей было использовано для «переработки». Но их судьбы волновали дельцов в последнюю очередь.
— Приятно, что наше сотрудничество крепнет, — заявил немец.
— Обоюдно, — оскалился Автоматчик.
Ему стоило немалых трудов выйти на контакт с представителями самой законспирированной и серьезной европейской теневой промышленной группы, занимающейся «черной фармакологией».
— Препарат представляет для нас определенный интерес, и мы бы хотели получить следующую партию, — сказал немец. — Желательно на более щадящих условиях.
— Следующая партия? Не раньше чем через два-три месяца… — сказал Автоматчик.
— У вас серьезные трудности?
— Временные. И вполне преодолимые.
— Надо надеяться.
К Автоматчику подошел один из быков.
— Там какой-то бич шатается под окнами, — сказал он:
— Ну и что?
— Может, легаш? — предположил бык.
— Проверим? — спросил Автоматчик напрягшегося немца.
— Полиция? — покачал он головой. — Трудно поверить. Но — доверяй, но проверяй.
— Пословица, — улыбнулся Автоматчик.
Подозрительного бродягу затащили в склад и встряхнули, как, огородное пугало. Он был в таких потертых джинсах, которые не найдешь ни на какой барахолке, рубаха залита вином и кровью, а запах от него шел как из бочки с ромом.