Его травили, как дичь. Милиция и розыскники внутренних войск делом своим владели знатно, им не впервой было ловить беглого зека. Они знали повадки беглых, их маршруты, привычки. Но они плохо знали Мертвяка. Он шел самыми тяжелыми путями, выбирал дороги, по которым не ходил никто. Никто и не прошел бы, кроме него. Но даже невероятная сила и энергия не спасли его. Он погибал, обессиленный, с наспех перевязанной рукой, из которой выковырял автоматную пулю посланную ему напоследок конвойниками. Он понимал, что умирает.
И как судьбой предначертано было Глебу набрести на Лесовика, так черная судьба Мертвяка привела его к Мастеру.
Мертвяк не терял сознания. Он чувствовал, как чьи-то руки поднимают его, несут куда-то. Его внесли в теплое помещение, рядом потрескивал очаг, но огонь не мог согреть изможденное, обескровленное тело.
— Не выживет, Мастер, — слышал он чьи-то голоса в стороне.
— Выживет. Такие выживают.
Мертвяк действительно выжил. Встал на ноги. Раны заживали на нем как на собаке. Он был несколько озадачен видом того места, где он очутился. Слыша по утрам заунывные звуки мантр, видя медитирующих людей, он сперва решил, что попал к ненормальным вроде кришнаитов. Но жители обители ежедневно изнуряли себя многочасовыми тренировками. Мертвяк еще в своей прошлой образцово-показательной жизни перепробовал несколько видов спорта, без всякого труда стал кандидатом в мастера по классической борьбе, так что в единоборствах немного разбирался. Прикинул — обучали здесь чему-то вроде китайского у-шу. Главным, как он понял, тут был невысокий сухощавый кореец — когда он на тренировках, устраиваемых на просторном дворе, зажатом убогими деревянными постройками, шествовал мимо послушников, те подобострастно кланялись ему. Нерадивых он награждал болезненными ударами палки. Иногда сам демонстрировал выполнение наиболее сложных упражнений. Мертвяк, не особенно понимавший в у-шу, должен был признать, что получается у него красиво.
Мертвяк выздоравливал, любовался в узкое окошко своего жилища на тренировки, на сложные упражнения, больше похожие на танцы, на послушников, тупо колотящих кулаками и ногами по деревянным колодам. Все это вскоре ему наскучило. Но однажды он увидел спарринг — тренировочный бой. Двое в белых кимоно танцевали друг напротив друга, по мнению Мертвяка, совершая совершенно ненужные движения. Но схлестнулись они эффектно — молниеносные удары, жесткие блоки, а в конце один из них упал без сознания со сломанной рукой и лицом, превращенным в кровавое месиво. Это зрелище взбодрило Мертвяка.
Через месяц Мертвяк поправился, и его перевели в другое помещение — в длинный деревянный барак, в котором жили человек десять. Насколько он понял, это был своеобразный «трюм» — место обитания нижних чинов обители. С Мертвяком никто не пытался заговорить. Тот тоже не лез ни к кому. Да и между собой обитатели «трюма» особенно не общались. Мертвяк видел, что здесь царит страх. И что эти люди боятся распускать языки. Кроме того, у них не было и сил для этого. Они были измучены, на, лице и теле некоторых виднелись следы побоев.
В то первое в бараке утро Мертвяк проснулся от чувствительного тычка. Над его деревянным, прикрытым тонким матрасом ложем стоял коренастый крепыш, похожий на киргиза.
— Вставай! — прикрикнул он грубо. — Ты сегодня работаешь на огороде.
Еще один тычок бамбуковой палкой.
Мертвяк приподнялся, оглядел опустевший барак. И порекомендовал киргизу идти куда подальше.
— Не слушаешься? — удивленно произнес киргиз. И замахнулся палкой.
Палка — в одну сторону. Киргиз — в другую. Он что-то пробурчал, вскочил, принял низкую стойку, а потом с криком кинулся на Мертвяка. Мертвяк ринулся ему навстречу, ушел от одного удара, пропустил другой — по ребрам, не пробивший его мощные мышцы, перехватил киргиза за туловище, приподнял, перевернул и бросил на землю. Киргиз минуту пролежал без сознания, потом с трудом отполз и кинулся из барака. Через пару минут появился главный — тот самый кореец.
— Почему ты не выполняешь правила? — спокойно осведомился он.
— Я не принимал ваших правил, — сказал Мертвяк.
— Мы спасли тебе жизнь.
— И что теперь? Жопу вам лизать? — с вызовом произнес Мертвяк. У него было изумительное чутье на ситуацию, и он ощущал, что сейчас выбирает правильную линию поведения.
— Ты лишен благодарности, — кореец сделал жест, и двое телохранителей шагнули навстречу Мертвяку. Повторялась недавняя ситуация на зоне. Там пахан, здесь пахан — везет же.
Мертвяк отступил и принял расслабленную стойку. Черт с ними, с их крутизной. И не таких видали.
— Ты лишен и страха, — кивнул кореец и щелчком пальцев отозвал телохранителей. Я в тебе не ошибся. Но ты должен признавать силу.
Он шагнул к Мертвяку.
— На колени.
— Да пошел ты, обезьяна косоглазая! — взревел Мертвяк.
Он примерился, как бы врезать корейцу между глаз. На своей первой зоне — в колонии усиленного режима под Новосибирском — он схлестнулся с руководителем подпольной московской школы карате, слывшим чуть ли не самым крутым бойцом России. И отключил его в пять секунд. Так что сенсеев Мертвяк не боялся… А зря.
Мертвяк попытался достать противника, тот легко уклонился. И удар кулака прошел мимо. А потом Мертвяк увидел прямо перед своим носом пол.
— Сволочь косая, — прошептал он.
Кореец небрежно, одним ударом, выбил из Мертвяка сознание. Очнулся тот в тесной комнате, застеленной коврами. Вся она продувалась сквозняками и выглядела очень неуютно, но, похоже, хозяина устраивала вполне.
— Давай объяснимся. Это место — обитель «Черных погонщиков». Мы не религиозная секта. Мы те, кто хочет достичь единства духа и тела по заветам предков. Те, кто ценит силу и желает овладеть ею. Я — Мастер. Меня называют Бизоном. Это не кличка, а признание достижений в соответствующем стиле у-шу. Понятно?
— Не дурак, понимаю, — произнес Мертвяк, потирая шею, по которой пришелся удар.
— Я тут главный. Мне подчиняются здесь все. Ослушника я могу убить. Понятно?
— Феодализм какой-то.
— Мы не неволим людей. К нам приходят сами.
— Особенно я.
— Ты — беглый каторжанин. Тебя зовут Рауль Брызов. Я все знаю. У меня много друзей. Я хочу поговорить с тобой.
— Зачем?
— Чтобы понять, достоин ли ты жизни. А жизнь твоя сейчас висит на волоске.
Мертвяк поверил ему. Он доселе не встречал людей, способных отключить его с одного удара, не испытывая никаких эмоций.
Разговор длился несколько часов. Мастер умело выстраивал его, опутывая Мертвяка словами, как нитями. Невозможно было понять, зачем задается половина вопросов, но, похоже, Бизону были важны не столько ответы, сколько струнки души, которые он нащупывал за разговором. Бизон остался доволен.
— Хорошо. У тебя два выхода. Ты можешь уйти и жить, как тебе вздумается, преумножая зло. Такие существа время от времени встречаются, вспыхивают болидом и уходят, оставив за собой дымный след… Но ты способен на большее. Ты можешь остаться у нас, не пожалеешь. Только мы, «погонщики», можем показать тебе настоящее неистовство силы.
— О чем речь?
— О том, чтобы преумножить скрытые в тебе возможности.
— За что такие подарки? — саркастически усмехнулся Мертвяк.
— Такие, как ты, — большая редкость. Вылепить из такой хорошей глины скульптуру — мечта Мастера.
— С трудом верится, — покачал головой Мертвяк.
И остался.
Так в двадцать девять лет Мертвяк стал учеником в обители «Черных погонщиков».
Как Бизону удавалось содержать такое заведение при советском строе, где от «государева ока», казалось, ничего не может скрыться? Трудно сказать. Скорее всего благодаря отдаленности, сокрытости обители. И еще каким-то темным связям с власть имущими. В школе обучались люди самых разных национальностей — буряты, монголы, русские, даже два болгарина из Софии. Они добровольно отдавали свою жизнь в руки Мастера. Никого не интересовало, зачем им сила. Но они сильно нуждались в ней, ибо рисковали ради нее слишком многим.
Порядки в обители были такие же, как и во всех классических восточных школах рукопашного боя. Строгая иерархия: младший ученик, ученик, старший ученик, Мастер. Обучение сопровождалось тяжелыми физическими испытаниями, издевательствами старших над младшими, избиениями, жестокими спаррингами, которые, как мыслилось, оттачивают характер, приучают человека терпеть боль и невзгоды, делают его крепким как кремень, а также внушают уважение к учителям. Только у «погонщиков», самой темной и самой жестокой школы на Востоке, все это было намного жестче — надо было не только преодолеть себя, но и выжить, что удавалось далеко не каждому.
Впрочем, унижать Мертвяка не отваживался никто, после того как он изувечил поставленного над группой новобранцев ученика. Ученик был одним из самых способных бойцов школы. Глядя на него, изуродованного, окровавленного, Мастер кивнул — «неплохо» — и после этого приказал оставить Мертвяка в покое.
Мертвяк прилежно выполнял свои обязанности, участвовал в хозработах, присматривал за огородом. Как и другие члены общины, работы руками он никогда не боялся и не считал за унижение. Даже на зоне исправно работал бензопилой или на фрезерном станке. Он тренировался до третьего пота. Но помыкать им больше никто не пытался. Даже Мастер смотрел на него как на прирученного тигра, который заслуживает иного, чем к другим, отношения. Характер Мертвяка не нужно было ломать, воля его не нуждалась в закалке. Он с детства обладал теми качествами, которые необходимы «погонщику».
Год тянулся за годом. Мертвяк оттачивал искусство воина. И наматывал на ус то, что говорил Бизон.
— Четыре основополагающих принципа воина в классической китайской традиции. Мягкость, естественность, метаморфозы — да, — твердил Бизон. — Но четвертый принцип — недеяние — это блажь ленивых мудрецов Древности, Сила — в действии. Сила человека проявляется в соотношении с силой других людей. Она в подавлении других. Сила одного возвышается за счет слабости других. Люди — лишь ступеньки, по которым избранный поднимается к вершинам силы…