Мертвые бродят в песках — страница 119 из 124

«ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ БОМБА» ОБНАРУЖЕНА УЧЕНЫМ В ОСАКСКОМ заливе, на берегу которого стоит крупный индустриальный центр страны – город Осака. Как показывают результаты исследования, ядовитые соединения, сброшенные более 15 лет назад в залив и осевшие на дне, не только не разложились за прошедшие годы, а, наоборот, с еще большей силой начали убивать все живое. В результате в заливе совсем пропали многие виды моллюсков, существует также опасность заражения морских растений и рыб.

В 05 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ, в Якутии, произведен подземный ядерный взрыв мощностью до 20 килотонн. Указанный взрыв произведен в интересах народного хозяйства.

ВСЕМИРНЫЙ ДЕНЬ БОРЬБЫ СО СПИДОМ ПРОВОДИТСЯ ПО РЕШЕНИЮ Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). В этом году он проходит под лозунгом «Молодежь и СПИД». По оценкам экспертов ВОЗ только в нынешнем десятилетии около 600 тысяч человек заболели СПИдом и 5 миллионов оказались поражены его вирусом.

ЗАЩИТИТЬ НАСЕЛЕНИЕ ОТ АМНИСТИРОВАННЫХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ, которые своими действиями создают угрозу общественному порядку, здоровью, жизни и личному имуществу граждан, призвал президент ЧССР В. Гавел министра внутренних дел страны.

СВОБОДНОЕ РУМЫНСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ СООБЩИЛО ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ, что состоялся суд по делу Н. Чаушеску и Е. Чаушеску. Им предъявлены обвинения в геноциде, жертвами которого стали более 60 тысяч человек; подрыве государственной власти путем вооруженных акций против народа; подрыве национальной экономики; попытке бегства из страны с использованием средств, хранящихся в иностранных банках, на общую сумму более 1 миллиарда долларов.

В 7 ЧАСОВ 01 МИНУТУ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ В СОВЕТСКОМ Союзе на полигоне в районе Семипалатинска произведен подземный ядерный взрыв, мощностью до 20 килотонн.

ЭРИХ ХОНЕККЕР ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ ИЗ-ПОД СТРАЖИ ОБНАРУЖИЛ, что ему негде жить. Хонеккеров поселил у себя пастор евангелистской церкви Уве Хольмер, работник известного в стране Хоффунг-сталь-центра для психически больных, престарелых и алкоголиков.

Вместе с тем газетных страниц гремели съездовские речи – многие говорили и о бедственном положении Синеморья.

Но не трогали уже эти речи Насыра. Где они были раньше, негодующие ораторы? Теперь все! Теперь море погублено.

Вчера он пытался выйти из дому, чтобы проведать несчастных Нурдаулета и Кызбалу. Еле открыл заметенную песком дверь. Сделал шаг за порог, его чуть не свалило ветром. Пришлось вернуться. «Пришел, видать, конец света», – подумал Насыр. Между тем в ауле горели заброшенные дома и сараи. Огонь, видно, принесло из песков, где он хозяйничал уже второй день: горела сухая трава в долинах между Сырдарьей и Амударьей, горел сухой кустарник и тальники…

Видя, что молитвами делу не помочь, Насыр перестал молиться. А когда Бериш напомнил ему о времени молитвы, сделал вид, что не слышит внука.

– Как там Кызбала с Нурдаулетом? – все вздыхал Насыр. – Хоть бы живы остались… Сидим тут как в норе…

И дальше мысли Насыра текли уже в знакомом направлении. В который уже раз за последние годы он убеждался: если природа разгневается – плевать ей на человека! Для нее он словно мышь. И никакой тут Бог не поможет, никакая молитва: Бог тоже теперь враждует с человеком. Вместе с природой мстит он сейчас человеку за все его прегрешения…

В эти дни он стал особенно тосковать по Корлан. Как знать, может быть, предчувствовало его сердце, что Корлан уже нет в живых. Будь сейчас она рядом, она бы придумала, как вызволить из беды Нурдаулета и Кызбалу, будь она рядом, не чувствовал бы он сейчас себя таким беспомощным, жалким.

В эти дни в раздумьях о Корлан его посетило глубокое чувство тайны. Теперь, на исходе жизни, он не мог понять, кем была для него Корлан – вернее, теперь она значила для него так много, что спроси у него сейчас, что в отдельности без него Корлан и что в отдельности он без нее, Насыр бы не ответил. Да, эта глубокая тайна бытия двух существ приходит к старикам только у самой могилы. И вовсе не для отгадывания приходит она – нет! Она приходит для того, чтобы повергнуть сердца двух человеческих существ в священный трепет, который сродни какому-то озарению. Она приходит для того, чтобы два бедных человеческих существа, взявшись за руки, трогательно двинулись в последний – самый последний – земной путь, тронутые этим божественным озарением, этим золотым, мягким светом.

– Дедушка! – Взволнованный Бериш поднял голову от газеты. – Чаушеску расстреляли!

– Кто это такой – Чаушеску?

– Румынский президент!..

– Ну-ка читай!

– «За тяжкие преступления, совершенные против народа и государства, Н. Чаушеску и Е. Чаушеску приговорены к смертной казни. Приговор приведен в исполнение».

«Забросил я совсем газеты… – укорил себя Насыр. – А в мире вон что делается… Знаю я эти страны: Румынию, Чехословакию… Через них лежал путь к Берлину».

– Дедушка, что теперь – конец социализму в Румынии?

– Может, и конец, кто знает? Плохой, наверно, был у них президент – вроде наших воров и хапуг. А люди не могут это терпеть – люди хотят честности и справедливости, не хотят, чтобы держали их, как зверей, как скот. Подумай сам, в социализме мы будем жить или в коммунизме, но не потерпит народ, чтобы грабили государство, грабили нас – простых людей…

– Мы при социализме все простые люди… – ответил неуверенно Бериш, даже не понимая, возражает ли он деду или соглашается с ним. Насыр ничего не ответил, лишь усмехнулся:

– Простые люди…

– Дедушка, а будет жизнь на земле после светопреставления.

– Конечно, куда ж она денется? Жизнь не кончается никогда.

– А правда, что есть дух?

– И дух есть, это точно. Ты Откельды помнишь? Его дед и отец были святыми людьми. Откельды часто разговаривал с душами умерших людей вызывал их.

– А вы можете вызывать?

– Когда я говорю с Богом – видится мне что-то. Сначала туман перед глазами – потом возникает видные. Это он тогда послал нам дождь. Помнишь, лил сорок дней подряд?

– А почему, дедушка, вы теперь не молитесь?

– Не помогает Аллах нам теперь. Сильно он обиделся на человека. Все мы тут побратались с шайтанами – не может этого он простить нам. Вот и живет теперь человек без помощи божьей. А ведь завещал он нам что?

– Он сказал: плодитесь и размножайтесь!

Насыр поправил:

– Эй, люди! Я сотворил вас и благословляю вас! Плодитесь и размножайтесь, пусть потомство ваше займет всю земную твердь, и будете вы хозяевами рыб в воде, птиц в воздухе, всходов земных, да будут вам подвластны все сокровища недр ее! Вот так сказал Аллах. А как исполнил его желание человек?

Бериш был рад, что дед, в эти дни замкнувшийся в себе, наконец, заговорил. Боясь, что нить разговора прервется, он торопливо спросил:

– Ну и как он исполнил?

– Плохо он исполнил; ничего он совсем не исполнил. Как был дикарем, так и остался. Начиная с самого каменного века, люди только и занимались тем, что истребляли друг друга в бесконечных войнах. Если все удобства человеческой жизни в ненависти друг к другу, то зачем нам жить? Для чего такая жизнь? Теперь они взялись травить землю и небо, поганить моря. Оста лось последнее: уничтожить друг друга окончательно. – Насыр почесал бритую голову. – Обижен я на человека. Но и на Бога обижен! – Насыр сказал это с дерзостью, вскинув сердитые глаза к небу. – И с чего это Бог вздумал оставить человека на произвол судьбы? Видит же – неразумен человек, иногда просто глуп… Так помоги ему! Чего же отворачивается? Это по-божески?

Так сказал старый рыбак, потом сходил в чулан, принес четыре доски, кучу болтов и еще каких-то железяк. Все это он раздобыл-таки, наведавшись в кузницу на днях, до начала бури. Теперь он решил заняться новой тележкой для Нурдаулета: удобной, ходкой. С потолка по-прежнему сыпался песок, но Насыр стругал и прилаживал колеса, не обращая на это никакого внимания.

К ночи ветер – и без того свирепый – усилился. С дома Кызбалы уже давно сорвало крышу – в первый день. Сама она с того же дня прибаливала, не вставала с постели. Все хлопоты по дому теперь достались Нурдаулету. Три раза в день он кипятил чай, варил рис. С великим трудом ему удавалось накормить Кызбалу. Нурдаулет тут изощрялся, как мог. Но не только поэтому трудно было Нурдаулету. Кызбала всю жизнь питалась скудно, а тут и вовсе отказывалась, есть, пила только чай. Однако и этому рад был калека Нурдаулет. Культяпками он подносил пиалу к ее губам, терпелиов поил ее чаем. Немудреные, казалось, были эти занятия – растопить печь, вскипятить воду, промыть рис и все прочее, но Нурдаулет все делал медленно, так что заботы эти выстраивались друг за другом плотной чередой. Одно поспевало к другому, и не было ему даже минуты отдыха. С другой стороны, эта домашняя жизнь наполняла его убогое существование хоть каким-то смыслом, а сознание того, что теперь он нужен Кызбале – пусть даже в малом, – грело его сердце. К вечеру, вконец умаявшись, он валился на одеяла, что были расстелены возле кровати Кызбалы, засыпал крепким сном. И засыпал он, и просыпался под вой ветра. Круглые сутки стены их старенького дома дрожали, трещали потолочные балки, и казалось, что дом вот-вот рухнет. Нурдаулет, открыв глаза после сна, в слабом свете керосиновой лампы часто теперь всматривался в лицо жены. Порой он не мог различить: спит она или просто лежит, прикрыв глаза. Дорого бы он дал, чтобы узнать, о чем она думает, если не спит. Нет, никогда ему не узнать этого…

За день до того, как Нурдаулет должен был отправиться на фронт, они всю ночь бродили по берегу моря. Не рассказать, как крепко обнимал Нурдаулет свою жену – тонкую, черноволосую; не перечесть поцелуев, которыми она отвечала ему, любимому. Тогда-то и сказала молоденькая учительница, потупя взор:

«Hyp, у нас будет ребенок…» Нурдаулет шептал ей: «Да-да, любимая, так оно и должно быть… Как же мы без детей? Вернусь, обязательно справим той – самый большой, со скачками! Ты только дождись меня, слышишь, Кызбала!» – «А ты береги себя…» – «Береги ребенка нашего». – «За нас не беспокойся. Ничего со мной не случится…»