«Да, – ответила Карашаш, – я звала тебя. Я видела, как ты вскочил. Я видела костер… огонь…»
«Неужели это правда, драгоценная моя?!»
«Да», – просто ответила Карашаш.
«Вечером, когда колонна заключенных возвращалось в барак, мой друг тувинец сказал мне: Акбалак не смотри так долго на огонь, ты можешь умереть от «тоски». С тех пор я перестал смотреть в огонь. Но не потому, что испугался смерти от тоски, нет…»
«Ты боялся за меня», – сказала Карашаш.
«Да, – ответил Акбалак. – Я стал бояться за тебя, Видно, мы с тобой из того поколения, которому не дано было познать счастье… Ты спрашиваешь про Алмагуль. Если ей дано будет познать счастье, то и мы с тобой хоть немножко, но будем счастливы ее счастьем. Так же мы с тобой будем радоваться успехам Шортанбая – внука нашего. Да только сомневаюсь я, что они будут счастливы. Худые, тягостные времена настали, Карашаш. И печаль, наверно, не обойдет их стороной…»
«Мне пора», – сказала между тем Карашаш.
«Побудь со мной еще немного», – взмолился Акбалак.
«Прощай, прощай…» – слабым движением губ прошелестела Карашаш.
Ее лицо стало растворяться, Акбалак, протягивая руки, вскрикнул: «Карашаш! Карашаш!»Но руки его уперлись в Насыра.
Насыр лишь вздрогнул, но не проснулся. Он тоже что-то стал бормотать в ответ. Беспокоен, тревожен был сон двух стариков Синеморья…
– Ну и как тебе Одесса, Шортанбай? – спросил Игорь. – Как учеба?
– Привыкаю, – ответил Шортанбай, отмахиваясь от комаров. – Следующим летом поедем в загранку, на практику…
– А по Черному морю плаваете? – спросила Лена.
– Ребята с четвертого курса даже в океан выходят на практику…
– Значить, поедете к старику Сантьяго?
– Кто это такой – Сантьяго?
– Ба, в таком случае он тебе отец! – Лена тоже улыбнулась и положила голову на плечо Игоря.
– Я бы гордился таким отцом, – сказал Игорь.
Шортанбай не мог понять скрытого смысла их разговора и лишь удивленно переводил глаза с Лены на Игоря.
Славиков подкинул в костер дров, спросил его:
– Читал ты когда-нибудь такую фразу: «Старику снились львы»?
– Сейчас молодежь не читает, – вмешалась Лена – Они ничего не знают, и знать не хотят, кроме своего тяжелого рока. Так Шортанбай?
– Старику львы?.. Это Хемингуэй. «Старик и море».
– Ты смотри, в точку попал, – обрадовался Сережа. – А вот наш Самат Саматович недавно отчебучил…
– Подожди, я покажу! – Лена вскочила, встала в позу и заговорила, видимо подражая Самату Саматовичу: – Я человек дела, человек плана. Какой толк от приснившегося льва? Ох уж эти писатели, совсем они разболтались, как я погляжу. Повторить бы им тридцать седьмой год, чтоб знали, на каком свете живут… «Старику снились львы» – надо же! По-моему, полнейшая чушь! Какой смысл заключен в этой фразе?
Все громко рассмеялись удачной пародии, а Игорь приложил палец к губам, призывая к тишине.
– Спят старики, сильно устали… – успокоил всех Шортанбай. – Интересно, а что снится вашему Самату Саматовичу? Думаю, только его кресло да план…
Сергей подмигнул Лене:
– Молодежь-то у нас сообразительная, а ты – «тяжелый рок»…– Значит, нашей молодежи ура! Ну, как плечо?
– Ноет чуть-чуть. – Шортанбай отмахнулся от вопроса и воскликнул, испытующе глядя на Сергея и Лену: – «О человек, не усни у штурвала!»
– Ну-ка задумайте, молодые ученые! – Игорь одобрительно посмотрел на Шортанбая.
Лена стала сосредоточенно хмуриться.
– Томас Билл. «История кита».
– Нет, кажется, это не Билл. Скорсби? – Сергей вопросительно посмотрел на Шортанбая. – Это из художественной литературы?
– Конечно, из художественной. Из научной книги вам вовек не отгадать, – стал подтрунивать Игорь над своими сотрудниками.
– А вы, Игорь Матвеевич, не будете участвовать в нашей игре? – спросила Лена.
– Он будет судьей, – ответил Шортанбай.
– Дарвин. «Путешествие натуралиста».
– Сережа, запомни, – предупредил Игорь. – Дарвин не писал художественных книг.
– Купер. «Лоцман»! – Лена, сияя, смотрела на Шортанбая, но тот отрицательно помотал головой.
– Близко, – подзадоривал их Игорь.
– Монтгомери. «Перед концом света»!
– Лена, ты все кружишь в девятнадцатом веке. А может, это из двадцатого? Так, Шортанбай?
– Нет, девятнадцатый, – засмеялся Шортанбай.
– Причем американский континент, – добавил Игорь. – Какую еще подсказку вам нужно?
– Приходится констатировать, что ваши научные работники мало читают художественную литературу…
– Чарльз Лэмб. «Победа Кита»!
– Может, это из Хемингуэя?
– Слушайте:
Вот уж снова
К смертельной схватке все готовы,
И яростный Ронмонд занес над головой
Гарпун зазубренный и меткий свой…
– Фолкнер. «Гибель корабля».
– Мне стыдно за вас, мои дорогие МНС. Расширим цитату: «О Боги! Человек, не смотри подолгу на огонь! Не усни за штурвалом, о человек!»
– Вспомнила, Игорь Матвеевич! – Лена вскочила и радостно захлопала в ладоши. – «Моби Дик»!
– Молодец! Я-то думал, это уж безнадежно, – похвалил ее Игорь.
– Ура нашей молодежи, – довольно-таки иронично повторил Шортанбай.
Между тем в небе показалась луна – она только начала подниматься.
– Мы совсем забыли о рыбе, – всполошилась Лена. – Может, она уже готова?
– Еще нет, – успокоил ее Игорь. – Почисть картошки.… А вот стариков пора будить.
Лицо Шортанбая стало сосредоточенным, и он спросил:
– Игорь Матвеевич, что будет с нашим морем, с нашим побережьем? Как настроены ученые? Что они предполагают сделать? Обидно: у нас есть свое море, а практику будем проходить на Каспие.
– Да, придется вам поскитаться, ребята. Сколько вас учится в Одессе?
– Пять человек. Если б я знал, что положение будет такое безнадежное, я бы еще подумал, поступать или нет мне в училище. Кахарман-ага нас тогда с агитировал…
– Он не желал вам зла, поверьте, – ответил печально Игорь. – Знания тебе в любом случае не помешают. – Он помолчал. – На сегодняшний день судьба Синеморья безнадежна, не буду этого скрывать. Нам должна помочь перестройка. После возвращения Болата поеду в Москву. Нужно подключать прессу, радио, телевидение.
Насыр проснулся от голоса Лены – в ту минуту, когда она вскочила и, угадав название книги, захлопала в ладоши. Он прислушался к дыханию Акбалака. Сон жырау был ровным, дышал он спокойно. Кряхтя, Насыр принялся вылезать из палатки. Увидев диск вокруг полной луны, подумал, что к утру должен быть туман. Нелегко придется Акбалаку, если они завтра не смогут вернуться в Шумген. Игорь и Шортанбай продолжали разговор вполголоса. Насыр подошел к молодежи. На него дохнуло жаром костра, и только теперь он почувствовал, что немного продрог.
– Как отдохнули, Насыр-ага? – улыбнулся ему Игорь.
– Ничего, спасибо за заботу…
– Путь неблизкий, сильно, наверно, устали.
Насыр помрачнел:
– Чайки-то какие, скажи! Чайка, конечно, птица хищная, но впервые вижу, как нападает она на человека… Да уж нечего теперь обижаться – люди, видимо, вполне заслужили такое с собой обращение…
– Дедушку будить, Насыр-ага? – поднялся Шортанбай.
– Не надо, проснется сам. У стариков сон короткий. Приготовь ему у этого дерева местечко помягче, чтобы он мог прислониться…
– Может, ему ужин в палатку отнести – зачем зря беспокоить пожилого человека?
– Акбалак в одиночестве ужинать не станет, – улыбнулся Насыр. – Это не в его правилах.
Игорь вместе с Шортанбаем приняли сооружать удобное сиденье для Акбалака.
– Ты говорил, – обратился Насыр к Игорю, – что виделся с Кахарманом на Балхаше…
– Да. Выглядит он хорошо, а вот настроение у него, мягко говоря, неважнецкое…
– Что, сник совсем?
– Совсем? Нет, Кахарман не из таких людей – он человек сильный. Работа у него неплохая, да и жена Айтуган – просто находка для него.
– Да, невестка у меня золотая. Моя старуха читает ее письма – счастливыми слезами обливается. Айтуган умеет скрыть недостатки мужа и подчеркнуть достоинства… – Насыр помолчал и совсем другим тоном сказал: – Ходят слухи, что Кахарман в последнее время стал много пить. Икор, не скрывай от меня ничего – я не старушка, которую надо щадить.
Славиков растерялся, резкий вопрос Насыра поставил его в тупик.
– Правду говорить тяжело, Насыр-ага. Я могу сказать, да, Кахарман пьет. Но разве это точная, правда? Надо ведь обязательно назвать причины… А причины – в обществе, государстве. Как можно уважать порядки, обрекшие на гибель Синеморье? Вот и пьют люди… Кто сейчас не пьет? И я пью. Как можно выжить неравнодушному человеку, если не пить. А вопрос, кто меньше – кто больше пьет, это другой вопрос. Кахарман не пропьет ни ум свой, ни душу, не волнуйтесь, Насыр-ага.
– Если бы нашлась на Колыме бочка с вином – я б, наверно, утонул в ней не протрезвев! – послышался за их спинами голос Акбалака.
– Иди помоги встать деду, – велел Насыр Шортанбаю. Шортанбай все-таки спросил в палатке:
– Дедушка, может, ужин сюда принести?
– Вы за кого меня принимаете? Никогда не ел в стороне от людей – я еще себя уважаю. – Акбалак и Шортанбай стали приближаться к костру. – Хочу посидеть с Игорем и Насыром. – Он сел на приготовленное место. – Какая уж еда, вода и та с трудом лезет…
Он попил свежего бульона, потом прислонился спиной к дереву. Наступало время ночной охоты. Недалеко несколько раз ухнул филин, пролетали совы, бесшумно размахивая крыльями.
Игорь вгляделся в лицо Акбалака. Старик был недвижен – некогда жилистый, могучий, красивый, он теперь весь иссох, стал ниже ростом. А как он пел когда-то! Отец часто говорил, что голос Акбалака уникален, что такого певца у казахов больше нет – он последний певец степи. Слушай почаще казахские песни, говорил отец, – и ты быстро научишься казахскому. Собираясь на остров Корым, Игорь прихватил с собой портативный магнитофон, на который когда-то отец записывал пение Акбалака. Акбалак и тогда уже был в преклонном возрасте, но и в те времена его песни были особенно хороши. В них таилась глубокая философская мысль пожившего человека, царила гармония. Сам профессор мог слушать Акбалака бесконечно. Иногда он думал, что, может быть, именно из-за этих песен он полюбил Синеморье и Каспий на всю свою жизнь. Возглавляя отделение Института географии СССР, Славиков частенько снаряжал экспедиции для изучения фауны и флоры озер и морей по всей территории страны. Но сам каждое лето отправлялся на берега Каспия и Синеморья, где и жил обычно до глубокой осени. И хотя сейчас отец серьезно болен и перестал приезжать в эти края, но в каждом письме он настойчиво просил сына прислать сведения о работе синеморской лаборатории, что и делал Игорь – регулярн